Третья концепция равновесия

Тут Крюгер дернул за веревочку, материя взлетела вверх и заиндивевшему взору Отбывателей предстали две могучие фигуры.

— Глянь-ка, это же я! Шеф, смотри, а это кажись ты.

— Я это я и здесь. Выруби ты ее, Кеша, иначе примерзнем, — Фомич ясно понимал, что последние капли тепла покидают его скукоженное тело.

Лукреций пополз к цилиндру, неловко волоча промежуточные и, с трудом дотянувшись верхними, отжал педаль. В самое время. Атмосфера смерзалась и тяжелыми ватными хлопьями опадала на пол сегмента. Лохматые в углу уже давно не выказывали признаков жизнедеятельности. Цилиндр сжался в размерах, и струя обогрева вернулась в фокус воспламенения.

По мере потепления в сегменте, на физиономиях Лукреция и Фомича обозначилось чувство удивления, которое у Лукреция постепенно перешло в ярость, а у Фомича — в светлую грусть. Лукреция распирало от переполнявших его грубых слов.

— Нет! Я даже ругаться не буду! — твердо сказал он.

— И правильно, — одобрил Фомич.

— Так мы теперь герои или как? — повернулся к нему Лукреций.

— Да вроде бы так.

— Основно-о-ой! — в теплеющей атмосфере Вызов прозвучал немного сипло. Тень Основного появилась чуть в стороне.

— Ну.

— Видал?

— Ну и что?

— Как что? Мы теперь герои. Валенки сюда и немедленно!

— А еще чего прикажете? — с издевкой в голосе спросила тень.

— И вообще, как это на наше положение влияет?

— А никак.

— То есть?

— Это вы Там герои. а Здесь вы Отбыватели.

— И что — никаких пересечений?

— А зачем? И более того…

— Нет, более того — не надо!

Лукреций поводил взглядом по луже и, что-то надумав спросил:

— Основной, а долго нам еще отбывать-то? В Решении Консилиума сказано — срок не ограничен.

— То есть как это — долго? — удивилась тень. — На все ваша воля. Хотите, так хоть сейчас, а нет — мы не торопим.

— Ну, а ежели, к примеру, хотим?

— На здоровье. Грубо нарушайте Внутренний Устав — и адью. Только попрошу без членовредительства.

— Не шебуршись, Кеша, — Фомич мягко толкнул плечом Лукреция. — Он имеет в виду Мнимую Реальность, может даже ждет, стервец, что мы клюнем, как Цыц.

— Чего, не шебуршись? Ну-ка поясни, — повелительно обратился к тени Лукреций.

— Внутренний Устав хорошо помнишь?

— Так наизусть.

— А учил?

— Да нет, вроде, — удивился Лукреций.

— В момент Прибытия в Отстой, — монотонно затянул Основной, — производится изменение личности Отбывателя на нейронно-молекулярном уровне. Изменение заключается в необходимости следовать Внутреннему Уставу под угрозой разрушения целостности объективации, каковая угроза и именуется объективационной ответственностью. Последняя может быть временно отсрочена путем нарушения физической целостности Отбывателя. Все ясно?

— Нет, — чистосердечно признался Лукреций.

— Тогда вот у него поинтересуйся, — тень колыхнулась в сторону Фомича. — Он много чего знает, вот пусть и пояснит. А мне недосуг. Служба, видишь ли.

И тень растаяла. Воцарилось угрюмое раздумье.

Глава 2

Смеркалось. Тропический ураган уже сбавил обороты и перестал реветь над готовившейся ко сну равниной. Говорящие Скалы затянули Колыбельный Мотив Краеугольных. В Отстое тоже немного попритихло. Яркие краски свода сменились теплыми пастельными тонами. Отбыватели разбрелись по своим ячейкам и занялись традиционными вечерними хлопотами. Атмосфера наполнилась тихим скрипом и шелестом.

Тихо спорят в сердце ласковом, Умирающем моем Наступающие сумерки С догорающим лучом.

Кстати о спорах.

— Фомич, чего ты боишься в жизни? — спросил Лукреций, начав обычную вечернюю беседу.

— Боюсь, как бы меня не раздавила тяжесть бытия.

— Ну а все-таки?

— Боюсь, что вот проснусь, а мира уже нет.

— Но все-таки?

— Честно? Я боюсь, что придется жить вечно.

— A что в этом плохого?

— Проблема качественного перехода. Умру я, к примеру, и стану какой-нибудь галактикой. Или галактика станет мною… Хорошо.

Помолчали…

— Слышь, Фомич, а как же Крюгер до Верховного добрался? — озвучил Лукреций терзавшую его мысль. — И причем здесь мы?

— Видишь ли, Кеша, — раздумчиво начал Фомич. — Всю картину я только сейчас осознал до конца. Вообще говоря, такой оборот дел довольно стандартен.

— Поконкретней?

— Крюгер, он, стервец, по нашим трупам прошелся. Но не в этом дело. Ты не знаешь, а я поясню. План Окраснения помнишь? А Радиогалактику У? Ах, да, ты знать не мог. Так вот, я той роковой ночью подсчитал, что Окраснение, будучи осуществлено в полном объеме, грозит разрушением причинно-временной схемы Галактики. Не говоря о том, что это Окраснение вообще идиотизм. В общем, бытие нас бы вычеркнуло из своих списков безвозвратно. И не далее, как той же ночью. Радиогалактика, она, понимаешь, разумная и к тому же любопытная, но оперирует не в Пространстве, а во Времени.

— А меня это как-то касается?

— Да почти никак, похоже, если не учитывать твоего нынешнего положения. Но слушай дальше.

Радиогалактика положила глаз на нашу Галактику. И вступила в контакт. Наша-то тоже разумная, но, понимаешь, весьма специфически, через разум своих обитателей и вообще через все, что в ней есть. Понимаешь, Кеша, мы с тобой сейчас здесь рассуждаем, а между тем мы в этот же самый момент суть атомы сознания Галактики, из которых она создает новые или прежние мысли. Мы — слова книги; а написанное в книге не имеет смысла само по себе, смысл возникает в сознании того, кто писал или же кто читает.

— Это-то понятно, а мы как во всем этом?

— Что значит — как? Как слова в книге, ключевые слова! И вот — все бы было хорошо, если бы не языческие игры нашего Управления. Окраснения, Облунивания привели к большому высвобождению энергии. Ситуация сложилась такая: или вмешательство Радиогалактики нас всех разрушит из-за этого избытка энергии или этот избыток куда-то очень быстро… испарится, что ли.

— Куда ж ему испаряться-то? Это ж не аммиачная лужа.

— И я о том же. Только вот не уверен — сам ты до Белого Сверхгиганта додумался, или кто подтолкнул тебя, но начало было очень неплохое. А уж потом и Радиогалактика постаралась.