Третья правда

— Почему ты рассказываешь мне это?

С каждой секундой в голосе Кристины де ля Малейн слышалось все больше и больше отчаяния.

— Хочу предотвратить очередное убийство. Пришло время остановить это безумное кровопролитие.

— Почему ты не скажешь об этом Люко вместо того, чтобы устраивать аварии и спать с его врагами?

— Я не хочу больше его видеть. Можешь передать ему, что я никогда не хочу его видеть.

— Ты не любишь его?

— Нет.

— О, Господи, — заорал он в трубку, — что же тогда происходит?

— Надеюсь, ты никогда этого не узнаешь, — мрачно ответила Кристина де ля Малейн. — У тебя есть, на чем писать?

— Да.

— Тогда записывай. Йохан Сиранкевич живет по адресу: дом 75, улица Чаутемпс, это на Монмартре. Он живет один в двухэтажном доме.

— Ну и что дальше?

— Жан-Марк собирается убить Сиранкевича сегодня ночью. Ты можешь спасти его, если поспешишь.

— Ладно.

— Джефф?

— Да.

— Будь осторожен, я тебя умоляю. Он вооружен.

Саундерс повесил трубку.

* * *

Джефф вышел из такси на перекрестке, примерно в сотне ярдов от дома 75 и посмотрел на часы. Водитель сдержал слово. Доехать от «Ля Бурже» до Монмартра за двадцать минут — настоящий подвиг.

Саундерс медленно двинулся по улице, стараясь держаться в тени домов. Сиранкевич жил в высоком узком доме из серого камня, который напомнил ему Амстердам с его старинными узкими домиками. Джефф в последний раз посмотрел по сторонам. Улица была темна и пустынна. Он внимательно оглядел дом и увидел слабый свет, пробивающийся из-за закрытых шторами окон на втором этаже.

Джефф Саундерс легко открыл отмычкой дверь и оказался в темной прихожей. Не дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте, медленно пошел вперед и чуть не врезался в стоящий у правой стены комод. Он обогнул препятствие и осторожно двинулся дальше. Наконец его рука коснулась перил лестницы. Джефф пошел на цыпочках наверх, умоляя Бога, чтобы старые деревянные ступеньки не заскрипели под его весом. На втором этаже остановился в темном коридоре и прислушался. Инстинкт подсказал, где находится дверь. Он медленно повернул ручку и, затаив дыхание, осторожно открыл. Джефф очутился в огромной спальне с незастеленной кроватью. Увидев, что в комнате никого нет, вернулся в коридор и закрыл за собой дверь.

Молча двинулся к следующей двери. Она была слегка приоткрыта, через щель пробивалась узкая полоска желтого света. Джефф Саундерс снова затаил дыхание и медленно толкнул дверь. Она бесшумно открылась на хорошо смазанных петлях, и его взору открылась удивительная картина.

Он стоял на пороге огромного кабинета, вдоль стен которого тянулись старинные шкафы со стеклянными дверцами. Из шкафов блестящими невидящими глазами смотрели сотни чучел животных, птиц и ящериц. Повсюду, до самого потолка, висели книжные полки. А над красивым мраморным камином между старинными испанскими пиками красовалась большая голова льва. Окна были закрыты кроваво-красными бархатными шторами.

Дальний конец комнаты был погружен в полумрак. На огромном секретере эпохи Людовика XVI из красного дерева горела медная лампа. Поверхность для письма закрывала тисненая черная кожа, прибитая блестящими медными гвоздями. Рядом с пепельницей в форме черепа на секретере лежала голова, плечи и две длинные белые руки. Из маленькой дырочки посреди широкого лба сочилась тоненькая струйка крови. Маленькая лужица крови уже засохла на черной коже рядом с лампой.

Скорее всего хозяина застрелили, когда он сидел за секретером. Наверное, пуля вошла в голову. Он дернулся вверх и упал на стол. Смерть наступила мгновенно. Джефф разглядел на трупе черное шелковое кимоно.

Саундерс осторожно вошел в комнату, сделал два шага и услышал тихий звук. Почувствовав за спиной движение, начал поворачиваться, но было уже поздно. Что-то твердое ударило его по затылку, и перед глазами вспыхнула ослепительная боль.

* * *

Джеффа Саундерса разбудил звон далеких церковных колоколов, пробивших полночь. Он был привязан к старинному испанскому стулу с высокой спинкой. Тонкая нейлоновая веревка больно впилась в кожу. Джефф попытался пошевелиться, но у него ничего не получилось.

Раздался едва слышный звук. Краешком глаза Саундерс попытался увидеть, откуда он раздался. Перед ним, как и раньше, на секретере лежал мертвый человек.

За спиной послышались тихие шаги. Худощавый человек с опущенными плечами подошел к секретеру и повернулся. Перед Джеффом стоял Жан-Марк Люко с взлохмаченными волосами. Люко был во всем черном, на бледном лице темнела щетина. В вяло повисшей руке он держал «люгер».

— Вы знаете, кто я, — проговорил Люко едва слышным голосом, не обращая никакого внимания на труп Сиранкевича. — И я знаю, кто вы.

Саундерс молчал.

— Я не стал засовывать вам в рот кляп. Едва ли вы станете звать на помощь. Но даже если попытаетесь это сделать, ничего не изменится. Слишком поздно, все кончено.

Джефф Саундерс облизнул потрескавшиеся губы и хрипло спросил:

— Почему?

— Сиранкевич был последним. Я убил всех: Драгунского, Слободина, Талбота, Брадзинского… всех.

Саундерс молчал.

— Он был последний, — повторил Жан-Марк Люко, и его мертвые глаза победно сверкнули. — Пора опускать занавес. Охота окончена. Я отомстил. Теперь пришла моя очередь уйти. Надеюсь, наконец мне удастся отдохнуть. Мне и моему отцу. Эти люди сидели с ним в Дахау. Вы ведь знаете об этом? Они вместе сидели в 13-м бараке… Всего одну ночь. И они получили по заслугам. Я убил всех.

— Но почему? — очень тихо спросил Саундерс.

Люко посмотрел на него безжизненными глазами.

Потом сложил руки на груди и очень медленно ответил:

— Они убили моего отца. Разорвали на части и съели.

* * *

Долгое молчание, последовавшее за этими страшными словами, нарушил Джефф Саундерс.

— Я не верю, что…

Жан-Марк Люко молча исчез из поля зрения американца. Через несколько секунд бесшумно, как привидение, подошел и положил на колени пленнику два листа бумаги, один рядом с другим. Прежде чем глаза Джеффа разглядели кривые рыжевато-коричневые строки, он догадался, что француз дал ему ключ к разгадке тайны — отсутствующие страницы из «Писем, написанных кровью».

Люко вновь исчез. Саундерс сидел, привязанный к стулу, в компании мертвого поляка и сотен чучел животных и птиц, которые не сводили с него блестящих глаз, и читал рассказ о страшной трагедии, разыгравшейся в 13-м бараке в Дахау почти тридцать лет назад и поставившей мир на грань третьей мировой войны.

«…страшный голод среди узников 13-го барака сломил их дух. Они близки к умопомешательству. Большинство заключенных русские и польские солдаты, но немцы бросили в барак и несколько человек других национальностей: французов, бельгийцев и голландцев. За последние шесть месяцев этот барак превратился в настоящий ад, в пристанище проклятых и забытых Богом людей. Нацисты систематически и целенаправленно морили их голодом. Вначале они просто уменьшили дневной рацион, потом стали кормить раз в день, еще через какое-то время через день, а сейчас — только раз в неделю. Никто не знает, делается это по приказу коменданта лагеря или это собственная инициатива штурмфюрера Иоакима Мюллера.

Когда немцы только начинали морить голодом русских и поляков, они прекрасно понимали, чем все это закончится — страшными убийствами из-за куска хлеба или ложки супа. Так оно и получилось. По крайней мере, так оно и было, пока у этих несчастных оставались силы драться. Русские и поляки ненавидят друг друга, а сейчас к этой ненависти примешался и инстинкт выживания. Никто не знает, сколько людей было покалечено, забито до смерти и затоптано во время раздач пищи! Сколько задушено под покровом ночи из-за куска хлеба! Но эти зверства продолжались недолго. Узники быстро слабели и скоро уже не могли драться. Они неподвижно лежали на досках и умирали один за другим. В последние недели в 13-м бараке умирало по десятку человек в день.

Сейчас там осталось только пятнадцать человек. Часть из них медленно умирает, часть превратилась в сумасшедших. Вчера вечером в барак привели двух новых заключенных: русского офицера, Льва Журбина, и француза по имени Роберт Люко. Люко высокий и сильный мужчина в расцвете лет. Днем, во время работы в карьере, на него упал огромный камень. Журбин протащил друга на спине восемь километров. Трудно сказать, почему нацисты не убили его? Ведь он уже не может работать. Они просто бросили его с Журбиным в 13-й барак.

Из узников 13-го барака в живых остались Иван Арнальский, Благомир Иохаз, Мишель Талбот, Марк Брадзинский, Ладислав Столкин, Тихомир Боярцев, Йохан Сиранкевич, Аркадий Разумов, Аркадий Слободин, Роберт Мишо, Хендрик ван Вельден, Антон Прихаз, молодой парень по имени Мишка, который так давно сошел с ума, что все забыли его фамилию, Степан Драгунский и Янек Спикальский.

Перед тем, как начать этот дневник, я поклялся правдиво описывать все, что видел и слышал в Дахау. Но у меня нет ни сил, ни смелости описывать то, что произошло в ту ночь в 13-м бараке. Поэтому я буду краток. В соседних бараках слышали ужасные крики из 13-го барака. Из рапорта Мюллера я узнал, что послужило причиной этих криков. В темноте пятнадцать полумертвых людей, живых скелетов, встали с нар и побрели туда, где лежал раненый француз. От голода у них, наверное, помутился рассудок. Они набросились на беззащитного Люко, разорвали несчастного на части и съели мясо. Эти люди съели такого же, как они, человека, сделанного Богом по их образу и подобию. О Господи, дай мне силы!»