Третья стадия

– …Сэр, я мог бы зайти к вам и сам.

– Это внештатное. Не стоит фиксировать.

«А с ним Командир!» – удивился Майрис, как только узнал голоса. Парень невольно пригнулся и напрягся, и затем украдкой приоткрыл дверь на узкую щелку. В дальнем конце коридора около лестницы действительно стояли прапорщик с полковником и в манере их поведения не было привычной глазу военной уставщины.

– Ян, мне нужно поручить тебе проверить один участок, - тихо сказал Джейкоб. – У тебя найдутся свободные и верные ребята на эту неделю?

– Без проблем, сэр. Как раз двое таких пока имеются на Базе. А в чем дело?

– «Тараканы» беспокоят, - язвительно отметил старший. – Вернее их затишье.

– Понял, проверим, - кивнул Янкинс. – А какой сектор?

– Я передам координаты.

Прапорщик кивнул снова, будто это снимало все вопросы. А Джейкоб снял кожаную перчатку и протянул ладонь. Янкинс ответил на рукопожатие, а после впал на несколько секунд в глубокую задумчивость.

– Доброй ночи, Ян, - «отрезвил» его Джейкоб.

– Доброй ночи, Командир, - бодро козырнул Янкинс.

Майрис тихо прикрыл дверь и юркнул в койку, не дожидаясь пока командование разойдется.

Весь следующий день Майриса не покидали тревожные мысли о подслушанном разговоре. То, что на Базе вполне могла обсуждаться нестабильная остановка на границе с кваари, было нормой. Тем более это было нормой для постоянного военного положения, в котором находились Воздушные Силы. Но Майриса настораживало то, что чего-то опасался зафиксировать даже сам командир Базы. Вставал резонный вопрос: почему?

Как-то в промежутке между обедом в столовой и часом свободного времени Майрис задал этот вопрос Сину.

– А что тебя удивляет? – был его очевидный ответ. – Это обычное дело обычной разведки. Любая разведка первым делом будет прослушивать кабинет начальства и курилку. А так же следить за всеми исходящими сообщениями и, особенно, за зашифрованными.

– Но просто странно. Я вот, например, стал невольным свидетелем, и облом секретности, - задумался Майрис.

– Ну и кому ты это сейчас сольешь, олух? Да и кто тебе поверит? Мы, курсанты, сейчас пока хлам на Базе и самое беспонтовое отделение. Да мы даром никому не нужны со своей «информацией», половина из которой – восторженный бред и сплетни.

– А я бы наоборот следил постоянно за такими, как мы. Опять же, мы можем больше сболтнуть лишнего.

– Ну вот ты умный и хитрый – ты бы и стал следить. А кваари тупые на все свои «тараканьи» мозги.

– Да вот не думается мне, что они от кваари шифровались…

Син лишь отмахнулся и предпочел как обычно подремать часок. Хитрости военной разведки его не волновали.

С начавшейся новой недели курсантам прибавилось новых профильных занятий. Теперь время на физическую подготовку сократили, а «окно» в ежедневном графике заняли подготовкой в центрифуге. На классическом, неустаревающем, живущем в веках тренажере для начинающих летчиков и астронавтов, которым светят на работе немалые перегрузки. Сначала курсантам дали просто попробовать на себе все прелести перегрузки и радости проваливания в кресло сидя «на старый лад». И только потом, тщательно проконтролировав здоровье каждого, опустили сидение на манер современных истребителей. Полулежа за штурвалом перегрузки воспринимались тяжелее, кровь отливала от головы и норовила скопиться где-то в районе пяток, в глазах довольно быстро начинало мутнеть, и центрифугу часто приходилось останавливать. Удивительно, но такие крепкие бойцы, как Дик, ломались даже при меньших «же», чем более мелкие и подтянутые Син и Майрис. Бейли оказался и вовсе героем на фоне всей четверки. Его выводило из строя самое крайнее по нормативу значение «же». И то, для своего хрупкого на вид тела, парень держался рекордное количество секунд на предельной норме.

– На перехватчик пойдет, - перешептывались бывалые Пилоты, которые изредка заходили поглумиться над молодняком. – Как раз мелкий, и не будет в кабине обшивку коленями изнутри протирать.

– А этот? – кивали в сторону Дика. – Бомбардиром?

– Ну если только бургеры с неба рассеивать! – говорили в ответ, после чего компашка Пилотов, как один, заливались радостным гоготом.

Майрис между тем все пытался каждый день обуздать симулятор и привыкнуть к такому одновременно простому и сложному мысленному управлению. Все было элементарно, парень понимал принцип работы, зазубрил наизусть особенности восприятия машиной команд. Но! Из раза в раз какая-то лажа постоянно вылезала. То он не воспринимал нервирующий сигнал о неубранных шасси, то давал слишком много газу на приземлении. То штурвал оказывался слишком чутким и вдобавок Майрис наклонял самолет мыслью, то во время не уложился, то напарника «сбил».

– …Давай еще раз, - упрямился Син, сидя напротив Майриса за партой. – У тебя сейчас датчик не подает никаких сигналов. Верно?

– Верно…, - тяжело облокотившись на стол и в классической позе отчаяния подперев голову ладонями, отвечал Майрис.

– А когда к тебе сбоку начинает подходить другой самолет, твои ощущения?

– Чувствую движение сбоку, - монотонно бубнил парень.

– А если подходящий самолет в боевом режиме?

– Чувствую движение сбоку, панику, вибрацию. Вижу загорающийся маячок. Ответные действия: уход с линии атаки, опознание цели и последующее принятие решения. Син, отвали, я все знаю!

– Тогда в чем проблемы?! Не понимаю! – звонко хлопнул Син ладонями об стол.

– В том, что я много думаю! – огрызнулся в ответ Майрис, ударив об стол уже кулаками. – Мне мало, видишь ли, подумать о том, как увести корабль в сторону! Я сразу представляю его положение в точке пространства, чувствую движение, выстраиваю траекторию, но мне этого мало и я по привычке «довожу» еще и штурвал.

Син долго испепелял парня недовольнейшим взглядом, коему позавидовал бы даже прапорщик Янкинс, а затем выдал, резюмируя, как диагноз:

– И что с тебя взять… парашютист долбанный.

Про парашютистов на Базе ходили особые истории, и, как выяснилось парнями чуть позднее, произносилось это звание всегда с особой интонацией. Ухмылка произносящего должна быть чуточку надменной, взгляд язвительным, а вылетающее из уст слово должно сеять иронию и сарказм. Либо, в другой ситуации, человек должен быть преисполнен достаточной дозой негодования и презрения, чтобы это звание не просто выпорхнуло с языка, но вывалилось и выплюнулось, окатив виновника волной неприятия. То есть, произносилось это либо «Пфф, парашютист. Как покаталось?» Либо «Парашютист хренов! Убью».

Первой посоветовал так не обзывать лишний раз Майриса именно Грэй.

– Не кидайся словом, пока он сам себе его не заслужил, - сказал инопланетянин, в один из редких случаев зайдя со своими подопечными в столовую на обед.

– А что в этом такого? – жуя, поинтересовался Син. – Он же, правда, у нас бывший летун.

– Ну да, было дело, - признался скромно Майрис, ковыряя вилкой рис. – Учился сначала для развлечения. Не пожалел. Даже пригодилось пару раз по жизни.

– Тут это слово не любят, - тихо вещал транслятор Грэя, пока сам он пережевывал свою пищу – странную помесь жилок, полусырого мяса и шпината. – Парашютистами называют только особенно неудачливых пилотов. Поэтому – это надо горько заслужить.

– Неудачливых совсем или просто плохо летающих? – уточнил Майрис, тем не менее покраснев.

– Совсем. Если падают.

Дик громко заржал.

– Ну верно! Что делать если падаешь – катапультироваться! А там парашют подхватывает и все, приземляешься целехонек!

Майрис и Бейли смерили Дика пронзительными взглядами. Син и вовсе покосился на соседа, как на круглого болвана. Грэй как смотрел в свою тарелку, так и не отрывался.

– Это вам еще повезло, что нынешние истребители оснащены катапультой, - как бы невзначай отметил инопланетянин, когда все вновь утихли.