Третья жертва
Шрифт:
– Чертова сука, – выругался Манн.
А потом вдруг как-то странно ухмыльнулся и захватил пригоршню пыли с сосновыми иголками. Рейни вобрала голову в плечи и зажмурилась, но закрыть свое окровавленное лицо руками не смогла.
Она поперхнулась, инстинктивно моргнула, и в следующее мгновение восемь иголок впились в ее здоровый глаз.
– Чтоб тебя!
Рейни даже не представляла, что может быть так больно. Такой боли она не испытывала даже тогда, когда была маленькой и беззащитной. К черту. Она уже не маленькая и не беззащитная.
Рейни поджала ноги, готовясь снова атаковать Ричарда Манна, и вдруг обнаружила,
– Собралась куда-то, Лоррейн?
– Ублюдок!
Он снова рассмеялся.
Она покатилась на него с диким воплем, но он спокойно пнул ее в сломанную челюсть.
В голове как будто что-то взорвалось. Яркие, фантастические цвета вспыхнули перед глазами, а потом все смела раскаленная добела волна. С ее губ сорвался крик.
– Ну что, Лоррейн? Хватит? Или хочешь попробовать еще?
Рейни снова покатилась по земле. Она уже ничего не видела. Только слышала, как он идет за ней, и уже знала, что будет дальше. Ей хотелось быть отважной и смелой, но боль была слишком сильной, и она только бежала от нее. Катилась, катилась и катилась, отчаянно пытаясь найти выход.
Колено наткнулось на дерево. Рейни вскрикнула. Манн рассмеялся. Шаги… Ближе и ближе… Быстрее и быстрее… Она вдруг сменила направление и, ориентируясь только по памяти, покатилась в другую сторону. Пистолет. Где-то здесь пистолет.
– Нет! – взвыл вдруг Ричард Манн, и Рейни поняла, что это значит. Ощутив под собой холодную сталь девятимиллиметрового, она схватила его окровавленными пальцами.
– И что ты будешь с ним делать? – напряженным голосом спросил Манн. – Стрелять ногами?
Рейни повернулась к нему спиной.
– Стоять. Полиция.
– Дай его мне, Лоррейн. Будь хорошей девочкой. Дай его мне, и обещаю – я убью тебя быстро.
Шаги ближе…
Окровавленные пальцы скользили на рукоятке, пытаясь направить тяжелый пистолет в нужную сторону и найти спусковой крючок.
Хриплое дыхание Манна было совсем близко. Она не видела его и не рассчитывала, что сможет прицелиться. Сделать хотя бы что-то, пусть даже всего лишь отстрелить ему большой палец на ноге.
Пистолет снова выскользнул из пальцев. Надежды не осталось.
Манн уже навис над ней. Отвел ногу, чтобы еще раз ударить ее в лицо…
– Стоять! Полиция!
Их осветили сразу несколько фонариков. Рейни попыталась рассмотреть хоть что-то, но свет был слишком яркий. И голоса доносились откуда-то издалека. Она снова нащупала пистолет и, повернув голову, увидела, что Манн смотрит на свет. Как и она, он тяжело и хрипло дышал, а лицо перекосила гримаса ярости.
– Да пошли вы!.. – рыкнул Манн и отступил для замаха…
А Рейни потянула спусковой крючок.
Огонь открыли сразу трое полицейских, и Манн свалился на землю. Рейни подкатилась ближе. Лежа в трех футах от его головы, она видела, как в его глазах постепенно гаснет ненависть.
Через секунду подошел Куинси. Рейни узнала его по запаху и, когда он наклонился, прижалась к его груди.
– Я вернулся. Спешил, как только мог, – пробормотал он. – Говорил же, что вернусь.
Теперь Рейни увидела и других. Эйба Сандерса. Люка Хейза. Шепа О'Грейди. И Дэнни. Мальчик стоял рядом с отцом, и по его щекам текли слезы.
– Как вы нас нашли? – спросила она.
– Дэнни
оставил след. Клочки футболки. Отрывал и бросал на землю через штанину.– Я умный, – сказал Дэнни.
Рейни снова повернулась к Куинси. Руки у него были сильные. Пульс бился ровно. Ей было хорошо с ним.
«Наконец-то меня кто-то обнимает», – подумала она.
И вдруг заплакала. Она плакала по Дэнни, сотворившему столько зла. По себе. А еще по тому, что ей предстояло сделать.
Эпилог
Две недели спустя
Солнце светило вовсю, когда Рейни спустилась по ступенькам суда округа Кэбот. На ней были джинсы и простая, заправленная под пояс, белая футболка. Приближалось лето, и дни стояли теплые, так что, проведя в помещении четыре часа, она с удовольствием ощутила тепло на своем все еще заживающем лице. Опухоль, к счастью, уже спала, но естественный цвет пока еще терялся между разнотональными наплывами желтого и зеленого. По крайней мере полученные повреждения оказались не столь тяжелыми, как она поначалу думала. Врач заверил ее, что все нормализуется через несколько недель, и добавил, что случившееся безусловно доказывает факт ее тупоголовости. Остряк.
Все это время бейкерсвильская оперативная группа трудилась не покладая рук. Эйб Сандерс дождался-таки своего часа – дело официально перешло под его юрисдикцию. Вместе с расследованием ему досталась целая армия федеральных агентов, управлять которой было просто выше человеческих сил.
Проверка отпечатков пальцев дала ошеломительный результат. Ричард Манн оказался в действительности Генри Хокинсом из Миннеаполиса, штат Миннесота. Отец его был армейским лейтенантом и семейным деспотом, тихоня-мать – библиотекаршей. Семья часто переезжала с места на место. Судя по дневниковым записям, с оружием он познакомился рано, как и с отцовскими кулаками. Частая смена места жительства и школы способствовали развитию личности-хамелеона. А еще в нем постоянно копилась злость. На отца с его солдафонскими замашками. На других детей, считавших его чужаком. На мать, не умевшую постоять ни за себя, ни за сына.
Хокинсу было двадцать, когда родители погибли в автомобильной аварии, лишив его всяких шансов на расплату или прощение. Вот тогда и началось кровавое буйство.
Пока что ФБР удалось связать его с двумя другими школьными расстрелами. Сейчас эти дела пересматривались, шли допросы подростков, столь сильно жаждавших славы, что они пошли в тюрьму, так и не признавшись, что действовали под влиянием кого-то постороннего. Кроме того, фэбээровцы изучали еще несколько похожих эпизодов с участием детей, имевших место в то время, когда в городе проживал Хокинс. Совпадения, разумеется, не исключались, но эксперты сомневались, что только ими можно объяснить все случаи.
Хокинс оставался собственником родительского дома в Миннесоте, в котором соорудил несколько ловушек-сюрпризов и самодельных бомб, так что явившимся туда следователям скучать не пришлось. Это обстоятельство задержало их, но не остановило. Операцию возглавлял Сандерс, и в его лице Хокинс столкнулся с противником дотошным и неуступчивым.
Обработка собранных улик могла занять от нескольких месяцев до года, но для Генри Хокинса это не имело уже никакого значения. Тело никто не востребовал, и его похоронили за счет штата.