Третьяков
Шрифт:
К ушедшему со сцены поколению принадлежат трое из десяти названных живописцев (девять, перечисленных П.М. Третьяковым, а также Н.Г. Шильдер). Это исторический живописец В.К. Шебуев, мастер жанровой и пейзажной живописи
В.И. Штернберг и один из крупнейших пейзажистов первой половины XIX столетия М.И. Лебедев. Все трое скончались до того, как Третьяков стал составлять галерею. Это были, что называется, «художники с именем», причем к тому моменту, как Третьяков задумал покупать их произведения, это имя уже сложилось. Все они упоминаются в кратком обзоре Третьяковской галереи 1893 года682, куда вошло не так уж много имен художников. «Положение во гроб» названо одной из лучших картин Шебуева, так как это полотно почти лишено подражательности. Шебуев замечателен не столько собственными произведениями, сколько тем, что его учениками были знаменитые живописцы К.П. Брюллов и А.А. Иванов. Самый знаменитый из трех названных художников — М.И. Лебедев. П.П. Чистяков, известный преподаватель живописи конца XIX века,
Если же приглядеться ко второй части собрания Павла Михайловича, объединявшем полотна художников середины — второй половины XIX века, то выяснится: из числа современных живописцев в собрание Третьякова попадали в основном... художники второго плана. Не самые крупные, не самые известные. Единственное исключение в этом смысле — живописец первой величины А.К. Саврасов, но он еще молод и в собрании Павла Михайловича представлен лишь одной картиной, которую принято считать первым его крупным произведением.
Иначе говоря, несмотря на то, что современные меценату мастера должны были стать ударной силой собрания Третьякова, на рубеже 1850—1860-х годов этого еще не произошло. Полотна новейших художников из его коллекции по уровню пока что уступают картинам старых мастеров.
По-видимому, даже придя к решению собирать художников- современников, П.М. Третьяков некоторое время колебался. В самом начале собирательства он предпринял попытку взяться за полотна старых мастеров. Первые приобретения Третьяковым старых живописцев были весьма удачны, но, по-видимому, шедеврами не были: в конце 1850-х годов Третьякову было трудно раздобыть лучшие полотна, весьма дорогостоящие и разбросанные по частным коллекциям. Величайшие работы художников XVIII — первой половины XIX века он приобретет намного позже. Картины же современных художников займут лидирующее место в коллекциях Третьякова лишь на второй стадии его собирательства — с середины 1860 года.
В связи с первыми годами коллекционерской деятельности П.М. Третьякова нередко пишут, что его вкусы еще только формируются. В литературе распространено мнение, что «... если проследить приобретения пока еще не искушенного коллекционера конца 1850-х — 1860-х гг., то окажется, что большинство из них было удостоено различных наград — от серебряной медали до звания профессора исторической живописи »684. Это заявление Т.В. Юденковой соответствует действительности, но... лишь отчасти, а потому нуждается в комментариях.
Во-первых, в деятельности Третьякова второй половины 1850-х — 1860-х годов четко выделяется два периода. Несмотря на некоторое очевидное внешнее сходство, между ними пролегают серьезные внутренние различия.
Последняя треть 1857-го — лето 1860 года — это период, когда формируется идейная основа собирательства Третьякова, делаются первые осознанные покупки «для галереи », формулируются основные эстетические принципы. Так, в 1858 году Павел Михайлович в переписке с художником «... И.П. Трутневым впервые проявил интерес к рисункам русских художников»685. Это время, когда составляются новые и упрочиваются прежние связи собирателя с художественным миром. Покупки этого периода пока немногочисленны и не слишком ярки. Для Третьякова эти три года — 1857—1860-й — в значительной мере были временем изучения чужого опыта. Именно в конце 1850-х Павел Михайлович читает книги по искусству, активно знакомится с особенностями чужих коллекций, как отечественных, так и иностранных. Именно в эти годы Третьяков усваивает хитрости коллекционерства. Любопытен в этом смысле отрывок из письма художника И.П. Трутнева П.М. Третьякову, написанного в декабре 1859-го. Трутнев объясняет, каким образом он пометил подлинные картины, чтобы вместо них Третьякову не достались копии: «... поручение Ваше я исполнил, мой дорогой Павел Михайлович. Вчера утром зашел в контору, затворил двери и карандашом пометил Ваши приобретенные картины, таким образом, что эти пометки почти не видны и сделаны как будто случайно, в таком виде, как я показал на предыдущей странице по чертежу. На картине, изображающей скалы и море, вроде Крыма, сзади на рамке, в левом углу, поставлена точка карандашом и выше левого подрамка на полотне знак <, сделанный как будто нечаянно, на нижнем подрамке мазнуто пальцем, запачканным в карандаше. На другой же картине, изображающей скалы с замком, что стоит рядом, следующие знаки: на нижнем подрамке, по самой середине, точка и на полотне мазнуто
грязным пальцем у средней распорки и по левой стороне подрамка также затерто карандашом. Это все сделано незаметным образом для других, а Вы, имея мое письмо, сейчас узнаете оригиналы, да их и так можно бы узнать, без всяких знаков, по манере живописи копии трудно, даже невозможно сделать так, как оригинал, чтобы нельзя было отличить»686.Думается, что и путешествие 1860 года немало повлияло на художественный рост Третьякова. За границей он осмотрел немало городов и музеев, сумел оценить представленные там собрани^ с точки зрения его собственной цели.
Стоит повторить: вторая половина 1850-х — 1860 год — время, когда Третьяков учится: по книгам, на чужом опыте, на собственных ошибках и удачах.
Но... период ученичества когда-нибудь неизбежно заканчивается. Вернувшись на родину, Третьяков приступает к постепенному исполнению изложенных им на бумаге замыслов.
Во-вторых, Т.В. Юденкова, напомним, пишет, что неискушенный коллекционер пока в значительной мере полагается на чужую оценку творчества художников, стараясь приобретать «наверняка», покупая только то, что уже удостоилось наград или одобрения критики. Отчасти дело в том, что у Третьякова на первых порах было недостаточно опыта, чтобы целиком полагаться на собственное художественное чутье. Но если видеть в действиях молодого коллекционера только недостаток опыта, это будет односторонний взгляд. Надо учитывать еще одно важное обстоятельство: материальное положение коммерсанта. На первых порах, особенно до 1860 года, Третьяков не был настолько свободен в средствах, чтобы приобретать вещи, по отношению к которым испытывал хоть долю неуверенности.
Если вспомнить завещание Михаила Захаровича, то выяснится, что вплоть до начала 1859 года Павел Михайлович был обязан отдавать маменьке отчет в потраченных средствах687. Торговые дела сыновьям Александра Даниловна передала 11 апреля 1859-го688 (а не 19 января, в день 25-летия С.М. Третьякова. — А.Ф.). Но и после передачи дел Павел Михайлович далеко не сразу смог тратить деньги на приобретение картин. Средства нужны были ему, чтобы вложить в развитие дела, в его переход на новые рельсы, который состоялся уже 1 января 1860 года; еще одно крупное изменение произошло в 1866 году689. До 1860 года Павел Михайлович просто не мог себе позволить делать хоть сколько-нибудь масштабные покупки, да и в первой половине — середине 1860-х должен был семь раз подумать, прежде чем что-то купить. К примеру, когда стала продаваться Прянишниковская галерея, Третьяков не решился ее приобрести: за собрание запросили 70 тысяч рублей690, в то время как он сам, судя по завещанию 1860-го, готов был отдать за него только 50 тысяч. К этой покупке Павел Михайлович подступался неоднократно — и сам, и через художника В.Г. Худякова в 1862 году, но... не сумел добиться снижения цены. В ноябре 1866 года А.Г. Горавский писал Третьякову: «... о Прянишни- ковской галлерее говорили мне в Академии, что вся продана правительству с рассрочкою уплаты»691.
Лишь ближе к концу 1860-х финансовое положение П.М. Третьякова заметно улучшается. Начиная с этого времени он решается позволить себе весьма немалые «непроизводительные» траты. Вместо того чтобы вкладывать прибыль в развитие дела, расходовать ее «на стороне», оплачивая труд художников. По- видимому, в вопросе расходов коммерсант испытывал значительную внутреннюю борьбу. Об этом говорит следующая фраза из переписки Павла Михайловича с И.Н. Крамским: «... я купец, хотя часто и имею антикупеческие достоинства»692.
Итак, с начала 1860-х годов Павел Михайлович выступает как галерист, обладающий и четко выраженными эстетическими приоритетами, и солидными материальными средствами. Детство в биографии его художественного собрания завершились, начался возраст зрелости.
Если «детство» охватывает лишь три года, с осени 1857 по август 1860-го, то второй период, «возраст зрелости », занимает почти четыре десятилетия — с августа 1860-го до кончины Третьякова в 1898 году. Этот период достаточно четко делится на три этапа, соответствующие с эволюцией взглядов составителя галереи.
Первый этап начинается в августе 1860 года, когда Павел Михайлович возвращается из заграничной поездки, и завершается в середине 1870-х годов. На протяжении первых полутора десятилетий закладываются основные линии собирательской деятельности Павла Михайловича, оттачиваются его художественные вкусы, складывается широкий круг знакомств в художественном мире.
Пребывая за границей, Третьяков по-прежнему интересовался работами старых отечественных мастеров. Так, в 1860 году его собрание обогатилось произведением всемирно известного мастера — портретом археолога Ланчи кисти К.П. Брюллова: это полотно раздобыл для Третьякова А.С. Каминский. Однако картины старых мастеров не представляют для Павла Михайловича центрального интереса, это, если можно так выразиться, сопутствующие приобретения. Именно в это время определяется основная линия интересов Павла Михайловича — произведения современников самой разной тематики. В 1860-е годы пробуждается интерес Третьякова к родному пейзажу. Так, в собрание Третьякова попадают картины И.И. Шишкина «Полдень. В окрестностях Москвы» (1869), А.К. Саврасова «Грачи прилетели» (1871), несколько полотен талантливого, но рано умершего художника Ф.А. Васильева, а также многие другие известные в истории живописи вещи.