Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
– А! Хасинтито, адвокат.
– Да, да. Он такой кроткий, смиренный. Дон Иносенсио души в нем не чает. С тех пор как Хасинтито вышел из университета в своей докторской шапочке… ведь он доктор двух факультетов и получил превосходный аттестат… Иносенсио часто бывает у нас вместе с ним… Маме он тоже очень нравится… Он прилежный и серьезный, по вечерам не ходит в казино и рано возвращается домой вместе с дядей, не играет и не проматывает денег. Он работает в адвокатской конторе дона Лоренсо Руиса, лучшего адвоката Орбахосы. Говорят, Хасинтито со временем станет крупным адвокатом.
– Дядюшка
– Оставь, пожалуйста, на мой взгляд, ты во многом прав.
– Но, признайся, я был не совсем?..
– Нет, нет…
– Ты словно камень сняла с моей души!.. Я и не заметил, как вступил в этот досадный спор с почтенным священнослужителем. Мне искренне жаль…
– Я думаю,- сказала Росарито, ласково глядя на брата,- тебе будет трудно с нами.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю, сумею ли я тебе хорошо объяснить, но мне кажется, тебе будет трудно привыкнуть к суждениям и взглядам жителей Орбахосы. Но это только мое предположение.
– О нет! Я уверен, что ты ошибаешься.
– Ты явился из других краев, из другого мира. Там люди очень умны и образованны, у них изящные манеры, остроумный разговор, да и весь их облик… Вероятно, я не смогу тебе хорошо объяснить, ты много знаешь… У нас нет того, что тебе необходимо: нет ученых, нет выдающихся личностей. У нас все слишком обыденно, Пепе. Мне кажется, тебе здесь очень скоро надоест… надоест до смерти, и ты уедешь.
Печаль, омрачившая лицо Росарито, в эту минуту показалась Пепе такой глубокой, что его охватило внезапное волнение.
– Ты заблуждаешься, дорогая сестренка. У меня и в мыслях этого нет. Да и мой характер и мои взгляды не отличаются от здешних. А если даже и так, то…
– То…
– То я совершенно убежден, что у нас с тобой, дорогая Росарио, не будет разногласий. В этом я не могу ошибиться.
Росарито покраснела и, пытаясь скрыть свое смущение под улыбкой, сказала:
– Только не выдумывай. Но ты прав, если хочешь сказать, что мне всегда будет нравиться то, что ты думаешь.
– Росарио! – воскликнул юноша.- Как только я тебя увидел, душу мою переполнила радость… и я почувствовал раскаяние: я должен был приехать в Орбахосу раньше.
– Ну уж этому я не поверю,- сказала девушка, стараясь за притворной веселостью скрыть свое волнение.- Так скоро?.. Не делай комплиментов, Пене… Ведь я всего-навсего простая деревенская девушка, говорю об обычных вещах, не знаю французского языка, плохо одеваюсь, почти не играю на фортепьяно, я…
– О Росарио! – страстно перебил ее молодой человек.- Я и раньше предполагал, что ты совершенство. Теперь я убежден в этом.
Тут вошла донья Перфекта, и Росарио, не зная, как ответить па последние слова брата, и чувствуя, что должна что-то сказать, взглянув на мать, проговорила:
– Ах! Я совсем забыла покормить попугая.
– Не беспокойся об этом. Почему вы сидите в комнате? Пригласи брата пройтись по саду.
Донья Перфекта улыбнулась с материнской нежностью и указала племяннику на видневшуюся сквозь стекла
тенистую аллею.– Пойдем туда,- сказал Пене, вставая.
Росарито, как птичка, выпущенная на свободу, метнулась к стеклянным дверям.
– Пепе очень образован, он, наверное, знает толк в деревьях,- заметила донья Перфекта.- Пусть он объяснит тебе, как делают прививку. Интересно, что он скажет по поводу тех маленьких груш, которые мы собираемся пересадить.
– Идем, идем,- нетерпеливо звала Росарио уже из сада.
Донья Перфекта подождала, пока они вдвоем исчезли среди
листвы, и занялась попугаем. Меняя ему корм, она приговаривала:
– Какой бесчувственный! Даже не приласкал бедненькую птичку.
Затем, надеясь, что ее услышит деверь, громко спросила:
– Каетано, как тебе понравился племянник?.. Каетано?
Глухое ворчание красноречиво свидетельствовало о том, что
антиквар постепенно возвращается в этот жалкий мир.
– Каетано…
– Да… да…- сквозь сон пробормотал ученый,- этот юноша, должно быть, как и все, ошибочно утверждает, что статуи Мундо-гранде остались еще от первого финикийского переселения. Однако я докажу ему…
– Но, Каетано…
– А, Перфекта… Хм! Ты опять будешь утверждать, что я спал?
– Нет, милый, могу ли я утверждать такую глупость! Скажи же, как тебе понравился этот юноша?
Дон Каетано, прикрыв ладонью рот, зевнул в свое удовольствие и пустился в пространный разговор с Перфектой. Те, кто поведали нам эту историю, не сочли нужным сообщить содержание разговора, по всей вероятности, слишком секретного. Беседа же, происходившая в тот вечер в саду между инженером и Росарио, не заслуживает внимания.
Зато события следующего дня были настолько важными, что их нельзя обойти молчанием. Уже вечерело. Посетив различные уголки сада, брат и сестра, поглощенные друг другом, ничего не видели и не слышали вокруг.
– Пепе,- молвила Росарио,- все твои слова – выдумка, старая песенка, которую так хорошо сочиняют образованные люди. Ты думаешь, если я деревенская девушка, то поверю каждому твоему слову?
– Знай ты меня так же, как, мне кажется, я знаю тебя, ты поняла бы, что я всегда говорю только то, что чувствую. Однако оставим глупые хитрости и уловки влюбленных: они лишь извращают чувства. Я буду говорить тебе только правду. Разве ты сеньорита, с которой я познакомился на прогулке или вечеринке? Нет, ты моя сестра. Больше того… Росарио, будем говорить откровенно, без обиняков. Ведь я приехал сюда жениться на тебе.
Росарио почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, а сердце готово выскочить из груди.
– Так вот, дорогая сестренка,- продолжал юноша,- клянусь тебе, я был бы уже далеко отсюда, если бы ты не понравилась мне. Правда, вежливость и деликатность могли заставить меня сделать над собой усилие и остаться, но мне трудно было бы скрыть свое разочарование.
– Пепе, ты ведь только что приехал,- кротко заметила сестра, силясь улыбнуться.
– Да, только что приехал, но уже знаю все, что хотел узнать: я люблю тебя. Ты и есть та женщина, о которой давно, день и ночь, нашептывало мне сердце: «Теплее, теплее, горячо, вот она».