Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
– Я непременно узнаю,- подчеркивая каждое слово, сказал Пене,- кто это старается причинить мне неприятности…
– Вероятно, министр… чего еще можно ждать от гнусных политиканов?
– Кто-то здесь решил довести меня до отчаяния,- взволнованно продолжал молодой человек.- Министр тут ни при чем. Все мои неудачи – результат какого-то плана мести, какой-то неизвестной мне интриги, непримиримой вражды, и этот план, интрига, вражда, можете не сомневаться, дорогая тетя, гнездятся здесь, в Орбахосе.
– Ты с ума сошел! – возразила донья Перфекта с чувством некоторого сострадания.- У тебя враги в Орбахосе? Кто-то хочет отомстить тебе? Нет, ты просто сошел с ума, Пепе. Чтение
Произнося последнюю фразу, она улыбнулась и заговорила ласково, тоном дружеского упрека: г
– Сын мой, жители Орбахосы, может быть, грубые, неотесанные крестьяне, мы необразованны, не обладаем изящными манерами, не знаем правил хорошего тона, но нет никого, ты понимаешь, никого, кто был бы порядочнее и честнее нас.
– Не подумайте,- сказал Пепе,- что я обвиняю кого-нибудь из вашего дома. Я только утверждаю, что здесь, в Орбахосе, у меня есть непримиримый, жестокий враг.
– Хотелось бы мне взглянуть на этого мелодраматического злодея,- снова улыбнулась донья Перфекта.- Не станешь же ты обвинять Ликурго и всех, кто судится с тобой. Ведь бедняги думают, что защищают свои права. И, между прочим, немалая доля правды – на их стороне. К тому же дядюшка Лукас очень любит тебя. Он сам сказал мне об этом. Ты очаровал его с первого взгляда, и бедный старик испытывает к тебе глубокую привязанность…
– Да… глубокая привязанность! – пробормотал Пепе.
– Не будь глупеньким,- продолжала сеньора, положив руку ему на плечо и заглядывая в глаза.- Твои предположения нелепы. Если у тебя и есть враг, то он в Мадриде, в этом пристанище разврата, зависти и соперничества, а не в мирном, безмятежном уголке, где царят добродетель и согласие… Без сомнения, кто-то завидует твоим успехам… Имей в виду, Пене, если ты хочешь поехать в Мадрид, чтобы выяснить причину оскорбления и потребовать объяснений у правительства, ты не должен откладывать поездку ради нас.
Пене Рей внимательно вглядывался в лицо доньи Перфекты, как будто пытался проникнуть в самые сокровенные уголки ее души.
– Так что, если тебе нужно поехать, поезжай,- удивительно спокойно повторила сеньора с самым естественным и искренним выражением лица.
– Нет, сеньора. Я не собираюсь ехать.
– По-моему, ты прав. Здесь все же спокойней, хоть тебя и одолевают всякие неприятные мысли. Бедный Пене! Только твой ум, твой незаурядный ум – причина всех несчастий. Мы, обитатели Орбахосы, счастливы, хотя мы жалкие дикари и прозябаем в невежестве. Меня огорчает, что тебе здесь не нравится. Но ведь я не виновата в том, что ты скучаешь и без всякой причины приходишь в отчаяние? Разве я не отношусь к тебе, как к сыну? Разве по тому, как я приняла тебя, ты не видишь, что в тебе – вся наша надежда? Что я еще могу сделать для тебя? Если ты после всего этого не любишь нас, пренебрегаешь нами, издеваешься над нашим благочестием и презираешь наших друзей, то разве причина тут в том, что мы плохо относимся к тебе?
Глаза доньи Перфекты увлажнились.
– Дорогая тетя,- сказал Пене, чувствуя, что от его гнева не осталось и следа,- может быть, я тоже был в чем-нибудь неправ, с тех пор как поселился у вас.
– Ну что за глупости… Не все ли равно, прав ты или не прав? В семье все должны прощать друг другу.
– Но где же Росарио? – поинтересовался молодой человек, вставая.- Неужели я и сегодня не увижу ее?
– Ей уже лучше. Но знаешь, она не пожелала спуститься.
– Тогда я поднимусь к ней.
– Что ты! Наша девочка бывает так капризна… Сегодпя она заперлась у себя в комнате и ни за что не хочет
выходить.– Как странно!
– Это скоро пройдет. Я уверена, что пройдет. Сегодня же вечером, я думаю, мы рассеем ее грусть. Соберем компанию и развеселим ее… Почему бы тебе не отправиться к сеньору дону Ино-сенсио и не пригласить его прийти к нам сегодня вечером вместе с Хасинтито?
– С Хасинтито?
– Конечно, когда у Росарио приступы меланхолии, только этот мальчик способен их рассеять…
– Я поднимусь к ней…
– Нет, пет, что ты.
– Как видно, в этом доме нет недостатка в этикете!
– Ты издеваешься над нами? Делай то, что я говорю.
– Но я хочу видеть ее.
– Нет, нет, нельзя. Как плохо ты знаешь Росарио!
– Мне казалось, что я отлично знаю ее… Хорошо, я останусь… Но это одиночество ужасно.
– Тебя ждет писец.
– Будь он трижды неладен!
– И, кажется, пришел сеньор судья… Превосходный человек.
– Висельник!
– Ну что ты. дела о собственности, особенно, когда это собственность твоя, всегда увлекательны. А вот и еще кто-то пришел… Кажется, агротехник. Теперь тебе будет весело1
– Как в аду.
– Ну-ка, ну-ка! Если не ошибаюсь, вошли дядюшка Ликур-го и дядюшка Пасоларго. Наверное, они хотят уладить с тобой дело.
– Я утоплюсь. .
– Какой ты черствый! А они так любят тебя!.. А вот и аль-гвасил. Его только и не хватало. Должно быть, он вызывает тебя в суд.
– Оп хочет распять меня.
Все упомянутые лпца один за другим входили в комнату.
– Прощай, Пепе, желаю тебе развлечься,- сказала донья Перфекта.
– Провалиться мне сквозь землю! – в отчаянии воскликнул молодой человек.
– Сеньор дон Хосе…
– Дорогой мой сеньор дон Хосе…
– Душа моя сеньор дон Хосе…
– Мой достопочтенный друг сеньор дон Хосе…
Услышав эти медоточивые речи, Пепе только глубоко вздохнул и отдал себя на растерзание палачам, потрясавшим страшными листами гербовой бумаги; сам же он с христианским смирением, воздев очи к небу, мысленно взывал:
– Отец мой, почему ты меня покинул?
ГЛАВА XII
ЗДЕСЬ БЫЛА ТРОЯ
Любовь, дружеское участие, теплое сочувствие, возможность поделиться с близким человеком своими мыслями и чувствами – вот что было сейчас необходимо Пене Рею. Однако он был лишен всего этого. На душе у него становилось все мрачнее и мрачнее, оп стал угрюмым и раздражительным. На следующий день после событий, описанных в предыдущей главе, Пепе особенно сильно страдал: он не мог перенести слишком долгое и таинственное заточение сестры, которое объяснялось, по-видимому, сначала легким недомоганием, а потом капризом и какой-то непонятной нервозностью.
Поведение Росарио, в корне противоречащее тому представлению, какое сложилось о ней у Пепе, очень удивляло его. Он ге видел ее уже четыре дня, и, разумеется, не по своей вине. Положение становилось непонятным и глупым. Необходимо было срочно принимать какие-то меры.
– Сегодня я тоже не увижу сестру? – с явным неудовольствием спросил Пепе донью Перфекту, когда они пообедали.
– Да… Один бог знает, как я сожалею об этом. Я долго убеждала ее сегодня. Может быть, к вечеру…
Подозрение, что его возлюбленная не по доброй воле томится в заточении, что она всего лишь беззащитная жертва, заставляло его сдерживать свои порывы и ждать. Не будь этого подозрения, он давно бы покинул Орбахосу. Пепе не сомневался в любви Росарио, но думал, что какая-то неведомая сила старается разлучить их. Он считал своим долгом выяснить, кто же виновник злостного насилия, и попытаться противостоять ему, насколько это было в человеческих силах.