Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
– Я слышал, что вы чудесно поете,- сказал Пене Рей девушкам.
– Пусть споет дон Хуан Тафетан.
– Я не пою.
– Ия тоже,- присоединилась к сестрам младшая, предлагая пнженеру дольку от только что очищенного апельсина.
– Мария Хуана, не бросай шитья,- проговорила старшая,- уже стемнело, а к вечеру нам нужно докончить эту сутану.
– Сегодня не работают. Долой иголки! – воскликнул Тафетан и затянул песню.
– Прохожие уже останавливаются на улице,- сообщила средняя дочь Троя, выглянув на балкон.- Дон Хуан Тафетан так кричит, что его слышно на площади… Хуана, Хуана!
– Что?
– Вздох
Младшая сестра выбежала на балкон.
– Запусти в нее апельсинной коркой.
Пепе тоже вышел на балкон. По улице шла какая-то женщина, и Пепе увидел, как младшая сестра с необыкновенной меткостью угодила ей коркой в голову. Затем, стремительно опустив жалюзи, сестры отскочили от окна, изо всех сил пытаясь сдержать душивший их смех.
– Сегодня не будем работать! – воскликнула одна из сестер и ногой опрокинула корзинку с шитьем.
– Это все равно что сказать «завтра не будем есть»,- прибавила старшая сестра, собирая швейные принадлежности.
Пепе инстинктивно сунул руку в карман. Он с удовольствием дал бы им денег. Его сердце сжималось от жалости при виде этих несчастных сирот, осужденных обществом за их легкомыслие. Если преступление сестер Троя заключалось в том, что они, пытаясь забыть свое одиночество, нищету и беспомощность, швыряли апельсинные корки в прохожих, их вполне можно было простить. Вероятно, строгие нравы городка, в котором они жили, предохраняли их от порока. Однако отсутствие осмотрительности и сдержанности, обычных и наиболее очевидных признаков целомудрия, давало возможность предположить, что они выбрасывали в окно не только апельсинные корки. Пепе Рей испытывал к ним глубокое сострадание. Он снова посмотрел на их жалкие платья, тысячу раз переделанные и подштопанные, на рваные башмачки, и… его рука невольно потянулась к карману.
«Может быть, порок действительно царит здесь…- думал он.- Но вид девушек, окружающая обстановка – все говорит о том, что перед нами жалкие осколки благородной семьи. Вряд ли эти несчастные девушки жили бы в такой бедности и работали, если бы они были так порочны, как о них говорят. В Орбахосе немало богатых мужчин!»
Сестры то и дело подбегали к Пепе. Они сновали от балкона к нему, а от него к балкону, поддерживая шутливый, легкий и, по правде говоря, довольно наивный разговор, несмотря на всю его фривольность и беспечность.
– Сеньор дон Хосе, ну что за прелесть сеньора донья Перфекта!
– Опа единственное существо в Орбахосе, не имеющее прозвища. О ней никто не отзывается дурно.
– Все ее уважают.
– Все ее обожают.
И хотя Пепе расхваливал тетушку в ответ на их слова, его все время подмывало вынуть деньги из кармана и сказать: «Мария Хуана, вот вам деньги на ботинки. Пепита, а вам на платье. Флорентина, возьмите деньги и купите что-нибудь из съестного…» Он уже готов был сделать это, когда сестры снова выбежали на балкон посмотреть, кто идет, но тут к нему подошел дон Хуан и тихо сказал:
– Не правда ли, они прелестны?.. Бедные девочки! Даже не верится, что они могут быть так веселы, а между тем… да, без сомнения, они сегодня еще ничего не ели.
– Дон Хуан, дон Хуан,- позвала Пепита.- Сюда идет ваш приятель Николасито Эрнандес. «Пасхальная Свечка».
Он, как всегда, в треугольной шляпе и что-то бормочет на ходу, вероятно, молится за упокой души тех, кого отправил в могилу своим ростовщичеством.– А вот вы не посмеете назвать его в глаза Пасхальной Свечкой!
– Посмотрим!
– Хуана, опусти жалюзи. Пусть он пройдет. Когда он завернет за угол, я крикну: «Свечка, Пасхальная Свечка!..»
Дон Хуан Тафетан выбежал на балкон.
– Идите сюда, дон Хосе, вы должны посмотреть на этого молодца.
Пене Рей, воспользовавшись тем, что девушки и дон Хуан веселились на балконе, дразня Эрнандеса и приводя его в бешенство, осторожно приблизился к одному из швейных столиков, стоявших в комнате, и сунул в ящик оставшиеся после игры в казино пол-унции.
Затем он вышел на балкон, как раз в ту минуту, когда две младшие сестры, заливаясь смехом, кричали: «Пасхальная Свечка, Пасхальная Свечка!»
ГЛАВА XIII
CASUS BELLI [132]
После описанной выше проделки девушки затеяли длинный разговор с молодыми людьми о жителях города и о произошедших в нем событиях. Пепе, опасаясь, как бы его преступление не раскрылось в его присутствии, собрался уходить, чем очень огорчил сестер. Одна из них вышла из комнаты и, тотчас вернувшись, сказала:
– А Вздох уже за делом, развешивает белье.
– Дон Хосе, вы хотели видеть ее,- заметила другая.
132
Повод для объявления войны (лат.).
– Сеньора очень красива. Она и сейчас носит мадридские прически. Идемте.
Сестры провели молодых людей через столовую, которой почти никогда не пользовались, и вышли на плоскую крышу-террасу, где валялось несколько цветочных горшков и множество старой ненужной утвари и развалившейся мебели. С террасы открывался вид на дворик соседнего дома с галереей, обвитой плющом, и с красивыми цветами в горшках, выращенными заботливой рукой. Все свидетельствовало о том, что там живут люди скромные, опрятные, хозяйственные.
Приблизившись к самому краю крыши, сестры Троя внимательно оглядели соседний дом. Девушки запретили мужчинам разговаривать, а сами удалились в ту часть террасы, где их нельзя было заметить с улицы, но и откуда трудно было что-либо разглядеть.
– Она вышла из чулана с кастрюлей гороха,- сообщила Мария Хуана, вытягивая шею и пытаясь что-нибудь увидеть.
– Трах! – крикнула Пепита, бросая камешек.
Послышался звон разбитого стекла и гневный возглас:
– Опять нам разбили стекло эти…
Сестры и их кавалеры задыхались от смеха, забившись в угол террасы.
– Сеньора Вздох сильно разгневана,- заметил Пене.- Почему у нее такое странное прозвище?
– Потому, что она вздыхает после каждого слова и вечно хнычет, хотя ни в чем не испытывает недостатка.
Несколько минут в соседнем доме царила тишина. Пепита Троя осторожно выглянула.
– Опять идет,- тихонько шепнула она, жестом призывая к молчанию.- Мария, дай мне камешек. Смотри… Трах!.. Попала.
– Мимо. Упал на землю.