Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.

– Что же, предосторожность никогда не помешает. Но я думаю, что, пока эти люди не погибнут и не возродятся обновленными, пока самые камни не станут другими, в Орбахосе мира не будет.

– Я тоже так думаю,- сказал офицер, зажигая сигарету.- Ты ведь видишь, что мятежников здесь на руках носят. Где те, что опустошали эту местность в тысяча восемьсот сорок восьмом году и в другие времена? Для всех нашлись местечки в городской таможне, в налоговом управлении, взимающем плату за въезд в город, в муниципалитете, на почте; из них вербуются альгвасилы, причетники, судебные исполнители. Некоторые стали грозными каспками, они хозяйничают на выборах, пользуются влиянием в Мадриде, распределяют выгодные должности. Жутко.

– Скажи, а нельзя ожидать, что мятежники на этих днях совершат какое-либо преступление? Если это случится, вы бы сравняли город с землей, а я бы вам с удовольствием помог.

– Если бы дело зависело от меня!.. Но они тут обязательно возьмутся за свое,- сказал Пинсон,- потому что мятежи в двух соседних провинциях растут, как сорная трава… И, между нами, дорогой Рей, я думаю, что здесь будет нелегко. Многие смеются, говорят, будто не может быть новой гражданской войны, подобной той, что была недавно. Они не знают этих мест, не знают Орбахо-сы и ее жителей. А я утверждаю, что дело, которое сейчас начинается, вовсе не шуточное, что нам снова придется вести жестокие, кровавые бои и они будут продолжаться, сколько богу будет угодно… А ты как думаешь?

– Друг, я в Мадриде смеялся над всеми, кто говорил, будто возможна новая продолжительная и жестокая гражданская война, вроде Семилетней; но сейчас, когда я пожил здесь…

– Да, нужно самому прогуляться по этим очаровательным местам, взглянуть поближе на местных жителей и услышать от них хоть одно словечко, чтобы узнать, на какую ногу они хромают.

– Вот именно… Я не могу объяснить, на чем основано мое убеждение, но, находясь здесь, я вижу все иначе, и теперь мне кажется, что, может быть, действительно придется вести долгие и жестокие войны…

– Совершенно верно.

– Но сейчас меня занимает не столько война в широком смысле, сколько частная, которую мне приходится здесь вести,- я объявил ее не так давно.

– Ты, кажется, говорил, что живешь в доме тетки? Как ее величают?

– Донья Перфекта Рей де Полентинос.

– А, я слышал это имя. Это превосходная особа, единственная, о которой «чесночники», насколько я знаю, не отзываются плохо. Когда я был здесь прошлый раз, все восхваляли ее доброту, ее милосердие, всяческие ее достоинства.

– Да, моя тетя очень добра и любезна,- пробормотал Рей.

Он на мгновение задумался.

– Ну, теперь Я вспомнил!..- внезапно вскрикнул Пинсон.- Теперь у меня начинают концы с концами сходиться!.. Мне в Мадриде говорили, что ты женишься на своей двоюродной сестре. Все ясно. Это и есть прелестная, обаятельная Росарио?

– Пинсон, давай поговорим по душам.

– Я вижу, ты встретил здесь какую-то преграду.

– Дело значительно серьезнее. Тут идет ужасная борьба. Нужны могущественные, предприимчивые, энергичные друзья, с большим опытом в трудных предприятиях, мужественные п хитроумные.

– Слушай, это кажется даже серьезнее, чем дуэль.

– Намного серьезнее. Подраться с мужчиной на дуэли не трудно. Но как драться с женщинами, с невидимыми врагами, действующими в тени?

– Я весь обратился в слух.

Подполковник Пинсон, вытянувшись, лежал на кровати. Пепе Рей пододвинул стул и, опершись локтем о край постели и подперев голову рукой, начал свой доклад, объяснение, изложение плана или что-то в этом роде. Говорил он очень долго. Пинсон слушал с глубоким вниманием, не прерывая рассказчика, и только изредка задавал отдельные мелкие вопросы, просил сообщить еще какие-нибудь подробности или разъяснить что-либо непонятное. Когда Рей закончил, лицо Пинсона было серьезно и мрачно. Он устало потянулся, как человек, не спавший три ночи подряд, и, наконец, сказал:

– План рискованный и трудный.

– Но его нельзя назвать невыполнимым.

– Пожалуй, да! В этом мире нет ничего невыполнимого. Обдумай его как следует.

– Я уже обдумал.

– И решил проводить его в жизнь? Смотри, такие вещи теперь уже не в моде. Обычно они кончаются плохо н приносят людям одни неприятности.

– Я решил твердо.

– Ну что же, хотя дело это рискованное и сложное, даже очень сложное, я всецело к твоим услугам.

– Итак, я могу рассчитывать па тебя?

– До самой смерти.

ГЛАВА XIX

КРОВАВОЕ СРАЖЕНИЕ,- СТРАТЕГИЯ

Долго ждать первых выстрелов не пришлось. В обеденный час, сговорившись с Пинсоном о дальнейших действиях согласно выработанному плану, первым условием которого было то, что друзья будут притворяться, будто не знают друг друга, Пепе Рей направился в столовую. Там он нашел свою тетку, только что прибывшую из собора, где она, по своему обычаю, провела все утро. Донья Перфекта была одна и казалась чем-то глубоко озабоченной. Инженеру показалось, словно какое-то таинственное облачко оставило свой след на этом бледно-мраморном лице, не лишенном своеобразной красоты. Когда она поднимала глаза, лицо ее вновь становилось зловеще спокойным; но почтенная матрона поднимала глаза лишь на короткое мгновенье и, быстро окинув взглядом племянника, снова мрачнела.

Обеда ожидали в молчании. Дожидаться дона Каетано, уехавшего в Мундогранде, не стали. Когда приступили к еде, донья Перфекта произнесла:

– А этот мужлан-военный, присутствием которого нас сегодня облагодетельствовало правительство, не придет обедать?

– По-моему, он больше хочет спать, чем есть,- ответил инженер, не глядя на тетку.

– Ты его знаешь?

– Первый раз в жизни вижу.

– Да, забавных гостей нам присылает правительство. Как будто специально для того стелим постели и готовим еду, чтобы беспутные молодцы из Мадрида спали и ели здесь!

– Есть опасения, что поднимется мятеж,- сказал Пене Реп, чувствуя, как по его телу пробежала дрожь,- и правительство решило истребить орбахосцев, уничтожить их, стереть с лица землп.

– Остановись, дружочек, ради бога, не стирай нас в порошок! – воскликнула донья Перфекта голосом, полным сарказма.- Бедные мы, бедные! Сжалься, племянничек, оставь в живых несчастные созданья! А что, ты тоже будешь помогать войскам в этом грандиозном подвиге – в разрушении нашего города?

– Я не солдат. Я только буду хлопать в ладоши, когда увижу, как навсегда вырваны с корнем ростки гражданской войны, непокорности, раздора, бегетрий, бандитизма и варварства, которые существуют здесь, к великому стыду для нашего времени и нашей родины.

– На все божья воля.

– В Орбахосе, милая тетя, почти только и есть, что чеснок да разбойники, потому что те, кто во имя вздорных политических или религиозных идей отправляется искать приключений каждые пять лет,- это разбойники.

– Спасибо, спасибо, дорогой племянничек,- побледнев, проговорила донья Перфекта.- Значит, в Орбахосе больше ничего нет? А все-таки здесь есть нечто, чего у тебя нет и ради чего ты к нам приехал.

Эта пощечина больно отозвалась в сердце Рея. Его душа горела. Теперь ему было слишком трудно сохранить почтительный «он, которого подобало бы придерживаться в разговоре с теткой благодаря ее полу и положению в обществе. Безудержный гнев ослепил его, и он уже не мог остановиться: