Треугольное лето
Шрифт:
Даймонд краснеет.
– Вы понимаете… это касалось только нас двоих…
– …боюсь, что нет. Весна… она знала, что вы убили Зиму.
– Наглая ложь, я…
– …убили зиму. Я верю весне… Вы убили весну, потому что она знала, что вы убили зиму… – спохватываюсь, продолжаю, – потому что зима знала, что вы убили осень, а осень знала, что вы убили лето…
– Верно, – кивает Даймонд, – убил лето…
– Прошлое лето?
– Нет… не прошлое…
Не успеваю спросить, что такого знало лето, в голове вертится бешеной каруселью, – убил весну, потому что весна
…лезвие пронзает меня насквозь, еще успеваю подумать, что тут что-то не так…
*
…снова стучат.
– Да-да, входите!
Спохватываюсь, невежливо это как-то – да-да, входите. Открываю дверь, смотрю на человека, что за человек, не знаю, они для меня все на одно лицо…
– Э-э-э… вечер добрый.
Киваю:
– И вам того же.
– Разрешите… представиться… Клаб.
– Очень приятно, – пожимаю протянутую руку, – мое имя, я думаю, вы знаете.
– Разумеется, как не знать… мы вас любим… очень любим…
– Да неужели… обычно люди другое говорят.
– Что они вообще понимают, эти, которые другое говорят. А мы в вас души не чаем, правда… красота такая…
Настораживаюсь. Если вот так с бухтты-барахты заваливают комплиментами, тут что-то не так, что-то хочет от меня этот человек, понять бы еще, что. И сдается мне, что просить будет не богатый урожай и погожие денечки, а что-то посерьезнее.
Делаю вид, что ничего не замечаю, наливаю гостю глинтвейн, подбрасываю дровишек в камин, люди это любят.
– Ой, спасибо огромное, вы меня прямо выручаете, а то простуда одолела… как же мы вас все-таки любим вот за это за все, камин, глинтвейн, листья… Я, собственно… вы простите за беспокойство… у меня тут просьба к вам…
Мысленно киваю, так я и думала…
– …вы не подумайте, мы вас очень любим… но понимаете… вы бы не могли…
Договариваю:
– …уйти?
– Да что вы, как можно? Ни в коем случае. А не могли бы… на денек-другой…
Договариваю. Человек вздрагивает:
– Мысли читаете?
– Да нет, обычно только это и просят…
– Очень вас прошу… пожалуйста. Вы поймите правильно, мы же не потому, что вас не любим, просто… тут дело такое…
Слушаю. Понимаю, что дело нешуточное.
– Ну, хорошо… это против всяких правил… вы поймите, я же тоже так не могу, делать, что хочу… у меня же тоже своя работа…
– …понимаю, работа есть работа, что же делать…
– …давайте так… чтобы и я, и оно…
Человек подскакивает:
– Одновременно?
– Ну да… тогда, может, и не нажалуется никто…
– Спасибо вам огромное… вы только пожалуйста не думайте, что мы вас не любим… еще как любим… просто…
– Да, да… я понимаю… раз такое дело…
*
…пронзает насквозь…
…нет, нет, хватаюсь за грудь – ничего подобного, целехонько, да как так, было же, было, стальное лезвие, нестерпимая боль, меркнущий мир…
– …вам лучше?
– А?
– Да вы лежите, лежите, что вы… если что нужно, так я принесу…
Узнаю голос,
разлепляю веки…Даймонд.
И Клаб.
Даймонд спохватывается:
– Клаб, да вы бы хоть водички принесли лету, что ли, или чаю там… вы поймите, я бы и сам принес, так я ж не знаю, где у вас тут в доме что…
Все понимаю.
Хочу кричать, из горла вырывается хрип:
– Не… не…
– …правда что, какая там водичка, тут бы посерьезнее чего, чаю там или кофе… или чего покрепче?
Невыносимо. Побороть эту слабость небытия, сказать…
– Не… не у-хо-ди-те…
Заставляю себя сжать руку Клаба.
– Он… Даймонд… он у-бил ме-ня… по-то-му-что…
– Бредит, – вздыхает Даймон.
– У-бил… вес-ну… а я уз-на-ло… а вес-на… зна-ла… у-бил… зи-му…
– Бредит…
– А зи-ма… – понимаю, что надо ближе к делу, – прошлым… летом… он… у-бил… Юно…
Даймонд бросается прочь из комнаты. Клаб кричит из окна, держите, держите, – шум на улице, громкие крики…
…мир снова плывет в тумане…
*
– А почему он убил Юнону?
Это уже потом. Когда еле-еле отдираю себя от кровати, когда кое-как устраиваюсь в кресле, когда Клаб приносит мне глинтвейн, я раньше и не знало, что это такое – глинтвейн, и тыквенный суп, и равноденствие, и Мабон, и листья, листья, почему они красные, желтые, рыжие, люди жгут костры из листьев, пишут на листьях все плохое, что случилось с ними, бросают в костер, – робко надеюсь, что там нет моего имени.
И вот, уже потом —
– А почему он убил Юнону?
Клаб отмахивается, Клаб не хочет говорить. Вспоминаю что-то из прочитанного в архивах и библиотеках, какие-то жуткие вещи, которые делают с детьми – не хочу вспоминать.
Кстати…
– …а где дети?
Оглядываю дом, непривычно пустой и тихий.
Клаб разводит руками:
– Ну что вы хотите, лето-то кончилось…
Что-то вспоминаю:
– В школе, да?
Клаб обреченно смотрит на меня:
– Вы что… правда ничего не помните?
– Ну как же не помню, все помню… флорентйские окна… мертвая весна… вы ругались, что я на десять дней позже… дети… на речке…
– Да нет же… – Клаб роняет голову на руки, – у меня даже фотографий не осталось, вы же на фото не проявляетесь… Да нет же… первая встреча… в июне… мы танцевали… потом целовались украдкой… только луна знает… сцены ревности… ты будешь принадлежать только мне… наши дети… Юнона… Юлия… Август…
Обнимаю Клаба, воспоминания наваливаются все, разом…
– Это было… в прошлом году? Или в позапрошлом? Или…
– …или десять лет назад…
– А может, двадцать…
Понимаю, что Клаб думает, одно это было лето или разные. Клаб бормочет что-то про Даймонда, он больше всех орал, что нельзя так, чтобы человек – и лето, но что он детей наших убивать пойдет, уж никто не ждал…
– Но… но зачем?
– Ну, видишь как… дескать, не должно быть такого, это против самой природы… чтобы наполовину люди, наполовину времена года… гибрид пространства и времени…
Молчим.
Осень стучит дождем в окна, хочет войти.