Тревоги Голубого города
Шрифт:
Делая круги всё шире, Пчелиная Мать снова устремилась в высоту. Сердце то замирало, то неистово колотилось. Не прошло и минуты, а она уже была очень высоко. Глянула вниз и не увидела пчелиных городов, ни своего, ни чужих. Перед нею открылся неведомый мир. От непонятной радости захватывало дух, в теле ощущалась необычная лёгкость, хотелось петь и смеяться от счастья.
Немного успокоясь, она стала смотреть вверх, в светло-голубое бескрайнее Небо. Там, где-то невероятно далеко, висел золотой шар. Он был не очень велик, этот шар. Даже чуть поменьше её родного города. Но от него исходил неописуемый свет. И тепло исходило от него. Хотелось лететь и лететь туда,
Стремительно ринулась она вниз. И скоро увидела много-много зелёных листьев. Они шевелились. Прикоснулась ногами к листку. Он был прохладен и колыхался. Встала на край его и глянула вниз. Ничего там не было, кроме ярко-зелёного ковра. Где же город-улей?
В эту минуту кто-то над её головой оглушительно рявкнул:
— Кар-р!
Вскинулась испуганно и увидела неподалёку страшное создание. Оно было похоже на того Сорокопута, про которого ей рассказывала Бабушка.
— Кар-р! — снова рявкнула птица.
Пчелиная Мать сползла с листка, колени её задрожали, ноги чуть не подкосились. Наверное, она упала бы в обморок, но крылья сами собой раскрылись и понесли её.
Не помня себя, делая зигзаги и круги, нашла она наконец свой город-улей, тяжело плюхнулась на знакомую терраску. Немного ушиблась. Пошла к Главным воротам. Ей навстречу выскочили стражницы, словно не узнавая, обнюхали, осмотрели и только тогда посторонились. Под аркой её уже поджидали истомившиеся телохранители. Тотчас заботливо окружили и повели в город. Она слышала, как позади шушукались Егоза и Хохотушка:
— Наша Мать сделала первый ознакомительный облёт. Он прошёл благополучно.
В этот же день произошло ещё одно знаменательное событие: в город-улей подбросили десять тысяч чужих детей.
Как по щучьему веленью, снялась водонепроницаемая крыша, за нею потолок, в город хлынули клубы дыма. Пожар!
Однако опять это была ложная тревога.
Человек вынул две улицы, в кладовых которых хранилось немного перги и мёда. А на место вынутых он поставил другие. Почти в каждом восковом доме лежал малыш. Одни были постарше, другие совсем крохотные.
— Чужие дети! — взроптали некоторые пчёлы. — Зачем они нам?..
Затем, когда потолок и крыша опять встали на свои места и пчёлы успокоились, стали рассуждать разумно. Ведь крайние улицы в последнее время совсем опустели. Старые труженицы, отжив свой век, умирали, а новых рождалось немного, потому что Пчелиная Мать ещё не приносила потомства. Наверное, Человек очень хитрый! Догадался, что город ослабнет, и подкинул чужих детей.
Пчёлы удивлялись, недоуменно разводили крыльями, но делать было нечего. Не будешь же смотреть равнодушно, как малютки умирают от голода. Поахали, поохали и принялись понемножку за дело.
Появились нянечки-кормилицы, и пошла обычная работа. Детям подкладывали кашки, подливали пчелиного молочка. Растите, будете своими.
Так и были приняты «подкидыши». Вырастут, никогда не узнают, что были рождены другой матерью.
ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА ДВУХ АРМИЙ
К Голубому городу снова двигалась армия рыжих.
Ти-Аха разделил её на две части. Одной назначил командовать опытного Хло. Другой руководил сам. Его армия должна захватить город чёрных, расположенный в земле, под Голубым городом, в то время как Хло нападёт на чудо-дворец, что находился между стенами пчелиного города. Небольшой отряд лесных великанов оставался в резерве. И совсем маленький отрядик был послан смотреть другие пчелиные города.В покои мудрого Триусиногиоса вбежал запыхавшийся дозорный и с ходу выпалил:
— Движется армия рыжих! Их видимо-невидимо! Связь с землёй прервана. Есть первые раненые и убитые. Полчища лесных злодеев облепили все стены пчелиного городка, и вместо голубого он стал рыжим.
У Триусиногиоса от волнения взмокли усы-антенны. Но, как и подобало его сану, глава чёрных старался сохранить спокойствие. Он приказал немедленно поднять всю свою армию. Однако без лишнего шума…
А в Голубом городе началась невообразимая суета. К молодой Пчелиной Матери примчались стражницы от Главных ворот и Верхнего люка. Они наперебой говорили о муравьях.
Пчелиная Мать растерянно выслушивала. Тревожные сообщения следовали одно за другим.
Железные сестры единодушно заявили:
— Надо звать Человека.
С ними тотчас согласились Бабушка, Молчанка, вдруг ставшая разговорчивой, и Мухаобстекло. Мнений Хохотушки и Егозы не спрашивали, они были ещё молоды.
— А как его звать? Он же не понимает нашего языка? — спросила Егоза.
Железные сестры не обратили внимания на её вопрос…
Они собрали десятка полтора первых попавшихся на глаза работниц, объявили:
— Над нашим городом нависла опасность. Отправляйтесь немедленно за Человеком!
— Я видела его, — сообщила одна из пчёл. — Он строит новый пчелиный дом.
— Скорее летите к нему, — прошамкала Бабушка.
— Кружите перед его носом… бл-бл-бл-б… — забубнила Мухаобстекло.
— Бейтесь об его лицо, если он не будет вас замечать, — сказала Молчанка. — Он поймёт, что у нас что-то случилось…
Посланцы кинулись к выходу.
Человек не заставил себя долго ждать. Он пришагал на своих огромных ногах и некоторое время наблюдал за развернувшейся муравьиной битвой, за встревоженными пчёлами. Потом сходил в свой дом и принёс в банке какую-то жидкость. Снял с пчелиного города крышку. Здесь уже были тысячи муравьев — рыжих и чёрных…
Вдруг крупный ядовитый дождь посыпался из банки. Он посыпался, этот страшный дождь, на сцепившихся в мёртвой хватке муравьев. И тот, на кого упала хоть самая маленькая капелька, тотчас бежал прочь или тут же погибал. Кто из пчёл его нюхнул, махал в отчаянии крыльями и отлетал прочь. От этого запаха всех тошнило.
Обрызгав муравьев на крыше и потолке, Человек принялся мазать жидкостью стены. Муравьи кинулись бежать. Спастись удалось немногим. Смертельный дождь настигал беглецов.
— Вот так… Вот так… — говорил Человек. — Попробуйте-ка керосинчику. А под улей ещё золы насыплю — будете тонуть как в воде…
Отряд рыжих, стоявший в их резерве возле липы, с ужасом наблюдал, как разбегается армия.
Из чудо-дворца, куда Человек влил свою страшную жидкость, не вышел ни один муравей — ни чёрный, ни рыжий. Наблюдавшие это в ужасе закрывали глаза, представив себе, какой сейчас ад во дворце.