Тревожные галсы

В это время в палату вошел дежурный врач. Он пристально посмотрел на Наташу, на его круглом, как блюдце, лице появилась добродушная улыбка, и он тихо сказал:

— Извините, но больному надо полежать одному...

Наташа наклонилась к мужу, поцеловала его в щеку, потом также молча поднялась и уже в дверях кивнула ему:

— Я еще приду, Сережа. Отдыхай, набирайся сил. Я еще приду... — И тихо прикрыла за собой дверь.

Она вышла из госпиталя и только тогда взглянула на часы — без десяти двенадцать. Время обеда. Куда ей податься? Конечно же, надо пойти в гостиницу, попросить себе номер, уложить вещи, отдохнуть с дороги. Она шла по улице неторопливо, поглядывая по сторонам. Почти пять лет прожила она в этом приморском городе. По этой улице она не раз прогуливалась с Сергеем, не однажды провожала его на корабль. А вот там, у причала, где высился обелиск героям артиллеристам, она рассказывала ребятам своего класса о подвиге моряков. «А чего это я иду в гостиницу? — вдруг спросила она себя. — Я пойду к себе домой. У меня ведь есть квартира. Небось, Сергей все время был на корабле, и цветы увяли, комната не убрана... Эх, Сережа, и зачем ты взялся за эту мину!..»

У дома, где жили Кесаревы, Наташу встретила Зина, жена Склярова. Она ласково пожала ей руку и принялась успокаивать, что, мол, Сергей скоро поправится, его лишь задело осколком и что она, Наташа, зря так волнуется.

— Я вот когда родила, то у меня был приступ. Паша был в море и ничего этого не знал. И сейчас не знает. Зачем его волновать?..

— Я очень переживаю за Сережу, — тихо отозвалась Наташа. — Я только от него. Боюсь, ох и боюсь...

В квартире она полила цветы, вытерла пыль и принялась было мыть пол, как кто-то постучался в дверь. Открыла и удивилась — это капитан-лейтенант Денисенко. Он поздоровался, неловко одернул край тужурки и, глядя на нее, несмело сказал:

— Вот я и пришел...

Она без улыбки молвила:

— Заходи, Дима... — Она закрыла за ним дверь, пригласила его сесть на диван. — А я только от Сергея. После операции ему не легче...

— Ты извини, Наташа, я давно не видел тебя. А тут собираюсь в отпуск, узнал, что приехала, вот и пришел... повидать тебя. Я был у Сергея, мы ходили с Комаровым. Молодчина он, а? Мину какую обуздал на судне, а потом осечку дал... Но ты верь, Наташа, он выдюжит. Я-то знаю Сережку, сил у него на пятерых... Да ты садись, Наташа, ведь ты с дороги. Скляров тебя собирался встречать, но его вызвали в штаб флота. Он поручил мне, а я... — И Денисенко развел руками. — Опоздал в аэропорт. Прости, Наташа... Я так хотел тебя встретить и опоздал. Узнал, что ты уже в госпитале, и ушел на корабль. А теперь вот собираюсь в отпуск...

Пока он говорил, Наташа все думала о Сергее, как он там? Мысль о том, что о ней на корабле не забыли, согрела ее сердце, оно смягчилось, и она, улыбаясь, стала благодарить капитан-лейтенанта Денисенко за внимание и заботу.

— Ты, Дима, мировой парень. Ты очень хороший. И ты, и Петя Грачев, и Комаров — все вы добрые, отзывчивые. Но у меня такое горе, что и слез не хватит. Боюсь за Сергея... А ты, значит, в отпуск?

— Собираюсь... Домой поеду, к матери...

— Женился?

— Нет... — Денисенко взглянул ей в глаза. — Мне бы такую жену, как ты....

Зазвонил телефон. Наташа взяла трубку. Денисенко понял: что-то с Сергеем, потому что она мигом помрачнела.

— Я сейчас еду, — сказала она и положила трубку. Глядя на гостя, добавила: — У Сережи опять поднялась температура... Извини. Желаю тебе хорошо отдохнуть. Я так устала, так устала... Ну, ладно, иди...

Она уже надела пальто, а Денисенко все еще не уходил, он стоял у порога и мял в руках фуражку.

— Наташа, — наконец заговорил он, — я еще приду к тебе. Ладно?..

— Приходи, Дима. Ты же друг Сергея... Да, а ты где будешь отдыхать, у матери в Краснодаре? Тогда заезжай к нам в гости. Сережа поправится — и я вернусь. За сыном...

У дома они расстались. Наташа поспешила в госпиталь.

Вошла в палату тихо, на цыпочках. У двери сестра шепнула ей на ухо: «Посидите с ним, я пойду за врачом, у него давление...» — и ушла. Наташа села к койке, окликнула Сергея. Он обрадовался ее приходу, через силу улыбнулся. Дышал он с трудом, покашливая, на лбу и щеках — капельки пота.

— У меня жар, Наташа... — Передохнул, ласково тронул рукой ее за нос. — Кажется, мне уже лучше, вот только в груди печет, — добавил он вполголоса. — А как там цветы?

Она сказала, что цветы полила. Когда он поправится, она сразу же увезет его домой.

— Дима заходил, — сообщила она. — Тебе привет.

— Он тут был с Грачевым, — Сергей взял ее за руку. — Ты ему нравишься, Диме. Он не раз говорил мне...

Наташа зарделась, а он продолжал:

— Помнишь, я забирал тебя из роддома? Лютовал февраль, а я принес букет хризантем. Так это он, Димка, черт сероглазый, достал тогда. Ездил в аэропорт и заказывал стюардессе. — Помолчав, вдруг добавил: — Он был бы тебе хорошим мужем...

— Что ты говоришь, милый? — Она заплакала. — Помолчи...

— Плохо мне, — признался Сергей, весь побледнев. Губы у него посинели. — Я держусь. Я вижу твои глаза... А сына не вижу. Где он, мой сын?

Наташа прижалась пылающей щекой к его лицу, оно было холодным как лед.

— Я очень спешила к тебе, Сережа, — сквозь слезы сказала она. — Я не могу без тебя... Как же теперь, а? Сын у нас... Ну, конечно, я все тебе простила. А сын у мамы...

— А твои письма? — тихо сказал он.

— Забудь письма... — Она передохнула. — Я злая была на тебя... А теперь все прошло. Забудь письма. Дура, я, что уехала... Ты прости. Я могла бы и не уезжать, но я... Ах, Сережа, разве понять тебе мои чувства?

Он тяжело задышал, лицо побледнело, а в глазах — темно, как в омуте.

— Я буду жить, Наташа, ты не волнуйся... Я молодой... Я сильный... А ты не плачь. — Он дотянулся рукой к ее щеке, рука тоже как лед.

«Он умирает, он умирает...» — застонала она, едва сдерживая себя, чтобы не зарыдать во весь голос. В груди у нее затяжелело, она лицом вмиг осунулась, ноги стали непослушными. Она исходила слезами, но плакала тихо. Будто сквозь туман она увидела врача в белом халате, он подошел к ней, взял за руку, и словно через стену она услышала его голос:

— Прошу вас... Потом еще зайдете... Больному нужен покой...

В коридоре она пришла в себя, перестала плакать.

— Что с ним, доктор?

Врач ответил не сразу, и это ее угнетало, она рассердилась.

— Чего вы хитрите? Я жена ему, у нас есть сын, и я должна знать правду. — И вдруг на ее глаза снова навернулись слезы. — Доктор, извините... Я так потрясена. Скажите мне правду... Доктор, я ведь жена ему...

Врач подошел к ней так близко, что в его глазах она увидела холодный блеск, и этот блеск будто проник ей в душу, она прижала руками щеки и, глядя ему в лицо, сказала: