Тревожных симптомов нет (Сборник рассказов и повестей)
Шрифт:
Наконец, случилось неизбежное. Он встретил жену. Жену журналиста.
Я уже говорил, что они очень любили друг друга. Любовь! Сколько томов о ней написано, и все же как мало она изучена! О, черт!
– Он прервал свой рассказ и потянулся к бутылке.
– Не будем ханжами! Право, вам еще один глоток не повредит. Ведь вы, так сказать, под наблюдением врача.
– Откуда вам известна вся эта история?- спросил я.
– Я...
– он запнулся.
– Меня несколько раз приглашали на консультацию к этому больному. Так что, продолжать?
– Пожалуйста!
– Значит так. Они встретились. На него это произвело ошеломляющее
– А она?
– Что ж она? Для нее это был посторонний человек, видимо, не в ее вкусе, к тому же еще не изгладились воспоминания о погибшем муже, так что она на него просто не обратила никакого внимания. Он начал ее преследовать.
Поджидал у проходной, у дома, заговаривал в метро, а если мужчина очень настойчив, то рано или поздно... Словом, все шло по извечным и непреложным законам. Не судите ее строго. Совсем еще молодая женщина, остро переживающая одиночество. Кроме того, ей казалось, что в этом назойливом поклоннике есть что-то напоминающее человека, которого она любила. Конечно, не внешность.
Просто нечто в характере, манере говорить, в десятках мелочей, из которых и складываются индивидуальные черты.
– Но ведь была еще та, которая взяла его из клиники, он что, ушел от нее?
– спросил я.
– В том-то и дело, что - нет. Он ее тоже любил. Здесь в описании их отношений от вас потребуется большой такт. Нужно понять его психологию. Это не вульгарный любовный треугольник. Это... трудно объяснить... Точно так же, как в нем было два человека, так и они обе... Нет, не то! Скорее одна женщина в двух ипостасях, духовной и телесной. Вот именно! Обе они слились для него в единый образ, расчленить который было уже невозможно. Может быть, специалист уловил бы тут начало психического заболевания, но все ли другие литературные герои, строго говоря, психически здоровы? Рогожин, Мышкин, Настасья Филипповна, Раскольников, Карамазовы... Уфф!
Он вытащил свою коробочку и отправил в рот таблетку. Вид у него был скверный, глаза блуждали, лоб покрылся потом. Кажется, мне с ним предстояло поменяться ролями. Не хватало только, чтобы теперь я его успокаивал. Однако эта история интересовала меня все больше и. больше. Я начал кое о чем догадываться.
– Скажите, - спросил я, - этот второй, преподаватель, он что преподавал?
– Какое это имеет значение?! Пусть хоть физиологию. Я ведь вам излагаю сюжет, а не...
– Продолжайте!
– сказал я.
– Сюжет действительно занятный.
– Хорошо! Значит, эти две женщины. Ни та, ни другая с таким положением мириться не желала. Разыгрывался последний акт трагедии, в которой главные участники не знали своей истинной роли. Я не зря упомянул о начале психического заболевания. У мозга есть защитные реакции. Когда ситуация становится невыносимой, человек нередко уходит в вымышленный мир, реальность подменяется бредом. У специалистов это носит специальное название, но вы можете пользоваться термином "умопомешательство". Особый вид его, когда человек представляется себе кем-то другим. Итак, в финале вашего романа не исключена психиатрическая лечебница.
– Невеселый финал, - сказал я.
– Признаться, я ожидал другого конца, а не пожизненного заключения в сумасшедшем доме.
– Почему пожизненного?
– возразил он.
– У медицины есть достаточный арсенал средств
Может быть, даже сам поведал потом об этом кому-нибудь... Однако тут накурено!.. Извините... больше не могу. Пойду в коридор,..
Я подождал, пока за ним закроется дверь, налил полстакана коньяку и залпом выпил, потому что...
И как я мог не вспомнить раньше, что эту мальчишескую фигуру, облаченную в белый халат, и внимательные зеленоватые глаза с выгоревшими ресницами я видел над своим изголовьем в клинике, когда меня учили говорить, и потом, сквозь пелену бреда...
Становилось ясным многое. И то, что начатая до болезни диссертация казалась мне теперь китайской грамотой, и обуревавшее меня в последнее время стремление писать.
Впрочем, сейчас все это уже отходило на второй план. Важно было, та женщина по праву назвала меня своим мужем. Все остальное не имело значения, даже три месяца, которые предстояло провести в туберкулезном санатории.
ДУША НАПРОКАТ Игорь Павлович Тетерин, модный и преуспевающий литератор, подошел к окну и задернул плотнее синие шторы. В кабинете сразу стало уютнее.
Тетерин приоткрыл дверь в коридор и крикнул:
– Наденька! Я работаю. Пусть не мешают.
– Хорошо, - раздался женский голос.
– Чаю тебе подать?
– Пожалуйста, и покрепче!
Он взял из рук жены термос и запер дверь на ключ.
Часы, когда Тетерин работал, считались священными. Тогда все в доме ходили на цыпочках, разговаривали шепотом, а телефон убирали на кухню. Никто не имел права тревожить его в это время. Исключение делалось только для красавицы колли. Тетерин любил, работая, ощущать на себе преданный взгляд собачьих глаз.
Он сел к столу и начал просматривать незаконченную главу. По мере того, как он читал, на его лице все явственней проступала брезгливая усмешка.
Типичное не то. Литературщина. Скоропись. Плоские диалоги. Нет, эту главу нужно писать совсем по-иному. Но как?
Тетерин вставил в машинку чистый лист и задумался. Хотелось чего-то свежего, своего, а на ум шла все та же пошлятина, многократно перелицованная и отутюженная такими же кустарями, как он сам. Он иногда позволял себе роскошь быть вполне откровенным с собою. Конечно, он не гений, хотя критики единодушно признают у него литературное дарование. Но если разобраться, то на что это дарование растрачивается? Десять книг. Среди них нет ни одной сколько-нибудь значительной. Бабочки-однодневки. Вечно не хватает времени.
Всегда подпирают сроки сдачи рукописи. Хорошо было бы уехать куда-нибудь к черту на рога, подальше от всяких издательств и договоров. Лежа на травке, думать, думать, думать, пока мысли не станут ясными и прозрачными, как вода в горном ключе! Вот видишь, дорогой, - прервал он себя, - и тут не можешь обойтись без штампов. Вечно приходится думать чужими словами. А где же их взять, эти свои слова?- Он скомкал недописанную главу и в сердцах кинул в корзину.
Собака почувствовала, видимо, что хозяин не в духе, подошла и положила голову ему на колени.