Тревожных симптомов нет (Сборник рассказов и повестей)
Шрифт:
* * * Когда многократно повторенный опыт в одних и тех же условиях дает неизменный результат, то есть все основания считать, что установленные связи подчинены какому-то закону.
Так, например, если любители ранней похмелки выстраиваются в длинные очереди у ларьков в бесплодном ожидании вожделенной цистерны с пивом, если строители бестрепетно роют канавы в ухоженных газонах, обнажая склеротическую кровеносную систему города, если по утрам к шуму трамвая под окном добавляется пыхтенье катков для асфальта, если, просыпаясь от щебета птиц, вы не можете сообразить, ночь сейчас или
Если на дворе июнь, а вам двадцать шесть лет, если вы каждый вечер читаете девушке прекрасные стихи, если... Впрочем, хватит! И так все ясно.
Какой-то пошляк, родоначальник литературных штампов, сказал, что любовь не знает преград. Ну и что? Одно дело не знать преград, а другое - суметь их преодолеть, или, как выразился бы философ, добиться такого развития событий, когда любовь в себе превращается в любовь для себя. Ведь что ни говори, а две тысячи лет...
Хотите еще одну заезженную сентенцию? Пожалуйста! Беда приходит оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. На этот раз она явилась через дверь в облике дворника, пригласившего однажды вечером Кларнета незамедлительно прибыть в домоуправление, где его ждет комиссия содействия в полном составе.
Состав оказался не так уж велик: два человека, не считая уже известного нам бравого майора в отставке.
Увидев Кларнета, майор пришел в крайнее возбуждение и вытянул вперед правую длань, отчего стал сразу удивительно похож на Цицерона, обличающего Катилину.
– Вот он, голубчик! Собственной персоной!
Председатель комиссии расправил седые запорожские усы и вытащил из стола листок, исписанный корявым почерком.
– Так... садитесь, товарищ Кларнет.
Кларнет сел.
– Имеются сигналы, что вы пользуетесь незарегистрированным радиопередатчиком. Верно это?
– Нет у меня никакого передатчика, - солгал Кларнет.
– Ну до чего же нахально темнит!
– патетически воскликнул Будилов. Ведь сам слышал, как передает! То открытым, то закрытым текстом.
Председатель вопросительно взглянул на Кларнета.
– Это... я стихи читаю.
– Почему же вслух?
– удивилась интеллигентного вида немолодая женщина.
– Они так лучше запоминаются.
– Врет, врет!
– кипятился майор.
– Пусть тогда скажет, что он там у себя паяет, почему пробки все время горят?
– Ну-с, товарищ Кларнет?
– Не паяю я. Раньше, когда телевизор ремонтировал, то паял, а сейчас не паяю.
Председатель крякнул и снова расправил усы.
– Так... Значит, только стихи читаете?
– Только стихи.
– Какие будут суждения?
– Он поглядел на женщину, но та только плечами пожала.
– Обыск бы нужно сделать, - сказал Будилов.
– С понятыми.
– Таких прав нам не дано, - поморщился председатель.
– А вы, товарищ Кларнет, учтите, никому не возбраняется и телевизоры мастерить и радиоприемники...
– И стихи читать, - насмешливо добавила женщина.
– И стихи читать, - подтвердил председатель.
– Но ежели действительно радиопередатчик... тут другое дело. Нужно зарегистрировать. И вам лучше, и нам спокойней. Согласны?
– Согласен, -
вздохнул Кларнет, - только нет у меня никакого передатчика.О, святая, неумелая, бесхитростная ложь! Ну, кому какое дело до честного слова, опрометчиво брошенного в туманное будущее?
Нет, Кларнет, не тебе тягаться с видавшим виды майором в отставке Будиловым. Сколько ты ни темни, расколет он тебя, непременно расколет! Пора подумать, чем это все может кончиться.
* * * - Маша!
– Кларнет говорил шепотом, опасливо поглядывая на дверь.
– Пойми, Маша, я этого просто не переживу.
– Что ты предлагаешь?
– Не знаю. Возьми меня туда. Есть же, наверное, какие-нибудь машины времени.
– Нет таких машин, - печально улыбнулась Маша.
– Все это сказки.
– Но сумела же ты переправить передатчик.
– Это совсем другое дело. Трансмутация. Но ведь она у вас еще не изобретена.
Кларнета внезапно осенила идея.
– Послушай, а ты сама бы не смогла?
– Что?
– Трансмутироваться сюда.
– Ох! Ты понимаешь, что ты говоришь?! Нет, это невозможно!
– Но почему?!
– Я же сказала, никаких контактов с прошлым. Нельзя менять историю.
Трансмутацией во времени у нас пользуются не больше, чем в пределах столетия, и то со всякими ограничениями. А тут... ведь возврата назад уже не будет. Остаться навсегда неизвестно где...
– Известно! Ты же будешь со мной!
Маша заплакала.
– Ну что ты, Машенька?!
– А ты меня никогда не разлюбишь?
– спросила она, сморкаясь в крохотный платочек.
Вы сами знаете, что отвечают в подобных случаях.
В июне все идет по раз навсегда установленным законам. Вот набежала туча, брызнул дождь, а там, глядишь, через несколько минут снова греет солнышко.
– Не могу же я в таком виде к вам явиться, сказала Маша.
– Достань мне хоть несколько журналов мод.
Приходилось ли вам когда-нибудь наблюдать за женщиной, изучающей фасоны платьев? Такого абсолютного отвлечения от суетного мира, такого полного погружения в нирвану не удавалось добиться ни одному йогу. Не пробуйте в это время ей что-нибудь говорить. Она будет кивать головой, но можете быть уверены, что ни одно слово не доходит до ее сознания.
– Переверни страницу!
– Послушай, Маша...
– Это не годится, следующую!
– Маша!
– Поднеси ближе, я хочу рассмотреть прическу.
– Машенька!
– Дай другой журнал.
На все нужно смотреть философски, и каждое терпение бывает вознаграждено сторицей.
Кларнет убедился в этом уже на следующий день.
– Ну, как я тебе нравлюсь?
Он обалдел.
Давеча я наклеветал на мужчин, будто они неспособны оценить по достоинству женский наряд. Внесем поправку: оценить способны, запомнить нет.
Но тут была налицо такая разительная перемена...
Во-первых, Кларнет установил, что трефовая дама его сердца превратилась в бубновую. Изменилась не только масть. Доступный ранее для обозрения лоб богини был теперь прикрыт завитой челкой, тогда как затылок подстрижен совсем коротко.