Тревожный месяц вересень

Казалось, что я весь разлетаюсь на мелкие составные кирпичики, которые никогда уже не собрать, не сложить в прежнюю комбинацию. Воздух никак не хотел зайти обратно в легкие, я задыхался, хрипел и не мог вздохнуть.

– Ну что, еще хочешь?
– сказал Валерик, стоя надо мной.
– Вставай, продолжим.

Он, конечно, произнес это не как Левитан. Он еле ворочал губами, и нос его хлюпал. Я бы встал, чтобы продолжить и поддержать честь пехоты, да не могСловно со всего Панского пепелища отсосали воздух, и я задыхался в этой пустоте, и боль пронизывала нутро насквозь.

– Вставай!
– прошепелявил Валерик.
– Хватит симулировать.

Я начал приподниматься. Не хотел я сидеть перед морячком на корточках, глядя на его грязные ботинки. Воздух уже начал потихоньку просачиваться в легкие, нашел-таки лазейку. Валерик поднял кулаки, приготовился, И тут же вдруг полетел через меня, как будто ему вставили реактивный заряд от "андрюши". Полетел и звучно шлепнулся на землю.

Через минуту мы с Валериком рядышком сидели на земле, приходили в себя, а над нами стоял Попеленко, за спиной у него был автомат, в руках - мой МГ.

– Ты ж так убить меня мог, - сказал "ястребку" Валерик - Разве ж можно? По хребтине! Некультурно, пехота!

– Да я не разбираюсь, что культурно, что некультурно, - оправдывался Попеленко.
– А разве культурно бить товарища Капелюха по раненому животу? Что вы, товарищ моряк, фриц какой-нибудь, что ли?

– Откуда я знал, что он раненый?
– спросил Валерик.

– Так я ж не имел времени объяснять!
– сказал Попеленко.
– Вот в самом деле тяжелая какая штука.
– Он помотал головой, рассматривая приклад МГ.
– Ляпнет так ляпнет.

– Черт!
– бормотал Валерик.
– Дых захватило.

– У меня тоже, - сказал я.

Над нами перекрещивались темные ветки ольшаника. Мы отдыхали, сидя среди раздавленных лопухов- Кирпичики постепенно возвращались и занимали свое место. Боль стихала.

– Ты чего полез к ней?
– спросил я у Валерика.
– Разве с ней можно так? Она знаешь какая...

– Какая такая?
– сморщился Валерик.
– Видали мы стеснительных.

– Ты, тельняшка!
– крикнул я, или, точнее, показалось, что крикнул, и попытался встать для более действенного продолжения разговора, но только махнул рукой.- Тебе ж сказали, что мы сосватаны!

– Кого?
– спросил Валерик.
– Кого сосватаны?

– "Кого", "кого"!.. Я и Антонина Семеренкова сосватаны! Климарь же тебе сказал!

Валерик вытер лицо и высморкался густой и темной жижей. Теперь ответы его стали четче.

– Климарь не то сказал!
– удивился он.
– Климарь совсем наоборот сказал про Антонину.

Так вот оно что! Я попытался встать на ноги, но коленки еще не держались, подгибались, как шарнирчики.

– Попеленко!
– сказал я.
– Где забойщик?

"Ястребок", оставив МГ, опрометью бросился в село, к хате Кривендихи.

Мало мне еще досталось, мало! Дураков надо учить смертным боем. Климарь вокруг пальца меня обвел, как первоклассника. Он стравил нас с Валериком, словно петушков. Простейшей хитростью избавился от наблюдения.

А я-то все строил для захмелевшего забойщика "коварную" ловушку!

– Ты извини, - сказал Валерик.
– Я не знал, правда!

– Пустяки.

И это действительно были пустяки по сравнению с той новостью, которую сообщил Попеленко, когда, запыхавшись, вернулся на Панское пепелище.

– Климарь ушел. И Семеренков с ним ушел.

– Семеренков?.. Он не ушел... Увел его Климарь!

Попеленко пожал плечами: какая разница.

– Дуй к дому Семеренковых, - сказал я, держась за живот и снова пытаясь подняться.
– Посмотри, Антонина там? И останься, пригляди.

– Ладно, - буркнул "ястребок" и тяжело вздохнул, Мол, далась она тебе, Мало из-за нее неприятностей.-,

7

Мы умывались у Валерика. Кривендиха нам сливала. К этому времени глухарчане узнали о сватовстве и пришли к оправданию обеих сторон. Гулянка продолжалась как ни в чем не бывало. Более того, старики были довольны и шумно и весело обсуждали происшедшее. Они вспоминали прекрасные времена, когда парни исчезали с вечеринки на время и возвращались, будто покусанные пчелами. Подумать только, и сейчас нашлись в Глухарах двое парней, что девку не поделили. Как в мирную пору. Добрый знак, добрый знак! Честные драки возвращаются. Без стрельбы из-за угла, без наветов, науськиваний, нашептываний, без полицейских наездов, без ломиков и гирек в рукавах. Двое парней лицом к лицу, как кочеты,--что может быть честнее?

В этой суматохе на исчезновение Климаря и Семеренкова никто не обратил внимания.

Валерик фыркал над цебаркой.

– На нос больше, на нос, - приговаривала Кривендиха, поливая из кувшина. Вода была ледяная.

– Чего ж он, Климарь, гад, меня попутал?-спросил Валерик, повернувшись ко мне. Он прижимал к распухшему лицу мокрое полотенце, вода текла по загорелой выпуклой груди.
– Жаль, ушел! Я б ему!.. Откуда он взялся вообще-то и кто такой? Где его найти, ты скажи, я найду!

– Что это за наколка у тебя такая?
– спросил я, чтобы переменить тему.

У Валерика поперек груди аршинными буквами было коряво вытатуировано: "Вовва" Это странное имя, как облако, плыло над синим парусником и синими лохматыми пальмами.

– Понимаешь, - сказал Валерик доверительно, ведь теперь мы стали близки друг другу, как братья.
– Вообще-то тут было наколото "Нонна"... знакомая... хорошая дивчина... рыжая такая. Ну а я надумал в Геленджике жениться, а ее звать Виктория... черненькая такая. Неудобно, правда? Она Виктория, а у меня на груди - "Нонна". Некультурно, правда?

– Некультурно.

– Вот! Но не сотрешь. Еще хуже будет, с подозрением, вроде скрываю. Попросил переколоть. Из "Нонны" ничего путного не выходило, кроме: "Вовва". Ну и ладно! Хоть не обидно ей, Виктории. Вроде это я - Вовва. Правда?

– Правда.

В дверях стоял Васька, присланный отцом. Он нетерпеливо шмыгал носом. Очевидно, прибыл с важными сведениями. В узких, раскосых, с напущенными верхними веками глазах его светилась попеленковская смекалка. Он ждал, когда я останусь один.

– Ну, ведь гад Климарь, змея!
– не унимался Валерик.
– Чего он мне про нее говорил, а? Чего говорил про девушку?!

– А ты и обрадовался!

– Ну я чего ж, я на короткую побывку. Ну, гад! Это ж надо ему ноги вырвать и спички вставить! Будет знать, как шутить с флотом!

Трудно было представить, что забойщик разрешил бы проделать с собой такую сложную операцию. Конечно, морячок был крепок, но в пальцах Климаря он бы треснул, как огурец с грядки.

– Ты иди догуливай, - сказал я Валерику.
– А я посижу.