Три аксиомы

Пожары, правда, невелики. Они обычно прекращаются на ранней стадии, не переходят в верховые. В 1964 году низовым беглым огнем пройдено 74 гектара. Надо отдать справедливость, управление московских лесопарков мобилизует на выходные дни все силы, да еще горком комсомола выделяет дружины по сто человек.

Дальше от Москвы пожаров меньше, но более чем достаточно. В лесах Московской области в том же засушливом 1964 году зарегистрировано 1756 случаев загораний, попортивших 1550 гектаров.

Причина пожаров всегда одни — костры. В тайге путники разводят огонь, чтобы вскипятить чай, сварить пищу. У отдыхающих в подмосковных лесах такой надобности нет. Около кострищ валяются опустошенные консервные банки и разбитые бутылки. Они свидетельствуют о том, что отдыхающие обильно снабжены напитками и едой. Костры зажигаются просто по привычке. С этим надо кончать.

Лес существует для человека. Он и ценен-то потому только, что приносит людям пользу. Недопустимо навешивать на него замок, пусть пользуются.

Но пользоваться можно по-разному.

Где сила, которая смогла бы держать отдыхающих в рамках разумной дисциплины? Лесная охрана? Милиция? Да где же им уследить? Эта сила — мы сами. Нельзя взваливать все на администрацию, стыдно просить: «Последите за нами, мы за себя не ручаемся!» Сами мы должны за собой следить, не распускаться и не позволять соседу делать, чего не положено.

В 1966 году ЦК ВЛКСМ вынес решение «О работе комсомольских организаций по улучшению охраны и восстановления лесов». Практика подскажет в дальнейшем конкретные формы совместной работы комсомольских и лесохозяйственных организаций во всех лесах страны. А пока ясно одно: пригородные леса получат надежную защиту.

Не преувеличивать и не стричь под одну гребенку

Значение зеленых зон, окружающих города, огромно. Обычно зеленая защитная зона является также местом отдыха. Но поставить знак равенства между ними нельзя: не вся зеленая зона используется для отдыха. И не только в каких-либо отдаленных и бездорожных местах, а совсем рядом с Москвой.

На перегоне между станциями Ромашково и Раздоры Усовской ветки поезд бежит через роскошный лес. Он манит к себе, когда вы глядите из вагона электрички. Уж очень свеж, красив и густ великолепный сосняк с дубом и березой в нижнем ярусе. Вы толкаете локтем своего спутника, киваете головой в окно и говорите:

— Вот сюда и пойдем, тут и погуляем в этом прекрасном лесу!

А поезд бежит. Дорога извивается зигзагами, поднимается на высокие насыпи, спускается в коридоры выемок. Вот, наконец, поезд тормозит у станции Раздоры, вы слезаете, но тот лес, что поманил нас к себе через вагонное окно, остался позади за много километров, да и путь к нему отрезан глубокими оврагами. И ваш спутник вполне резонно заявляет:

— Ну чего мы станем пробиваться через сильно пересеченную местность с весьма сомнительной надеждой на успех? Пойдем лучше, куда все люди идут! Вот рядом тоже лес. Правда, он какой-то не такой, как тот, но ведь и здесь можно неплохо отдохнуть.

Так я ездил мимо прекрасного леса тридцать пять лет, любовался им только с поезда. Попал я в него первый раз в прошлом году и убедился, что там никто никогда не бывает и на земле нет следов человеческой ноги. Девственный, нетронутый лес.

И представьте, гулять там неинтересно. Темновато, тесновато, трудно продираться по лесной целине через чащи кустарников без тропинки. Глаз не видит, куда ступит нога, и потому движения у вас неуверенные, опасливые, а вдруг впереди яма!

И всюду одно и то же. Слишком ограничен кругозор, всегда видны только ближние стволы да кустарники. Чувствуете себя, как крот в норе. Нет простора ни для глаза, ни для движений. И вы начинаете понимать, что обжитой лес с тропинками, с травянистыми лужайками, со сменой картин, с открывающимся перед взором широкими перспективами куда удобнее для гулянья и отдыха.

* * *

В предыдущих главах мы рассматривали жизнь лесопарков в ближайших окрестностях Москвы, и думается, лесопарки того стоят. Из всех важных лесов это, быть может, наиважнейшие, потому что они у нас под рукой и пользу от них получают миллионы людей. И это, как говорилось, очень трудные и дорогие леса. А мы знакомились преимущественно с самыми трагическими обстоятельствами и с роковыми периодами их жизни, когда леса чрезмерно вытаптываются, перерождаются, когда отмирают престарелые древостои, когда они преждевременно гибнут от сыплющейся сверху заводской копоти и ядовитых газов.

В каждом явлении могут быть и темные и светлые стороны. Человека, например, подстерегают тяжкие болезни: рак, туберкулез, тиф, холера и множество других, приводящих к смерти. Кладбище — факт. Но человеческий род не прекращает своего существования и неизменно увеличивается в числе. Это тоже факт.

Так же и с лесом.

В Подмосковье хорошие леса отодвинулись от железных дорог и дачных мест, на виду остались плохие. Да и вообще один гектар испорченного леса заметнее сотни гектаров хорошего, он так же лезет в глаза, как пятно или дыра на добротном костюме.

Но надо отдавать отчет в весомости тех или иных явлений в общем строе жизни. Нельзя забывать вот чего. В разряд лесопарков, то есть лесов с трудным и дорогим образом жизни, в Московской области переведено пока только 70 тысяч гектаров, то есть незначительная часть пригородной зеленой зоны Москвы. Да и не все лесопарки страдают от чрезмерного вытаптывания, не на все сыплется копоть, а такая беда, как смерть от старости, приключается, во всяком случае, не чаще одного раза в столетие. Стало быть, не так уж велик удельный вес темных сторон.

Все ужасы, какие были описаны в предыдущих главах, существуют, но в общей картине московских лесов они занимают какую-то ничтожную долю процента.

В Московской области есть много лесов молодых и полнокровных, живущих во вполне нормальных условиях и не испытывающих никаких неудобств. Стоят они, растут, распространяют свежесть и прохладу. То шумят листьями на ветру, то беззвучно дремлют в ночной тиши, и никаких больше событий в их жизни не происходит. Там нет драм и конфликтов, так что и сказать о них особенно нечего.

Вообще леса существуют разные. Подмосковный дачник рискует, как говорится, сесть в калошу, если, разглядывая пень на дворе своей дачи, начнет судить обо всех лесах Московской области по своим дачным меркам, а тем паче делать обобщения во всесоюзном масштабе.

Вот, например, есть в Московской области городок Бронницы. Он находится в 50 километрах к юго-востоку от столицы и стоит на берегу Москвы-реки. Но железная дорога прошла в тринадцати километрах, и это, конечно, не способствовало ни росту населения, ни развитию промышленности с ее дымом, ни наплыву дачников с их беспощадными каблуками. Тихий городок с населением в 10 тысяч.

Около Бронниц есть леса. Там перед лесоводами стоят совсем иные задачи.

Как улучшают леса

Сейчас у нас старички неплохо обеспечены пенсией, живут в достатке. И многие пожилые люди ждут-мечтают: «Вот доживу до шестидесяти лет — уйду с работы, стану получать пенсию, буду гулять, отдыхать, жить в свое удовольствие при полной свободе и без всяких забот и хлопот».

Бронницкому лесничему Павлу Ивановичу Дементьеву перевалило за шестьдесят. Однажды я его спросил: