Три билета в кино
Шрифт:
По обрывистым резким фразам картинка уже почти-почти сошлась в моей голове, я знала, что сейчас последует что-то совсем-совсем жуткое. Голос Саши стал глухим и отстраненным, Женя заерзал на своем месте, возможно, уже сожалея, что из-за его затеи вечер так удручающе заканчивался.
– А на лыжном курорте медведица разбилась о дерево, слетев с трассы на полной скорости, – сдавленно продолжил Саша. – И все покатилось в тартарары для веселого медвежьего семейства. Бабушка-медведица померла следом от инфаркта, а у папы-медведя потекла крыша, – тут в голос друга добавилась злость, и Саша оживился. – В общем, папа-медведь, в рот ему ноги, начал мед лакать литрами просто-таки. А шестилетний и тринадцатилетний медвежата как хотите живите. В общем, бедный несчастный медведь, которого
Тут он прервался и почти весело глянул на меня. Части его истории я слышала обрывками, что-то додумала сама, но сердце отчаянно сжалось от его напускного веселого взгляда. Я даже не могла себе представить, насколько одиноким он себя чувствовал. С самого детства не иметь возможности обратиться за поддержкой, спрятаться на чьем-то плече, поделиться своими страхами и обидами. Обе их сказки были страшными, каждая по-своему. Мне хотелось обнять их обоих и отдать все тепло, которое я могу, но наступило время рассказывать свою собственную страшилку. Собравшись с духом, я кивнула и ответила на невысказанный вопрос.
– Ведьмой. Моя история будет о доброй волшебнице и ее дочери ведьме. – Мой голос дрожал, и самой себе казался писклявым до отвращения. – Но начнем с самого начала. В тридевятом царстве, в тридевятом государстве жила добрая волшебница, которую все любили. Волшебница та была замужем за царевичем, и рука об руку правили они своим народом и землями. Все любили их, уважали за справедливость и мудрость.
Переведя дыхание, я взглянула на парней. Фонарики валялись включенные и всеми забытые. Женя и Саша, сев на своих мешках, наклонились ко мне с одинаковым выражением на лицах. Не любопытство, а что-то сродни потребности в знании.
– В свое время родилась у волшебницы и царевича дочь, – продолжила я. – Была это милая малютка, без особых талантов. Но любили родители свое дитя, холили и лелеяли. И все шло прекрасно в том королевстве, пока не случилась война. Ушел царевич во главе армии защищать родные земли, и не стало его на поле брани. Безутешна была добрая волшебница, горе сломило ее, а возлегшая ответственность по управлению царством в одиночку подточила и без того слабый дух. И объявился в королевстве Колдун, – я услышала, как парни резко выдохнули. – Черным было его сердце, и величественным и пугающим облик. Склонил он волшебницу на свою сторону и обманом втерся ей в доверие. С тех самых пор царство пришло в упадок, под своей железной рукой держал Колдун всех его жителей. Доброй волшебнице необходимо было соответствовать его стандартам, ела она мало, чтобы оставаться стройною, работала много, содержала дворец в чистоте и порядке.
Я замолчала, раздумывая, как бы рассказать о страшной моей тайне, о моей самой большой вине. Женя задергал ногой, я заметила, что у него бывает такое в минуты сильных волнений.
– Тем временем подросла дочь доброй волшебницы, и оказалась она грязной ведьмой, – я решила, что самая неприятная часть будет короткой. – Постоянно нашептывал Колдун девочке, что он видит ее насквозь, все черные грязные помыслы, обвинял ее в совращении благодетели мужчины. – Не удержавшись, я всхлипнула. – Молодая ведьма была крайне осторожна, старалась не попадаться на глаза Колдуну, но ничего не помогало. Он твердил и твердил о том, что вся вина на ведьме, на ее гнилом нутре, и как разобьется сердце доброй волшебницы, когда она узнает, какую змею пригрела на своей
груди. – Слезы текли по моим щекам, я была не в силах остановить их. – От напряженной работы и плохого питания вскоре добрая волшебница заболела и пришлось ей покинуть дворец, дабы обратиться к целителям. Те ничего не смогли сделать, и волшебница умерла. – Последнее слово я прорыдала, захлебнувшись. – Колдун остался полноправным хозяином молодой ведьмы. Он выбивал из нее гнилое нутро, но это не помогло. И, наконец, сдавшись, Колдун пошел на поводу у своей слабости, потому что она соблазняла его и… – Я не могла закончить, рыдания душили меня, снова возникло ощущение того, что я вывалялась в грязи, и никогда мне от этого не отмыться.Саша был на полсекунды быстрее Жени. Одним рывком он передвинулся со своего спального мешка на мой и, обхватив меня руками, стал поглаживать плечи. Продолжая рыдать, я обняла его в ответ, но этого казалось недостаточно. Мне хотелось поделиться своей болью, разделить ее, потому что одной было не вынести этой ноши. Захлебываясь слезами и соплями, я забралась к нему на колени, утыкаясь лицом в шею, а он продолжал успокаивающе гладить мои плечи. Но и этого было недостаточно, я чувствовала, как моя боль переполняет его, льется через край, и вот уже мы вдвоем захлебывались ею. И тут я почувствовала прикосновение третьей руки прямо между лопаток. Женя поглаживал мою спину уверенными твердыми движениями. Боль потекла от нас двоих к нему, и в этот момент я смогла вдохнуть. Тихо нашептывая слова утешения, Женя прислонился щекой к моей спине, прямо в том месте, где секунду назад была его рука, и обхватил меня сзади, даря утешающее объятие. И так втроем, застывшие в своем горе, мы нашли освобождение, проливая слезы и укачивая друг друга, обмениваясь теплом.
САША
Громкий визгливый звук разрывал мой мозг. Сейчас же каникулы, господи боже, я что, забыл отключить будильник? Не открывая глаз, я пытался нашарить тумбочку, но ладонь соприкоснулась с мягкой поверхностью ковра. Да, точно, поход. Звук продолжал нервировать. Рядом заворочался Жека и пробормотал: «Еще минут десять, мам». Я резко сел. Мелодия не была похожа на будильник. После сна я всегда резко приходил в себя, будто в черепной коробке не было мозга, и вдруг резко его туда снова плюхали с таким «блом-блом-блом», я даже представлял, как он там трясется от этого плюха, словно желе в холодильнике.
В кромешной тьме подсветка экрана – это все, что я видел. Мобила орала и орала, мне уже хотелось убивать.
Схватив разрывающийся телефон, я непонимающе уставился на экран. Входящий звонок. Время четыре утра.
– Олег, я с тебя худею! – прошипел я, принимая вызов. – Ты время видел вообще?
– Я хотел… я хоел скзать, – голос моего брата звучал невнятно, словно он говорил с заложенным носом. – Чт я подумл над твими словми…
– Ты что, пьян? – шокировано пробормотал я, пытаясь выбраться из комнаты на ощупь. Мой правильный брат никогда не напивался. Никогда.
– Н… нем… можт быть, чуть-чть… – неразборчиво пробормотал он. – Я хтел ска… аааа… я гтов помочь с Ваа.. Ва…лисой, – я понимал его через слово, но последнее имя уловил.
– Прекрасно, – стараясь не смяться над тем, как тупо он звучал, я говорил короткими фразами. – Позвони мне завтра. Или приезжай.
– Хр… шо, – издал он нечленораздельное мычание. – Любл тбя. – И отключился, я даже не успел придумать ответ.
Непонимающе я уставился на экран своего телефона. Мой брат напился, позвонил мне, и предложил помощь, и сказал, что любит меня. Нужно ли мне ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон?
– Эй… – сзади раздался голос.
– Эй, – я повернулся и увидел в дверном проеме сонную Василису. – Прости, что потревожил.
– Этот звук кого угодно разбудит, – сонно зевнула она и, покосившись в темноту комнаты, добавила: – Кроме, очевидно, самых стойких из нас.
– Пошли попробуем снова уснуть. – Проходя мимо, я хотел ее дружески толкнуть плечом, как обычно Жеку, но раздумал.
– Угу… – пробормотала она, медленно плетясь за мной. – Кто это звонил?
Конец ознакомительного фрагмента.