Три Царя

Дэйна знала, что хоть внешне и зачастую они выглядели старцами, все домовые в душе оставались маленькими детьми. Смех мог смениться плачем, а радость гневом, поэтому и относится к ним нужно было соответственно, с почтением. Она взяла пирожок, замечая, как домовой с взглядом увлеченного ребенка наблюдает за ней, и откусила. Рядом с ней появилась кружка крепкой закваски. Она благодарно кивнула.

— Ешь, ешь. Посетители у нас редкость, — он бросил злобный взгляд на кабачника. — Особенно тех, кто помимо рыгать и звонко ветра пускать толком ничего не умеют. Ты жуй, запивай, не торопись.

— Благодарю тебя еще раз, Мороська, но, к сожалению, позвала я тебя не пировать. Беда в вашей деревне поселилась, прокляла певчего. Как только приходят, так сразу пить беспробудно начинают, пока не помрут. Последний сейчас наверху, готовится почувствовать на себе объятья Марены. Помощь нам твоя нужна, Мороська, очень нужна.

Домовой потер бороду, задумчиво кивая головой и шмыгая носом ответил:

— Плохо это. Сколько помню, «Крот» всегда был центром очага во всем Янтарном, народ тянулся очередями, а праздники гуляли так, что мне стены приходилось держать. Нынче совсем не так, совсем плохо.

— Помоги нам, Мороська, помоги проклятье снять и певчего вернуть, где ему и место. Тогда снова корабли пойдут, торговля оживится, и кабацкая расцветет. Ты можно сказать самый мудрый в этой деревне, многие десятки лет правишь этим местом, много людей повидал, историй послушал. Может кто-нибудь упоминал нечто подобное, или с языка у кого сорвалось что нам помочь может?

Домовой почесал нос и выдернув вросшийся волосок ответил:

— Люди много чего говорят, особенно когда выпьют. Я бы с радостью помог, но контингент у нас такой проживает, как я упоминал ранее, тем интеллектуальных не ведут. Хотя всё же припоминаю, был один день. Трое сидели вон за тем столиком, в карты играли, да пили по-черному, и всё никак заткнутся не могли.

Дэйна оторвалась от спинки стула, и подалась вперед, приготовившись внимательно слушать.

— Начали они с того, что…

***

Воздух был слишком солен и тянулся тяжелой дымкой со стороны пресного озера. Мира подходила к дому певчего, где он и его предшественники проводили всё свое время. Дверь всё также оставалась не заперта, и была раскрыта на распашку. Местные обходили избу стороной, и плевали три раза через левое плечо, даже бросив взгляд на неё.

Запах пота и алкоголя разил даже на подходе, но Мира не поморщилась и была полностью поглощена своими мыслями. Она, как и Дэйна намеревалась призвать домового, хранителя очага и попытаться провести с ним беседу. С другой стороны, меридинка понимала, что в подобном месте, её будет ожидать крайне интересный и злобный персонаж.

Она зашла внутрь, и первое на что упал её лазурный взгляд — это разбросанная кипа бумаг на столе, с царскими печатями и знаками отличия Небограда. Она подошла ближе, и аккуратно разложила их так, чтобы можно было легко пробежаться по всем, не упуская ничего лишнего.

В основном это были бумаги направления Воркута Ан’Раффэна в деревушку на берегу Янтарного, также выписки и благодарности о прекрасной службе и учебе в стенах академии. «Не соврал», 3/4 подумала она про себя. 3/4 «Лежит рядом с выпивкой, неужели он ностальгировал в пьяном бреду или жалел куда его жизнь занесла, такого специалиста? Если так, значит не совсем пропил он разум, значит мыслить еще может, это хорошо».

Она прошла рукой по столу, собирая пыль, которая при прикосновении о кожу меняла свой цвет. Мира сжала горсть меж указательного и большого пальца, и поднеся к уху, перетерла. «Эманации, это очень плохо, нельзя такое колдовство применять в жилых помещениях, особенно где духи живут. Кто-то или что-то пыталось разобрать нечто на части, но что?»

Ответ пришел ей на ум практически сразу. В комнате была лишь одна кровать, один стул и один стол. К счастью, ей никогда не приходилось прочувствовать на себе эффект эманаций, но что она знала из рассказов и из уст бывшей настоятельница сестринства, ощущение не из самых приятных.

Балдур хоть и ворчал последнее время, нес полную неразбериху, но в одном он оказался прав, дух и вправду сходил с ума. Этот вопрос так же мучал её последние пару дней, как человек, рожденный без способности к духу и полностью лишенный шестого чувства, смог это ощутить?! Очевидная связь с Сырником могла бы это объяснить, но даже через своего рода проводник, Балдур всё равно не способен переваривать дух в любой форме.

Она вспомнила слова настоятельницы, которая любила говорить: «Эманации, это духовная наука разбора, суть которой кроется в мелочах, а не в общей формуле. Проецируется она на разум живых абсолютно непредсказуемо и способна оказывать влияние на отдельный индивидуум различными способами».

«Опасная штука, с которой лучше не стоит играть», — выразилась она словами Балдура. Мира достала хлеб и фляжку сладкой воды, которые любезно предоставил кабачник, и разложила на столе, вместе с рунами и свечами. Она села на стул, и приготовила в рукаве несколько подчиняющих и успокаивающих заклинаний.

Ей оставалось гадать, сколько домовой провел времени в подобной атмосфере тяжелого духа, от которого дышать было невозможно. Он мог броситься на нее и вцепится в горло длинными когтями. Мог не появившись вовсе, разложить ловушки или просто уронить потолок ей на голову. Она была готова ко всему, поэтому положила глефу себе на колени, и очертила в воздухе знак богини Лады.

«Это займет некоторое время, но, если не появится, придется насильно вырвать, как бы мне этого не хотелось». Она закрыла глаза и стала слушать тишину. Через некоторое время в её голове начали появляться образы, воспоминания пережитого совсем недавно. Это был первый раз за все время их похода, она и её разум были предоставлены лишь ей самой.

Мира размышляла, много размышляла о цели их вылазки, пошагово вспоминала сбор иглопузов с дальнейшей битвой. Пыталась проанализировать и понять, что она сделала не так, как позорно попалась и напоролась на когти зверя. Спина уже не болела, но всё еще ужасно зудела.

Затем тот момент, когда Серый был практически повержен, была вспышка. Она видела Дэйну, абсолютно беспомощную и лежащую под громадной тушей волка. «Вот и всё», 3/4 пронеслось в тот момент в её голове. Почему эти слова, она так и не могла понять. Мира вспомнила, что чувствовала не страх за потерю друга или смерть очень близкого, а агонию апатии, словно, когда волк клацнет своей челюстью, он оборвет нить всего мира. Останется лишь тьма, и больше ничего.

Специфическая аура еще больше нагнетала атмосферу и заставляла её ударится в воспоминания. О временах, когда они впервые встретились, как отряд. Когда её с Дэйной, будучи зелеными новобранцами «коллегии» представили своему сборщику, рядом с которым стоял рыжий парень. Балдур уже тогда ходил с Сырником, что был в несколько раз меньше и проводил всё время, прячась у человека за головой.

Отчетливыми образами перед ней возникали картины первых походов, первых удач и потерь, она вспомнила как бурлила кровь после удачного сбора кобольдов. Как напоролись на гнездо аспида и едва унесли ноги, именно в тот день Балдур впервые позволил себе обновить свой револьвер.