Три года счастья

Хейли ведь не должна даже думать о нем, мечтать о его сладких и горячих поцелуях на ее бархатной коже.

Не должна даже думать, что может быть с этим мужчиной, но это безрассудное желание принадлежать ему.

Легче захлебнуться своей же кровью.

Захлебнуться, упасть на этот пол и испортить кровью этот ковер, которому, кстати, более двухсот лет.

Хейли Маршалл не нужно многое, только чтобы дочь была рядом и возможность коснуться губ Элайджи Майклсона, провести с ним остаток вечность.

Сейчас ее мечты, словно прозрачная вода, песок, который утекает из ее рук.

Коснуться, вдохнуть его запах, заключить в свои объятья и оставить поцелуй на его губах.

Коснуться его лба, длинных ресниц и заглянуть в глаза.

Ей хватит этого, чтобы стать окончательно счастливой, самой счастливой женщиной в этом мире.

Она не может коснуться его в реальности, не может оставить свой поцелуй на его губах, потому что поцелуи другой стали броней для него.

Упрямо верит, что сможет быть с ним.

У них впереди вечность.

Пока она может только проклинать тот день, когда встретила его, когда была с ним, когда позволила своему сердце полюбить его.

Многое ей ли нужно?

Только дочь и Элайджа Майклсон рядом.

Ей хватит.

Элайджа Майклсон умеет читать по взгляду и поминает, во что верит Хейли Маршалл, о чем мечтает.

Мечтает быть с ним до конца вечности.

Но он мечтает быть с другой и пришел только, чтобы передать ей ключи от квартиры, и убедиться, что у нее будет все хорошо.

— Ты знаешь, был момент у костра в прошлом году, когда я думала, что с нами все будет хорошо, что Хоуп будет воспитана в настоящей семье. Впервые за долгое время, я была счастлива. Я ненавижу Клауса за то, что он забрал это у меня.

А что он может сказать, если вина за все произошедшее лежит на Клаусе и Хейли. Элайджа не может ничего сказать в оправдание родителей своей единственной племяннице.

Элайджа может только протянуть ей бордовую коробочку с ее украшениям и на секунду коснуться ее руки, чтобы сердце замерло.

— Это по праву принадлежит тебе. Я подобрал их, когда вы обратились.

Отвернуться и уйти. Уйти не только с ее комнаты, но и жизни. Уйти, ведь с наступлением ночи он закрое глаза, чтобы вернуться к другой. Вернуться к Катерине открыв черную дверь в своем разуме. Ему большего и не нужно. Ему бы только коснуться и быть с Катериной, хотя бы в остатках воспоминаний и его разуме.

Катерина не была им забыла, пусть и не знает этого.

Не знает, что осталась « Его Катериной.»

Не знает, что Элайджа Майклсон проклинает тот день, когда оставил ее и выбрал семью, но иначе и быть не могло, ведь он всегда выбирает семью.

Всегда держит данное обещание на могиле матери: « Всегда и на вечно.»

Ему бы увидеть ее в реальности, хотя бы на секунду. Увидеть, чтобы она улыбнулась ему, а сердце застучало в груди, чтобы он почувствовал себя живым.

Элайджа прекрасно знает, что Хейли выбрала Джексона и нет никакого сомнения, что именно он надет на ее безымянный палец обручальное кольцо, которое, между прочем,

Элайджа Майклсон искал несколько дней.

Элайджа Майклсон может сказать Хейли. Сказать, остановившись в пороге комнаты и отвернувшись от нее, ведь она чужая женщина для него.

Сказать, что она не была забыта им.

Сказать, что он сражался за ее возвращения и искал способы разрушить проклятие полумесяца, как остановилась сердце, когда он узнал, что она пропала.

— Я думал только о тебе. Каждый день я думаю о твоем возвращении. — Искал способ. Ты не была забыта.

Прочитать по взгляду невозможно.

Невозможно посмотреть в ее светлые глаза. Невозможно, потому Элайджа Майклсон на секунду увидел другу. Увидел Катерину, оставленную им, но не забытую.

Хейли Маршалл выбрала реальное счастье с Джексоном Кеннером, вышла за него замуж и вполне счастлива.

Элайджа Майклсон выбрал мечтания о Катерине. Выбрал черную дверь в своем подсознании. Выбрал вымышленное счастья, с той, которой отдал свое сердце и душу. Выбрал ту, что тревожит его сон, как бы он не пытался забыть, выбросить из головы.

Выбрал свои желания. Выбрал Катерину.

Это можно понять по их взглядам.

Она выбрали других.

Они выбрали счастье с другими, и стоит ли слепо ревновать друг друга?

Часы тикают. Секунда за секундой, сливается в минуты, перетекая в часы, дни, года, века и вечность.

Он ведь не слышит, как бьется ее сердце. Бьётся в этой тишине.

Его нет, а ее взгляд устремлен на эту черную дверь.

На ней шелковая, длинная, бежевая ночная сорочка украшенная кружевом в зоне декольте и с открытой спиной.

Никакой агрессивности и сексуальности.

Нет, ей не холодно, только одиноко и сердце обратилось в лед.

Ей нужно много чего сказать ему в глаза, ведь как вышло так, что она заперта здесь.

В той жизни они не были вместе, потому что он оставил ее, а в этой он открывает эту дверь и возвращается к ней.

Думает, что ему можно?

Кто виноват, что они не вместе?

Она виновата, только в том, что сдалась.

Воротник этой рубашки натирает шею, галстук кажется удавкой, и даже этот костюм.

Знал ведь, что вернется к ней, как только уснет.

Вернется, потому что там она только его.

Только за этой черной дверью он может слышать ее сердцебиение и дышать в унисон.

Здесь все можно.

Здесь ей холодно. Так холодно, что дыхание вырывается сизым облачком, и кажется, пальцы теряют чувствительность.

Холодно без него.

Кофе горький, обжигает глотку, что Пирс просто отставила чашку на кофейный столик.

Он ведь не может не прийти. Не станет терзать ее так, ведь правда?

Ведь ему не наплевать на нее.

Правда?

Он не забудет ее и откроет эту дверь.

Кетрин ведь верит в это.

Дверь тихонько и коротко скрипит, сразу же закрываясь.