Три холма, охраняющие край света

–  Как не узнать… - впервые за день улыбнулся генерал Аврелий.
– Но ведь сколько лет прошло…

–  Вот и вспоминайте, кем вы были и кем вы стали, - сурово заявил иерарх.

–  Как будто сам лучше, - обиделся губернатор.

–  Я вообще червь смрадный, - махнул рукой епископ.
– Только у Никона везде уши. У него и в машине такое понатыкано… Ну, полезли, что ли… - А вдруг?
– сказал генерал.

–  Если за столько лет не обрушилась, то и сегодня с божьей помощью уцелеем, - утешил епископ.

Пещеру, вырытую в глине и углублённую в своё время несколькими поколениями юных малютинцев, увидеть можно было только с фарватера. Когда-то здесь были и штаб, и клуб, и распивочная, и прибежище первых поцелуев, и вообще всё, что полагается подросткам разной степени трудности. А нынешние детки, видно, брезговали вылазками на природу, навсегда отныне прикованные к стрелялкам, порносайтам и чатам.

–  Тут ему нас не засечь, - сказал Плазмодий.
– О, и лавка даже не сгнила! Садитесь, чада, и оплачьте участь свою…

–  А как же он?
– показал генерал на референта Ценципера.

–  Он - умный еврей при губернаторе, - сказал владыка.
– Ему можно и даже положено. Верно, Саввушка? Вот вам и место укромне, злачне и прохладне… Даже шприцы не валяются! Вот для того-то отшельники фиваидские в пещерах и - селились! Они знали дело! Вы хоть сообразили, что смерть наша близка?

–  Но ведь пронесло же, - сказал губернатор Солдатиков.

–  Не знаю, я так удержался, - язвительно парировал иерарх.
– Вы что, подумали, что это Филимоныч, во тьме язычества блуждающий, нас прикончить собирался с помощью богомерзкого устройства? Тот самый Прокопий Филимоныч, который всякую павшую пчёлку оплакивает? Над телятами трясётся? У симменталок лично роды принимает? Никон это! Отработал он нас, и теперь истлит, яко гагрена жир… Лошкомоева передёрнуло: - А кто он без нас?

–  Без нас-то он превосходно обойдётся! На наши-то места много желающих! А вот что нам теперь делать? Куда бежать, кому плакаться? Москве али Питеру? Гаранту али Всенародному? Даже я не знаю, кто мне теперь настоящее начальство - то ли святейший и блаженнейший Владимир, то ли обер-прокурор… К Пасхе обещали прояснить…

–  Ну, ты ещё скажи, что в России двоевластие!
– попробовал одёрнуть дерзкого попа губернатор Солдатиков.
– Я же вам сто раз объяснял, что такое традиционная точечная демократия: это когда вертикаль власти пересекается гори зонталью самоуправления…

–  Словоблудие, произвол покрывающее!
– - воскликнул Плазмодий, и лик его даже слегка озарился в полумраке пещеры аввакумовской страстью, но никто этого не заметил.

–  Эк тебя на совесть-то пробило, эпидиаскоп хренов, - сказал генерал.
– Не поздно ли?

–  Благоразумный разбойник на кресте раскаялся, - как-то неуверенно возразил епископ.

–  И что, под амнистию попал? Или статейку ему поменяли?

–  А, - махнул рукой владыка.
– Не буду к вашим заблудшим душам обращаться и бисер метать, воззову к мерзкой плоти: жить охота? Вопрос был чисто формальный.

Все, собравшиеся в штабной пещере детства, не просто хотели жить. Они хотели жить всё лучше и лучше. С каждым днём.

–  А вот Никону неохота, чтобы мы жили, - продолжал иерарх.
– И коли уберёг нас сегодня господь от лютыя смерти, то даёт он нам знамение…

–  Ну а что мы можем?
– с отчаянием спросил губернатор. У него не только костюм, у него и нос был в глине.

–  Мы ведь жили без Никона?
– задал владыка ещё один излишний вопрос.
– Жили. Другое дело - как? Ты, Аврелий Егорыч, нормальный был мент, даже героический, маньяка Девочкина повязал…

–  Ага, а наградили Толстоёмова!
– огрызнулся Лошкомоев и невольно прикрыл глаза, вспоминая свой звёздный час.

Этого Девочкина журналисты прозвали маньяком-джентльменом, потому что он, потроша очередную бизнес-вуменшу, приговаривал: «Ничего личного, чистая физиология».

–  И ты, Олег Максимович, - воззвал поп к губернатору, - хоть и не геройствовал, но дело знал, китайцев из леса выгнал…

–  А на лес всё тот же Никон сел, - буркнул Солдатиков.
– Отечественный производитель…

–  И ты, Саввушка-референт, надежды подавал, за бугор не уехал, только гранта тебе не хватало… Ну, дал тебе Никон грант. Куда ты его дел? То-то. И так во всём. Говорил же апостол иудейской вашей братии: «И не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте»! Не к душам опять же взывал, а к мошне - дела тьмы, дескать, бесплодны, отката не ждите… И я, многогрешный… А! У меня свой судья, и страшусь я его много больше, чем Никона…

Потом в пещере, которая стала удивительно тесной, забушевала такая достоевщина, какую и представить себе не смог бы герцог Блэкбери.
– …и ведь прекрасно я знаю, что никогда не начинал проповедь словами «В раю зае..сь», что никакого ротвейлера не отпевал, никакую резиновую бабу не крестил, никаких греко-римских борцов не венчал, - с рыданием толковал иерарх.
– А как увижу никоновскую образину, тотчас чудится - и начинал, и отпевал, и крестил, и венчал! Он ведь документами грозится, видеосъёмками! И не превозмочь мне морок!

–  А молебен во здравие Ходорковского? Было ведь по факту такое мероприятие?
– напомнил Аврелий Егорович.
– Никон тебя отмазал…

–  В конечном счёте - верный оказался экшен, - сказал референт.

–  Это всё потому, что религиозную пропаганду разрешили и научный атеизм разогнали, - мрачно сказал губернатор.
– Вот и полезли в нагрузку всякие чудотворцы и ясновидцы, колдуны России…

–  Одного без другого не бывает, - снова подал голос референт Ценципер.
– У меня же в его присутствии одна только мысль: Россию продал, Россию продал… Христа опять же распял… Младенцев избил…

–  Вот так помалу Никон и претворил мелкие страстишки и предрассудки в грехи лютые, смертные, - подытожил внезапные исповеди владыка.
– А знаете, что самое страшное?

–  Ну?
– ахнули все, хотя страшнее было бы вроде и некуда.

–  А то, что вот выползем мы из укрывища на белый свет, залезем в его машину, и снова поверим в тяжкие свои прегрешения и во власти сатанинской окажемся! Вот что непереносимо!

–  Мудак он, а не сатана, - проворчал генерал.
– Много чести…

–  А сатана-то кто, по-твоему?
– вскричал владыка.
– Это потом люди придумали - Люцифер, Денница, Падший ангел… Чтобы не так обидно было, что обычный…

–  Ну, пока что мы в своём уме, - сказал референт Ценципер.
– Ваше преосвященство… или как у вас положено?

–  А, зови меня просто: ребе Плазмодий, - сказал владыка.

–  Вот вы уже шутите, - сказал референт.
– Это хорошо. Так вот, господа, пока мы из этого ума не вылезли, давайте здраво размыслим и решим, что будем делать… Век нам в этой пещере не просидеть, у меня, например, клаустрофобия…

–  Ты и маленький ссыкун был, - заметил губернатор.

–  Спасибо, патрон, - сказал Ценципер.
– Можно, конечно, симулировать собственную гибель: пещеру завалить, подбросить что-нибудь из личных вещей; давай, давай, главмент, соображай, это по твоей части. А сами разбежимся по дальше. Деньги на первое время есть…