Три карты усатой княгини. Истории о знаменитых русских женщинах

Жуковский был прав, когда заметил, что для каждого у Донны Соль находилось «по сердечной загвоздке». А Пушкин, посвятивший ей несколько стихотворений, написал как-то:

Черноокая Россети В самовластной красоте Все сердца пленила эти Те, те, те и те, те, те.

Стихотворцы разве что не устраивали поэтических турниров, посвященных своей музе. Из стихов, обязанных своим появлением на свет Смирновой-Россет, можно составить весьма объемистый сборник. И тут уж трудно удержаться от обилия стихотворных цитат.

Любил я очи голубые, Теперь влюбился в черные, Те были нежные такие, А эти непокорные. Глядеть, бывало, не устанут Те долго, выразительно; А эти не глядят, а взглянут, — Так, словно, царь властительный.

Мало кто связывает с именем Смирновой-Россет этот знаменитый романс, а ведь стихи, положенные в его основу, не только посвящены ей близким другом Пушкина — поэтом Василием Туманским, но и написаны в ее присутствии.

Еще знаменитое стихотворение, посвященное Смирновой-Россет и вошедшее в золотой фонд русской лирики, автора которого — Лермонтова — в отличие от полузабытого ныне Туманского представлять не надо:

Без вас хочу сказать вам много, При вас — я слушать вас хочу; Но молча вы глядите строго, — И я в смущении молчу. Что ж делать? Речью неискусной Занять ваш ум мне не дано… Все это было бы смешно, Когда бы не было так грустно.

И еще одно стихотворение, на этот раз Пушкина. 18 марта 1832 года он подарил Смирновой на день рождения альбом и написал на первой странице «Исторические записки А.О.С.», намекая этим на то, что именинница должна записывать «истории», а чуть ниже — строки:

В тревоге пестрой и бесплодной Большого света и двора Я сохранила взгляд холодный, Простое сердце, ум свободный И как дитя была добра; Смеялась над толпою вздорной, Судила здраво и светло, И шутки злости самой черной Писала прямо набело.

С Пушкиным Смирнову связывали особые отношения. Познакомились они в 1828 году на балу у Елизаветы Михайловны Хитрово, дочери М. И. Кутузова, и очень часто виделись вплоть до марта 1835-го, когда Александра Осиповна уехала за границу с мужем Николаем Михайловичем, в то время чиновником русской миссии в Берлине. Пушкин поначалу был настроен в отношении фрейлины весьма решительно, но получил отказ. Семейное предание гласит, будто бы Александра Осиповна, смеясь, сказала поэту: «Пушкин, я ценю тебя как сочинителя, но как мужчина ты не в моем вкусе…» Пушкин ничуть не обиделся и при каждом удобном случае тепло отзывался о «южной ласточке».

Александра Смирнова-Россет. Рисунок А.С. Пушкина 

В «Записках», сочиненных уже на склоне лет, Смирнова вспоминала, как только что женившийся Пушкин «взял привычку» приходить по вечерам к ней в гости с молодой женой. При этом он часто читал стихи и испрашивал у Смирновой ее мнение. Известно, сколь нежно и трепетно относился поэт в ту пору к своей юной супруге, но очевидно и другое — с черноокой Россети говорить о литературе Пушкину было интереснее. Яков Полонский записал за Смирновой: «По утрам я заходила к Пушкину. Жена так и знала, что я не к ней иду: “Ведь ты не ко мне, а к мужу пришла, ну и иди к нему…” — “Конечно, не к тебе. Пошли узнать, можно ли?”» Все это, вероятно, раздражало и заставляло ревновать Наталью Николаевну, которая в пику «сопернице» произносила фразы наподобие: «Ах, Пушкин, как ты надоел мне со своими стихами!»

Последний раз Смирнова и Пушкин виделись в марте 1835 года. О его гибели Смирнова узнала в Париже, где ее муж служил по дипломатической части, и была одной из немногих в высшем свете, кто по-настоящему горевал о поэте. Она тут же написала Вяземскому: «Ничего нет более раздирающе-поэтического, чем его жизнь и его смерть». В апреле 1837 года, когда великосветская молва склонялась к оправданию Дантеса и по гостиным носился шепоток, будто талант Пушкина в последние годы перед смертью сошел на нет, Смирнова написала пророческие слова: «Одно место в нашем кругу пусто, и никогда никто его не заменит. Потеря Пушкина будет еще чувствительнее со временем».

Уже этого, учитывая, сколь бережно собирается все, связанное с Пушкиным, достаточно было бы, чтобы навсегда оставить в истории имя Смирновой-Россет. Но она заслужила больше, нежели просто светить отраженным светом, даже если это свет Пушкина.

Вскоре после трагедии на Черной речке Смирновы вернулись в Россию, и довольно быстро их дом стал местом, где запросто собирались петербургские литераторы. Возник литературный салон Смирновой — уникальное явление в культурной жизни Санкт-Петербурга, а значит, и всей страны. В конце тридцатых — начале сороковых годов XIX века не было в России ни одного сколько-нибудь значительного поэта или писателя, который хотя бы раз не побывал у Александры Осиповны.

Личная жизнь ее не заладилась. Замужество за Николаем Михайловичем Смирновым (кстати, Пушкин был на их свадьбе шафером) дало богатство, но счастья не принесло. Муж, впоследствии ставший губернатором Санкт-Петербурга и сенатором, был человек благородный, но далекий от ее интересов. Ему больше нравилось играть в карты, нежели вести, казалось бы, бесполезные беседы об искусстве. Под конец жизни супруги сохранили только формальные отношения. Отношения с детьми тоже не складывались. Словом, салон был главным, что соединяло Александру Осиповну с прекрасным временем ее молодости.

Последние годы жизни Смирнова много путешествовала по России и за границей. И умерла она в 1882 году далеко от родины — в Париже, но похоронить себя завещала в Москве, что и было исполнено. Газета «Московские ведомости» известила: «Тело умершей 7 июня сего года в Париже вдовы тайного советника Александры Иосифовны Смирновой имеет быть привезено в Москву 8-го сентября. День погребения в Донском монастыре 9 сентября в 11 часов утра. Родственники и знакомые приглашаются в этот день почтить память умершей».

Что удивительно — салон Смирновой после смерти хозяйки продолжил существование, хотя и совсем в других стенах. Ее сын Михаил, ученый-ботаник, член Венского и Парижского научных обществ, переселился с семьей в Тифлис, поближе к флоре Кавказа, изучению которой посвятил всю жизнь, и перевез туда обстановку петербургского дома. Так завершился круг, начатый исходом грузинских предков Смирновой из Грузии в начале предыдущего века.

В доме Смирновых, теперь уже на грузинской земле, за теми же столами, за которыми сидели в Петербурге Пушкин, Гоголь и Лермонтов, вновь стали собираться люди искусства. Здесь перебывал весь цвет грузинской культуры девятнадцатого века, сюда любил приходить классик грузинской литературы Илья Чавчавадзе… Миновать салон Смирновых считалось неприличным для каждого приезжавшего в Тифлис русского, имеющего отношение к литературе и искусству. Здесь часто бывал П. И. Чайковский и даже, как-то задержавшись в Тифлисе на целый месяц, одалживал пианино, на котором когда-то упражнялась Александра Осиповна.