Три короны для Мертвой Киирис

— Тогда давай соберем Осколок, Раслер, и пусть боги катятся в задницу.

Ее нарочитый азарт сделал свое дело: по лицу Наследника костей скользнула тень улыбки. Киирис вдруг с отчетливой ясностью вспомнила слова отца: «Даже самые страшные вещи проще вторить с улыбкой». Вт уж по истине: без изрядной доли безумного задора им лучше и не начинать, потому что цена за провал будет стоить слишком многих жизней.

— Я не могу тебя потерять, Кровь богов, — прошептал Наследник костей, когда Киирис поравнялась с ним и взяла за руку. — Мы не можем.

— Я всегда была с тобой, Раслер. — Она прижала вторую ладонь к груди наследника, замерла, слушая, будто музыку, частые глухие удары его сердца. — Я и так в тебе.

В ответ на это он поднял их руки со скрещенными пальцами: фиолетовый туман теургии яростно растекался по их коже, глубоко и жестко впивался в плоть.

— Киирис?

— Да?

— Отпусти меня, когда все закончиться. Отпусти… насовсем. Я больше не могу так страдать. Эти голоса. — Раслер с шумом выдохнул через стиснутые зубы. — Я становлюсь безумнее с каждым часом. Не могу больше контролировать это, и слышать не могу.

Она пообещала ему одним взглядом. Хоть знала заранее, что эту клятву сдержать не сможет.

Раслер снова привел ее в свою комнату, приоткрыл, поморщившись, Завесу, за которой скрывалось его личное убежище. О внимания Киирис не укрылось то, как тяжело ему далось одно просто прикосновение к теургии. Как будто все то, что раньше было его силой и опорой, в одно мгновение стало раскаленной отравой. Мейритина догадывалась, что все дело в его осознании себя. Раньше он принимал свои способности как что-то данное свыше, благословение давно ушедших богов, редкий талант, рядом с которым выдающийся дар отца Рунна тускнел и таял, словно снег в грязной луже. После того, как она разметала его с таким трудом выстроенную защиту от самого себя, Раслер, наконец, понял, кем и для чего был так щедро «одарен» даром убивать одним лишь усилием воли. До боли знакомые чувства, которые переживала и она сама.

В комнате, где раньше царил упорядоченный покой, теперь всецело властвовал хаос. Сундуки и коробки валялись на полу изувеченные и изогнутые, как будто их долго и упорно колотили железным прутом. Раслер даже не смотрел по сторонам, вел ее дальше, вглубь, туда, где раньше не было ничего, кроме тьмы. Вот, значит, где он пропадал все это время. Как и она, искал утешения в том, что было близким и знакомым, за что можно было ухватиться в минуты слабости и самого сильного отчаяния. Вот только ее личное испытание болью вышло на новый виток, куда более сильный и непокорный, чем предыдущий.

— Я думала, никто не знает, где Пыль забвения, — сказала она, когда Раслер втащил ее в узкий и совершенно непроницаемый коридор. Теперь она могла положиться лишь на него, и слепо шла вперед, с каждым шагом проваливаясь как будто в самую тьму.

— Ты думала не правильно, Кровь богов, — ответил его грустный голос.

— Но разве не ты сказал, что если бы Остатки осколка нашли, то Королева-мать…

— Я много чего обычно говорю, Киирис. — Она услышала его горький смешок. — И не всегда это повод безоговорочно мне верить. Как казалось, я тот еще мастер самообмана.

Она не стала его разубеждать. Сейчас она не могла позволить себе роскошь тратить хоть каплю сил на самобичевание.

Коридор резко свернул и им в лица ударил тяжелый раскаленный воздух, наполненный запахом смерти. Киирис прикрыла нос рукой, но это едва ли заглушило тошнотворный смрад.

«Интересно, что он использовал для алтаря?»

Словно прочитав ее мысли, Наследник костей ускорил шаг, и они буквально выбежали в необъятно большой зал. Только теперь Раслер отпустил ее руку и торопливо отошел на безопасное расстояние. Здесь было достаточно светло, чтобы Киирис увидела его руки: практически черные, высохшие, как у старика, но странно крепкие. Казалось, он умирал и становился сильнее одновременно.

— Ты должен ей сопротивляться, Раслер, — твердо сказала Киирис. — Теургия не подчиняться слабакам, она их беспощадно ломает.

— Я хочу быть сломанным, Кровь богов, — устало обронил он и указал перед собой. — Надеюсь, я все сделал правильно.

Мейритина проследила за его жестом и с шумом втянула воздух через ноздри. Только так, чтобы не завыть от хлынувшей в душу боли. Будь оно все трижды проклято старыми богами и новыми, живыми и мертвыми, если не на таком же алтаре, много лет назад один тщеславный отец собственной рукой перерезал горло своей восьмилетней дочери.

— Ты в порядке? — Раслер тронул ее за плечо, в ответ Киирис зашипела, словно слеза на раскаленной сковороде. — Все правильно?

— Да, — кое-как ответила она. Первым порывом было бегство. Прямо сейчас, без оглядки, хоть в самую раскаленную глотку Костлявой, но подальше отсюда. Подальше от того, что сокрушает и стреноживает ее смелую мечту, что все еще можно изменить. — Я… Мне просто нужно немного воздуха.

— Это все, что я смог найти.

Киирис жестами дала понять, что ценит его старания. Раслер действительно проделал огромную работу: собрал кости мейритов, нарастил на них плоть и даже попытался придать им подобие человеческого облика. Правда, в итоге их подвешенные вдоль стен тела скорее походили на жертвы опытов больного мясника. Хотя, какая разница, если свою функцию они исполняют точно так же, как исполняли и при жизни: вместе с холодной бесцветной кровью вытекают по костяным трубам прямо в огромное овальное углубление в центре обсидианового алтаря.

Проклятый запах! Его слишком много, чтобы игнорировать.

— Так вот что ты имел ввиду, когда говорил, что никто не пострадает, — пробормотала она. Это было безумно и гениально одновременно. И слишком… просто, чтобы все сработало. — Сомневаюсь, что у нас получится создать Осколок из мертвой жизни, Раслер.

Наследник костей провел рукой над почти заполненным желобом, мимолетно улыбнулся каким-то своим мыслям.

— В любом случае у нас нет выбора, Кровь богов, — философски заметил он и снова покривился, когда рука, вопреки его желанию, почти притронулась к жидкости. Раслер отодвинулся, завел руку за спину и несколько минут беззвучно шептал что-то себе под нос. Когда, наконец, он справился с непокорной теургией, его бледное лицо вновь стало непроницаемо отрешенным. — У нас все получится, Киирис. Вера будет нашим главным компонентом.

Она не стала говорить, что ее личной веры хватит едва ли на то, чтобы заставить себя лечь в эту дрянь. И что ей никак нельзя умирать сейчас, поэтому и права на ошибку нет.

— Где Пыль?

Раслер обошел алтарь по широкой дуге, поманил Киирис следом. Приблизившись, мейритина увидела то, что все это время пряталось в странной почти молочной дымке. На куске черного маслянистого, изрезанного древними рунами камня, стояла рама в виде неправильного треугольника. А перед ней, похожая на простую горсть пепла, высилась горка Пыли забвения. Киирис не смогла удержать ироничный смешок: надо же, то, что способно переигрывать само время и переигрывать чужие судьбы, похоже на сор.

— Я не смог собрать все, но все же здесь большая половина.

— Этого должно быть достаточно. Совсем не обязательно делать Осколок таким же, как и предыдущий. — «В конце концов, мне будет достаточно видеть в нем хотя бы отражение своих глаз». — Но на раму у меня вряд ли хватит сил.

— Ты всегда можешь на меня положиться, Кровь богов, — в который раз заверил Раслер. И, чуть помедлив, наконец сказал: — Ты… готова?

Вместо ответа она подала ему руку, безмолвно предлагая быть ее личным проводником в эту негостеприимную каменную постель. Раслер подал ей руку, придержал, пока Киирис выскальзывала из сандалий и, морщась, примерялась босыми ступнями к холодному полу.