Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент
Шрифт:
Ответом стал переход ЭОКА к боевым действиям – целенаправленным атакам против британских военных и полицейских. При негласной поддержке колониальной администрации в противовес грекам-киприотам создавались турецкие националистические формирования. Необъявленная война длилась два года. Противостояние привело к резкому падению экономики и множеству погибших с обеих сторон.
Мировое общественное мнение в своих симпатиях всё больше и больше склонялось на сторону повстанцев. Действия Хардинга выглядели настолько вызывающими, что даже в британском обществе возобладало негативное отношение к губернатору. В октябре 1957-го года он был отозван с Кипра.
В ночь на 16 августа «Юнион Джек» спустили с флагштока резиденции британского губернатора. Подписание кипрского соглашения состоялось в здании парламента. Подписи под документом поставили пять сторон: три страны-гаранта (Великобритания, Греция и Турция) и две островные общины, греческая и турецкая. Хью Макинтош Фут, сменивший на посту генерал-губернатора «проштрафившегося» Хардинга, зачитал декларацию о передаче власти президенту и парламенту Республики Кипр. В церемонии передачи власти приняли участие президент Республики Кипр архиепископ Макариос, вице-президент Фазыл Кючюк, министры республики, члены парламента, представители дипломатического корпуса.
О начале новой эпохи в истории острова возвестил залп двадцати салютных орудий.
Народные гуляния продолжались всю ночь и не прекратились даже с пришедшей утром жарой.
Улицы и площади центра столицы были заполнены радостными людьми, движение транспорта практически прекратилось. Исключение составляли лишь два шоссе, проходящие вдоль старой стены и соединяющие бывшую резиденцию губернатора, парламент и дворец архиепископа. Да и то – по ним пропускали только машины послов, высших сановников и британскую армейскую технику…
Полночи Митрос провел возле парламента, слушал прямую трансляцию из зала заседаний, смотрел на салют, приветствовал выходящих из здания членов правительства и депутатов и вместе со всеми рукоплескал поднятому над фронтоном флагу новой республики.
В толпе вовсю сновали торговцы-разносчики и бесплатно раздавали всем воду и фрукты.
Ближе к рассвету часть людей переместилась в парк, раскинувшийся около бастиона Подокатро. Там, не останавливаясь ни на минуту, играли оркестры. Они сменяли друг друга каждые полчаса, на возведённой местными умельцами сцене выступали певцы и танцоры, неподалеку с импровизированной трибуны, «составленной» из каменных глыб, произносили зажигательные речи «вышедшие в народ» политики. Никто не хотел уходить, никто не хотел лишать себя и других столь долгожданного праздника…
– Митрос! Эгей, Митрос!
Знакомый голос заставил Димитриоса развернуться и помахать другу рукой.
– Ник! Давай ко мне! Отсюда всё видно!
Приятель с трудом продрался сквозь толпу веселящихся горожан. На его лице, к удивлению Митроса, отражались озабоченность и тревога, а отнюдь не восторг, как можно было бы ожидать.
– Что случилось?! – перекрывая шум, прокричал Митрос.
– Мария! Я оставил её у ворот Фамагусты! Там слева есть лавочка!
– Мария?! Зачем ты её сюда притащил?! Ей же вот-вот рожать!
– Уже!
– Что уже?!
– Уже началось! Ей надо в больницу! Я один не могу! Надо вдвоём!
– А, чёрт!
Парень с досадой хлопнул себя кулаком по ладони.
Жена его друга и вправду была уже на сносях, но кто ж знал, что схватки начнутся прямо во время праздника.
– Всё! Бежим! Ты впереди!
И
они побежали. Лавируя среди стоящих на дороге людей, бесцеремонно отталкивая упирающихся, не обращая внимания на недовольные выкрики, ответные тычки и несущиеся вслед ругательства.На месте они оказались минут через пять.
Мария действительно сидела на лавочке, откинувшись на спинку и держась за живот. От солнечных лучей её защищали стоящие рядом пальмы. Возле будущей матери суетились две какие-то женщины.
– Всё. Я больше не могу, – в её голосе звучали страдание и едва сдерживаемая истерика. – Ох! Опять.
– До общего госпиталя мы не дойдём, там толпа! – выкрикнул Никас. – Нам надо в Святой Параскевы.
– Вы что, с ума посходили?! – округлила глаза одна из добровольных помощниц. – Это же далеко.
– Нужна машина! – высказал очевидное Митрос.
– Машины сюда не пускают! Надо сначала выйти из центра, – Никас склонился над женой и бросил, не глядя, другу. – Давай! Я справа, ты слева. Попробуем как-нибудь донести.
– Нет!
– Что нет?!
– Мы её не понесём. Мы её повезём.
– На чём?!
– На машине!
– Ты что, идиот?! Я же сказал: их сюда не пускают!
– Эту пропустят! – с неожиданной для себя уверенностью выдал Димитриос. – Выходите потихоньку на Саламинас. Я обещаю: пять минут, и машина будет…
Ещё никогда в жизни Митрос не принимал столь быстрых решений. Да, он действительно знал, где можно найти машину, знал, как до неё добраться, что на шоссе её не остановят и что это единственное решение, если конечно не заставлять Марию рожать прямо на улице. Всё это было правильным, но связать это всё воедино, а после решиться исполнить, казалось почти невозможным.
Стоянка британских военных авто располагалась всего в сотне шагов от ворот Фамагусты.
Не бог весть какой объект, но – бетонное ограждение, два въезда-выезда, шлагбаумы, КПП – всё как положено. О том, что туда можно проникнуть другим путём, не через ворота, знали немногие. Митросу довелось это сделать четыре года назад, когда руководству ЭОКА понадобилось организовать небольшую диверсию в северной части города. В тот день из полутора десятков скопившихся на стоянке машин завести удалось лишь одну, в топливных баках у остальных горючее оказалось безнадёжно испорчено. В результате англичане не сумели вовремя перебросить подкрепление к месту диверсии, и группа повстанцев ушла без потерь.
Сегодня требовалось провернуть то же самое, но с другой целью, гораздо быстрее и, самое главное, днём, а не в ночной темноте.
«Нахальство – второе счастье», – прошептал в голове чей-то голос, и Митрос с ним согласился. Второму «я» следует доверять – так ему говорила мама в далёком детстве. А маме он привык доверять ещё больше.
Небольшую выемку под забором англичане, как выяснилось, за четыре прошедших года так и не обнаружили, а проблемы с горючим, скорее всего, списали на обычное разгильдяйство.
Колючий кустарник, росший по обе стороны ограждения, надёжно скрывал лазейку. Требовалось просто продраться через него, не привлекая внимания. Внутри стоянки это получилось даже проще, чем то же самое, но снаружи. В парке, где народа было полно, любой мог случайно увидеть лезущего сквозь кусты человека, а на стоянке на периметр никто не смотрел. Основное внимание уделялось воротам: чтобы празднующие независимость киприоты не решили бы вдруг покуситься на собственность армии её величества.