Три мешка хитростей

– Вы что? – обалдел парень. – Действительно хотите вернуть пятнадцать тысяч?

– А как же? – удивилась девица. – Естественно, ни на минуту не задержим, приезжайте хоть сейчас. Впрочем, если желаете, можем еще на шесть месяцев продлить, вдруг Мефисто сменит гнев на милость.

Но Федя, естественно, побросав мигом дела, помчался на улицу Коровина, где ему выдали всю сумму стодолларовыми купюрами. Все еще подозревая подвох, Караулов на глазах у мужика и бабы, вернувших ему деньги, подключил машинку, которую используют в обменных пунктах для проверки подлинности купюр, и начал прогонять через нее вновь обретенные деньги. Сотрудники агентства отнеслись к процедуре равнодушно, очевидно, не один Караулов усомнился в их честности.

Невероятно, но доллары оказались настоящими, и Федору пришлось признать: «слуги дьявола» его не обманули.

– Надули, конечно, – улыбался массажист, заваривая кофе, – небось прокручивали полгода баксы под большим процентом, ну, да и черт с этим. Теперь ученый. Никому больше не поверю, до сих пор не пойму, как такого дурака свалял!

На улице вновь начался дождь. Мелкая водяная пыль сыпалась с неба, серые тучи спустились совсем низко, стало темно, сыро и противно. В метро висела влажная жара, воздух куда-то исчез, да еще вагоны были битком набиты пассажирами. Я еле-еле втиснулась в поезд и моментально прилипла к какому-то мужику в светлой рубашке с короткими рукавами. От него нестерпимо несло перегаром. Отвернулась в другую сторону и очень пожалела: в пяти сантиметрах от моего носа расположилась полная мокрая дама, «благоухающая», как завод по производству рыбных консервов.

Кое-как добралась до дома, вошла в квартиру и поразилась тишине. Неужели гадкий младенец спит? И где Томочка?

Подруга обнаружилась в спальне. Окна закрыты шторами. На огромной кровати место хватило всем. Клеопатра и Сыночек устроились на подушке Семена. Ленивые кошки даже не открыли глаза, услышав мои шаги. Дюшка, лежащая в ногах, вяло помахала хвостом, но вставать не стала. Томуся полусидела в подушках, и ее лицо по цвету слилось с белоснежной наволочкой. Темные мешки под глазами резко выделялись на фоне синеватой кожи.

– Опять приступ был? – испугалась я.

У Томочки не слишком приятная болячка с красивым названием «мерцательная аритмия». Время от времени ее сердце начинает вдруг изо всех сил колотиться в грудной клетке, не сокращается ритмично, а бьется как попало. Начинается сильное головокружение, тошнота, слабость, и Тома валится в кровать. Гадкая штука имеет обыкновение возникать на ровном месте, без всякого, казалось бы, достойного повода. Только что Томуся, весело улыбаясь, стоит у плиты, и вдруг, бац, зеленеет на глазах. Самое интересное, что внезапно начавшись, приступ так же мгновенно заканчивается.

– Ты приняла обзидан? – спросила я.

Тома кивнула.

– Уже все, отпустило. Который час?

– Семь.

– Пора, а то опоздаю, – пробормотала Тамара и стала осторожно спускать ноги с кровати.

– Ты куда? А ну ложись! – велела я.

– Надо в детскую поликлинику, – пояснила подруга, – а прием там до восьми.

– Завтра сходишь, куда торопиться.

– Никак нельзя, грудничковый день один, – объяснила Тома.

– Что еще за день такой?

– Ну, в это время принимают только матерей с младенцами до полугода.

– Почему?

– Потому что у старших детей, тех, которые посещают ясли, детские сады и школы, случаются неприятные инфекции, которые могут стать смертельными для новорожденного: корь, свинка, ветрянка, грипп в конце концов.

– А, – протянула я, – здорово придумано. Только зачем Веронику к врачу тащить, похоже, она отлично себя чувствует. Вон как спит хорошо!

– Весь день орала, – вздохнула Томуся, – аллергия у нее на молочные смеси из банок, нужно получать питание с детской кухни, а его только врач выписывает!

Подруга встала и пошатнулась:

– Вот незадача, еще кружится!

– Немедленно ложись, – приказала я, – схожу вместо тебя.

– Спасибо, – вздохнула Томочка, – уж извини, пеленку чистую возьми.

– Зачем?

– У врача на стол постелить, не класть же ребенка на грязь.

– И младенца надо тащить?

– Ну, конечно, без осмотра ничего не выпишут!

Делать нечего, пришлось заворачивать на редкость спокойно сопящую Нику в одеяльце и бежать на улицу.

ГЛАВА 9

Поликлиника, по счастью, находится в двух шагах от дома, нужно только завернуть за угол. С трудом потянув на себя тяжеленную дверь, я оказалась в предбаннике перед здоровенной толстой бабищей в белом мятом халате.

– Температура? – грозно спросила она.

– Чего? – удивилась я.

– Уж не воздуха, – гавкнула медсестра, – сколько у ребенка?

Я растерянно помолчала, потом ответила:

– Думаю, 36 и 6.

– Ну и зачем сюда вперлась?

– Как это? Грудничковый день!

– Ты читать умеешь? – рявкнула тетка.

– Вроде, – окончательно потерялась я, прижимая к груди Нику, – с утра могла.

– Тогда выйди и посмотри, что на двери написано!

Я вновь толкнула «свинцовую» дверь и увидела табличку: «Бокс. Вход только с больными детьми».

Сунув голову в помещение, я робко поинтересовалась:

– А со здоровым куда?

– Ох и надоели, хуже горькой редьки, ходют и ходют, ночь уж скоро, – разразилась гневной тирадой баба, – когда ж наконец покой настанет?! Рядом вход, слепая, что ли!

Я отпустила дверь, которая с жутким уханьем хлопнулась о косяк. Ей-богу, милая медсестра сэкономила бы кучу времени и сил, просто любезно ответив: «Пройдите, пожалуйста, в соседнюю дверь».

Возле кабинетов клубилась толпа. Я положила завернутую в одеяло Нику на пеленальный столик и поинтересовалась.

– В 12-й кто крайний?

– Туда никого, – вздохнула рыжеволосая девушка, – вам редкостно повезло.

– Да уж, – пробормотала полная шатенка, – такого просто не случается!

Я постучалась и робко вступила в кабинет. Сухопарая старушка, не поднимая головы от бумаг, равнодушно буркнула:

– Жалобы есть?

– Да нам нужно питание с детской кухни.

– Фамилия, – велела докторица и так же, не отрывая глаз от стола, начала выписывать бланк.

Отдав бумажку, она приказала:

– Через месяц явитесь, это направление на июль.

– А где детская кухня?

– Улица Ливитина, двенадцать.

Я мысленно присвистнула. Страшно неудобно, туда не ходит ни один вид транспорта, придется бежать пешком.