Три месяца, две недели и один день
Шрифт:
— Куда ты идёшь, Дерек? Я всё равно не позволю тебе вести.
— Я и не собираюсь. И вообще у меня есть замечательная идея, — говорю я, как только, закончив с неотъемлемыми вежливыми церемониями, мы наконец оказываемся снаружи. — Когда подгонят мою машину, возьми её и поезжай к себе. О, а вот и она, — мой внедорожник появляется слева от нас, и вскоре молодой парень, отвечающий за стоянку автомобилей и их возвращение уходящим владельцам, останавливает его точно рядом с нами, передавая мне ключи. — Давай, садись.
— А как же ты?
— А я возьму такси, — но только не раньше, чем кое-что закончу. С той брюнеткой через дорогу. Она ведь очень даже ничего. При ближайшем рассмотрении что-то, конечно, может измениться, но в целом всё в моём вкусе. То, что Оливия меня не желает, вовсе не означает, что я обречён на то, чтобы весь остаток своей славной жизни хранить чёртов целибат. Брук полностью
— Ну ладно, Дерек. Только будь осторожен, — Брук оборачивается всего на секунду, но и этого ей достаточно для обретения некоторого понимания. Когда наши взгляды снова встречаются, она выглядит словно прочитавшей все мои самые глубокие мысли и распознавшей все самые скрытые намерения. — Просто не теряй голову, хорошо?
— Не беспокойся. Лучше поезжай, пока не возникла очередь. Я заберу машину завтра.
***
Меня пробуждает аромат еды. Еды, которой в моём доме давно не пахло. Не потому, что я не ем, просто готовые блюда, привозимые из ресторанов, магазинов или кафе и обычно разогреваемые на скорую руку в микроволновке прямо в упаковке, кардинально отличаются от того, что готовит мама. А этот запах… Он совсем другой, приятный, даже несмотря на небольшую нотку чего-то подгоревшего, и ощутимый настолько, что ему беспрепятственно удалось достигнуть второго этажа. Но я думаю, что всё это лишь прелестный банальный сон. Пока не открываю глаза и, вдохнув воздух полной грудью, не обнаруживаю реальность, в которой, и правда, витают полузабытые впечатления. Вроде бы все мои вещи висят на спинке стула, хотя я, кажется, чётко помню, как по возвращении домой не был столь аккуратен и ответственен по отношению к костюму и рубашке. Я не могу не заметить отсутствие одной приметной детали. Нет, меня никто не ограбил, и, насколько может судить моя немного хмельная и мутная голова, все предметы обстановки и убранства находятся на своих местах, но где принадлежности из женского гардероба?
Где голая девушка в моей кровати, столь же обнажённая, что и я сам? Брук что, всё-таки лично пригнала мою машину и заодно выставила незнакомку вон, чтобы поутру я не смог увидеть разметавшиеся по подушке тёмные волосы, проснуться рядом с кем-то тёплым, пусть и совершенно чужим, и, возможно, захотеть второй или же, судя по обрывочным и не совсем ясным вспышкам воспоминаний, даже третий раунд? Это Брук заботливо готовит завтрак, милостив избавив меня от сложностей, связанных с одноразовым сексом? Ведь это мой дом, и мне пришлось бы сказать девице, что она должна уйти, но вот захотела бы она сделать это вот так сразу и без споров, или бы мне пришлось привлечь полицию, тем самым рискуя оглаской? Господи, как вообще многие поступают так снова и снова, знакомятся в баре или клубе и приводят фактически первого встречного к себе или едут к нему? Даже если отставить в сторону вопрос самосохранения и физической безопасности, где гарантии, что утром он или она тут же покинет чужую жилплощадь без предъявления претензий и упрёков? Боже, как хорошо, что Брук не послушала меня по поводу автомобиля и всё-таки предпочла поступить по-своему, даже если ей просто понадобилось отъехать по делам, и она побоялась, что я не застану её на месте. Интересно, как это было. Признаться, я бы хотел посмотреть.
Вздохнув, я всё-таки встаю, провожу рукой по более обычного спутанным волосам и, одевшись в первые попавшиеся в ящике шорты и майку, спускаюсь на кухню, испытывая некоторое веселье от собственных мыслей. Но веселье быстро сменяется удивлением, потому что около моей плиты стоит вовсе не Брук. Близ неё крутится, оказывается, никуда не ушедшая брюнетка, с которой я провёл минувшую ночь, одетая в свою одежду, а не во что-то позаимствованное из моего шкафа, как показывают нам в подавляющем большинстве фильмов об отношениях. Мне тут же становится странно. Не из-за тапочек на ней большего размера, чем необходимо, определённо не принесённых ею с собою в сумочке, а взятых как раз у меня, а потому, что это у меня впервые. До Лив я не был монахом, но я никогда и не приводил кого-либо сюда. Всё происходило в отелях. А это так отличается от всего, что было прежде. Как я уже говорил, выставить человека ещё надо суметь. Боже, где мой телефон? И который вообще сейчас час?
— Ты проснулся? — тем временем меня замечают, что сопровождается
вполне приветливым тоном и располагающей улыбкой, не говорящей о том, что мне стоит чего-то опасаться и ожидать превращения в злобную фурию. Однако я уже довольно скован, напряжён и чувствую себя не в своей тарелке, так что ответ выходит едва слышным, растерянным и каким-то заторможенным, будто это я нахожусь на чужой территории.— Да. А ты…? — драматизма ситуации придаёт ещё и то, что если я и знаю имя, то даже не помню, с какой буквы оно начинается. Это заставляет меня чувствовать себя всё ужаснее и неуютнее с каждой проходящей секундой. Дискомфорт в чистом виде, не иначе.
— Тебе вовсе не нужно быть таким обходительным, Дерек. Я не больная на всю голову и понимаю, что всё это дальше не пойдёт, хотя ночь была чудесной.
— Правда?
— А тебе не понравилось?
— Кажется, я был слегка в подпитии. Просто вы ведь чувствуете всё иначе.
— Даже в своём состоянии ты определённо знал, что нужно делать. Но можешь не переживать, что лет через пять или десять я припишу тебе ребёнка, не имеющего к тебе абсолютно никакого отношения, или вдруг стану трепаться о нашей связи. Я просто приготовлю нам завтрак, а сразу же после уйду. Или я могу уйти прямо сейчас, если ты хочешь.
— Нет… — мне ещё надо уложить в своих мыслях то, как легко, непринуждённо и без нервов она говорит обо всём, что имело место быть, одновременно ставя тарелки на стол, но, очевидно, я всего-навсего отделаюсь небольшим испугом, — нет, мы можем поесть. Так, значит, ты сходила в магазин? — как я уже говорил, мой холодильник обычно пустует. Готовой еды всегда хватает лишь на один ужин. Больше я принципиально не беру. Даже если не домашняя, пища должна быть свежей.
— Ну да, — какое-то время мы не разговаривали, просто поглощая тосты и яичницу с томатами, и это молчание не давило, в нём не было ничего плохого, мрачного и тяжёлого, но я постепенно расслабляюсь и невольно задумываюсь о том, что эта девушка очень даже неравнодушная. Она ведь не была обязана тащиться за покупками и уж тем более готовить, пусть и провела ночь в моём доме и какую-то её часть в непосредственной близости со мной. Как черты, присущие женщинам, забота, отзывчивость, искренность, честность, доброта и участие, должно быть, всё-таки существуют.
— А ты любишь детей? — слова о ребёнке и о том, что когда-либо в будущем мне не придётся опасаться проблем и скандальных лживых наговоров из-за связи на одну ночь несколько лет назад, проникли в мою голову гораздо глубже, чем мне казалось, и у меня не выходит не спросить об этом.
— Я? Да, люблю.
— А от меня… Ты бы хотела ребёнка от меня? — это звучит ещё даже более нелепо и необъяснимо, чем мой первый вопрос. Я не знаю, зачем вообще всё это говорю, если только не пытаюсь таким сложным образом убедить себя, что не буду отцом-одиночкой, страдающем по бывшей, вечно и не стану тем, кто показывает сыну дурной пример, когда приводит женщин, не задерживающихся сильно надолго. Я должен буду учить его уважать их и почитать. но ранее прозвучавшие фразы упали на действительно больную почву.
— Ты странный. Это что, какая-то проверка? Я же говорю, никаких якобы общих детей не будет.
— Но если бы? Чисто теоретически?
— Ну, у тебя хорошая наследственность…
— Это значит да? — я явно ставлю её во всё более неловкое положение, но по какой-то причине никак не могу остановиться и просто позволить ей доесть свой завтрак. Должно быть, со стороны это ужасно. Мне точно придётся провести немалую работу над собой прежде, чем ребёнок появится на свет.
— Дерек Картер, ты горячий красавчик и отличный любовник, и я уверена, большая часть женского населения этого города, а может, и других тоже, явно мечтает об отпрыске от тебя, — наклонившись вперёд над столом, она игриво на секунду или две дотрагивается до моей правой руки, — и если бы нас связывало что-то большее, только не подумай ничего такого, то да, я, возможно, была бы рада завести с тобой общего малыша. Но пока детей я в любом случае не планирую. А вообще мне уже пора.
— Сколько я тебе должен за продукты?
— О, не беспокойся. Ничего не нужно. Поверь, я не обеднела.
— Тогда я провожу, — безусловная непринуждённость обстановки несколько приводит меня в чувство и достаточно воодушевляет своей радушной атмосферой. Не задумываясь, я улыбаюсь на прощание перед тем, как закрываю дверь, и у меня даже не возникает ни единой мысли как таковой, когда спустя всего лишь пару-тройку шагов до меня доносится трель дверного звонка. Единственное, о чём я задумываюсь, возвращаясь обратно, это о, вероятно, забытых вещах, но снаружи оказывается всего лишь мать моего ребёнка. Та, что ушла и будет заставлять меня видеть это ещё не раз и не два прежде, чем исчезнет окончательно.