Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Три мужа для короля. Гарем
Шрифт:

И он, повернувшись к рыжему спиной, направился к дереву. Влезть по дереву наверх и перебраться на стену было делом несложным. Но Двалин не смог не оглянуться назад.

Рыжий Нори быстро шел между деревьев в саду, направляясь к зданию Школы. Двалин легко различал среди ветвей его огненную шевелюру.

Белка, как есть белка!

И Двалин спрыгнул со стены вниз на улицу.

*** *** *** *** *** *** ***

Слово "школа" ничего не говорило молодому гному. Двалин признавал за собой некоторое невежество. Он был сиротой, некому было вбить ему в голову некоторое количество

знаний. Он и кхуздул-то кое-как знал, понимая с пятого на десятое. Писать и вовсе не умел. Да и зачем это? В мире полно более важных дел и проблем, чем умение писать-читать.

Но дураком он не был. Да и языком его Отец не обидел. Всегда можно разузнать то, что интересно, лишь задав вопрос и развесив уши. Так Двалин и поступил, в первый же вечер после встречи с "белочкой" завернув в дрянной кабак для братии вроде него. А там-то его любопытство с лихвой удовлетворили.

– Школа-то?
– хохотнул старик-человек, вытирая подбородок рукавом рубахи.
– Шлюх там учат, для богатеньких. Подбирают деток поладнее, а как в возраст-то войдут... так сразу и тогошь! Сбагривают покупателю-богатею, али из знати кому. Знатному-то по девкам уличным шариться не с руки-с! Да и детки нужны... и в постельке мягкой одино-о-ко! А тут лапшу на уши повесить - муж да жена, мол!
– и в постельку! И парни под мужиков, и девки... так-то!

Двалина аж как будто по голове чем тяжелым приложили. Это что ж получается?! Кто-то украл "бельчонка" еще дитенком и в эту Школу засунул?! А потом его продадут какому-то мужику?! Так вот что за ошейник был на Нори...

Старик, мерзко хохотнув, свалил с кружкой пива с его глаз. Двалин зло поджал губы.

Это гнома за раба держать?!

Под человека его сородича подложат?!

Да... да он!

Двалин зло дернул головой и потопал к выходу.

Не-а, фигу им, а не "бельчонок"!

*** *** *** *** *** *** ***

Мадам Оури молча смотрела на Нори. Холодно, без злости, но юноша не обманывался. Мадам Оури редко позволяла себе злость или несдержанность. Ещё реже она позволяла себе "жалость" по отношению к воспитанникам. И сегодня был не тот день.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– чуть склонив голову к правому плечу, спросила мадам директриса.
– Может, признаться?

Ладони стали липкими, и Нори едва удержался, чтобы не вытереть их об одежду. Вместо этого он встал на колени и поклонился мадам Оури.

– Я не хотел нарушать Правила, госпожа, - сказал Нори, прекрасно понимая, что этими словами он уже признался в своем преступлении.

– И как ты оказался, в таком случае, на дереве?
– спокойно спросила мадам Оури.

Нори не знал, что сказать на это. Он еще ниже опустил голову. Чтобы он ни сказал, он уже виноват.

– Ты подверг опасности свое тело. Тело, которое не принадлежит тебе. Твой господин желает видеть тебя целым, невредимым и прекрасным. Подвергая себя опасности, ты проявляешь неблагодарность к его заботе. Ты понимаешь, что заслужил наказание?

Нори обдало жаром.

– Да, госпожа, - еле выговорил он в ответ.

– Далее, ты порвал одежду. Но это мелочь, не заслуживающая внимания. Хуже иное. Тебя видели с чужаком.

Нори побелел от ужаса. Общение с чужаком каралось самыми страшными вещами. И юноша испуганно вскинулся, оправдываясь:

– Госпожа, я не виноват! Я никогда его не видел! Я не хотел...

Мадам директриса жестко хлопнула ладонью по столу, за которым

сидела. Слова встали комом в горле молодого гнома.

– Ты говорил с ним?

– НЕТ!

– Лгать мне вздумал?!
– прошипела мадам Оури, сощурив глаза.

– Я...

– Хватит! Молчать. Благодари валу гномов, что в конце этой недели тебя отошлют к господину. Это спасает твою жалкую шкуру от плети! И поверь мне, если бы ты мог оправиться к путешествию, я бы приказала кастрировать тебя! Но без наказания ты у меня не останешься. Сэд, на лавку его!

Высокий мрачный мужчина, бывший стражник, что стоял молча у стены за спиной Нори, делает шаг и хватает за волосы юношу. Страх перехватывает горло, и он только всхлипывает, когда его швыряют на лавку и начинают привязывать ремнями. Он вздрагивает всем своим тощим тельцем, когда мужчина задирает рубаху на нем к подмышкам, а затем сдергивает короткие штанишки к коленям.

– Думаю, пятьдесят розог с тебя будет довольно, - ледяным голосом озвучивает приговор мадам директриса.
– Сэд, не жалей его.

Нори едва сдерживает дрожь, но, увидев, как мужчина достает из тумбы самую толстую, в палец толщиной, розгу, в ужасе зажмуривается. Исполняющий Наказания имеет весьма дурную славу в Школе. Хуже только у лекаря-евнуха Таэра.

Мужчине плевать, что чувствует молодой гном. Он нарочно медленно, грозно взмахивает розгой, примериваясь к длине оной. Воздух взвизгивает под розгой, и кровь в жилах Нори стынет от страха. Бледные ягодицы слегка подрагивают, но он лежит молча.

Удар.

Дыхание у него сбивается, но крик он заталкивает себе в рот, закусив губу. На ягодицах наливается краснотой поперечный след.

Следующий удар приходится рядом, он вздрагивает и слегка всхлипывает, но все равно не кричит.

Еще.

Удар. Еще.

Нори вскрикивает уже вслух и глухо плачет в промежутках между ударами. Мужчина бьет с оттяжкой, вкладывая всю силу. Наказание растягивается для него во времени, перерастая в пытку.

Он плачет уже в голос. Что-то бормочет, вроде скомканного "ненадобольше" и "проститеменя".

Слышится голос мадам Оури:

– Я не намерена уменьшать наказание. Ты получишь сполна.

Новый удар приходиться по верхней части бедер. Попа у него уже вся исполосована красными рубцами, кое-где даже выступают капельки крови.

– Не надо-о-о, - кричит Нори уже во весь голос, - не бейте! Простите!

– Попросишь прощения?

– Да, да! Не бейте больше! Пожалуйста! А-а!

– Хорошо, - спокойно говорит мадам директриса, сидя за столом, - осталось двадцать восемь розог, - и его вновь бьют по нижней части ягодиц, там где попа переходит в бедра.

Он взвизгивает, как поросенок, и плачет. Во взгляде мадам Оури мелькает сожаление, но остановить сейчас Сэда - испортить все дело. И удары сыпятся вновь и вновь, еще и еще. Новые кровавые полосы ложатся поверх старых, рассекая молочно-белую кожу еще сильнее. Тонкие руки, стянутые ремнями, судорожно сжимаются при каждом ударе и дрожат. Рыженький гном уже захлебывается слезами. Сэд хорошо знает, как больнее бить.

Все, пятьдесят.

Мадам Оури вздыхает, чувствуя, как горят щеки. Есть некая сладость в том, чтобы смотреть, как извивается тонкое изящное тело под градом ударов. Как вспыхивают на молочной коже алые полосы, а болезненные крики вызывают томление в теле. Мадам Оури испытывала лишь одно желание в данный момент - запустить руку под платье и приласкать свои нежные губки, увлажнившиеся влагой.

Поделиться с друзьями: