Три недели с леди Икс

– Что ж, надеюсь богатство этого бастарда искупит его нечистую кровь, – простонала мать, никак не отреагировав на озвученную сумму, хотя Лале казалось, что цифра обязана была произвести впечатление. – Прошу тебя, присядь. Ты с ума меня сводишь, маяча перед глазами! Ты должна помнить, дорогая, что твою попку лучше прикрывать, а не выставлять напоказ!

– Понимаю, ты не любишь разговоров о деньгах, мама, но я также знаю, что папа весьма опечален недостатком средств и предпочел бы не оплачивать еще один мой сезон в свете…

– О-о-о, твой отец! – Голова леди Рейнзфорд поникла, словно вянущий тюльпан. – Этот человек вечно жалуется то на одно, то на другое! Мое слабое здоровье – результат его вечных жалоб!

– Мистера Дотри не заботит, что я бесприданница, – напрямик выпалила Лала. – И он, думаю, будет щедр к батюшке, если мы поженимся.

– Поверь, лорд Рейнзфорд наговорит тебе еще и не такого! – закричала мать, ломая руки. – Ни ты, ни он не понимаете, что это за бесчестье – отдать тебя за ублюдка!

– Лучше уж выйти за мистера Дотри, чем не выйти замуж вовсе…

В течение всего сезона Лалу буквально осаждали поклонники, однако ее отец всем отказал. И она знала почему: батюшка считал, что ее красота стоит больших денег. Иными словами, состояния ни одного из женихов не хватило бы, чтобы оплатить его долги.

– Вот если б ты поменьше ела, твой сезон мог бы закончиться совершенно иначе! – В голосе матери отчетливо зазвучали истеричные нотки. – Подумать только, ты сидела за столом подле лорда Броуди, наследника герцога Пиндара! Ты уже могла бы быть герцогиней!

По мнению Лалы, ее неудача с лордом Броуди объяснялась вовсе не пышностью ее фигуры. Все дело в ее глупости. Она совершенно растерялась и не сумела поддержать искрометную беседу, изобилующую остротами и меткими словечками. Летиция даже понять не сумела, о чем именно шла речь! Неудивительно, что его светлость очень быстро заскучал…

– Папа не может позволить оплатить еще один мой сезон в свете, – упрямо гнула Лала свою линию, зная, что именно может повлиять на мать. – Так что если я не выйду за мистера Дотри, я, возможно, останусь старой девой.

– Прекрати разыгрывать жертву! – Мать терзала носовой платок так яростно, что казалось, вот-вот разорвет его в клочья. – Словно ты специально добиваешься, чтобы я слегла с очередным приступом! Полагаю, все мы желаем, чтобы твое замужество состоялось, даже если твой жених…

В дверях возник дворецкий и объявил:

– Мистер Дотри!

Лала прекрасно знала, что визгливый голосок ее матушки отчетливо слышен даже через закрытую дверь. И как только девушка слышала этот пронзительный голос из гостиной, она на цыпочках кралась наверх, к себе в комнату…

Однако мистер Дотри вошел в гостиную с царственным видом – наверное, так входит в свое логово лев. Лала пришла в полное замешательство от неожиданной, выдуманной ею самой метафоры. Правда, львы обычно желтоглазые и голодные, а глаза мистера Дотри – цвета ненастного неба в осенний день. А еще они холодные, бесчувственные… Его взлохмаченные волосы были несколько длиннее, чем того требовала мода, – однако, насколько Летиции было известно, он почти не бывал в свете, так с какой стати ему модничать? И все же она с облегчением отметила, что его сюртук и бриджи явно пошиты блестящим мастером своего дела. Ее матушка даже такого богача ни за что не извинила бы, явись он в творениях второсортного портняжки…

– Я так рада снова видеть вас, мистер Дотри, – сказала Лала, вставая со стула и бесстрашно рискуя продемонстрировать свои бедра. – Матушка, позволь представить тебе мистера Дотри…

Когда Дотри поклонился матушке, Лала с изумлением заметила, что та отчетливо отреагировала на мужское обаяние этого человека. Леди Рейнзфорд больше не комкала платок, а лениво и томно обмахивалась им.

Сама Лала никогда не выбрала бы себе в мужья мистера Дотри – он был для нее чересчур груб и мужиковат, да и глаза у него смотрят неласково, и воздух вокруг него словно дрожит и сгущается… Впрочем, все это уже не имело значения.

Как справедливо заметила матушка, нищим выбирать не приходится…

Пока разливали чай, Лала твердо решила не сидеть молча, словно каменная. О нет, она постарается быть умницей! Она заранее отрепетировала несколько забавных реплик, а с утра попросила горничную почитать ей вслух «Морнинг пост». Она решила, что если в беседе вдруг возникнет пауза, она скажет: «Не правда ли, замечательно, что этот ужасный бунт на Королевском флоте был столь стремительно подавлен?»

Но, к счастью, случая пока не представлялось, потому что матушка интересовалась здоровьем «дорогой герцогини», мачехи Дотри, – хотя Лале было прекрасно известно, что мать едва знакома с герцогиней Вилльерз.

А Дотри, похоже, прекрасно знал, что будущая теща не вхожа в столь высокие круги, но, кажется, снисходительно отнесся к матушкиному утверждению об их «нежной дружбе» с герцогиней. И Лала невольно улыбнулась, хотя и нервничала изрядно. А Дотри улыбнулся ей одними глазами, но девушка это заметила, и у нее немного отлегло от сердца.

– Герцогиня дружит также с миссис Уорсли, правда? – трещала мать. – Миссис Уорсли – украшение любого вечера, она всегда задает тон беседы!

Дотри не отвечал. Молчала и Лала. Она давным-давно усвоила, что когда ее матушка говорит, отвечать вовсе не обязательно.

– Не понимаю, как это ей удается: со знанием дела говорить и о последних событиях в стране, и о проблемах культуры! В этом есть что-то неестественное, не находите, мистер Дотри?

– Я нахожу миссис Уорсли приятной собеседницей.

– Ну, это чисто мужское мнение! – воскликнула леди Рейнзфорд. – Но я разгадала ее фокус: она разговаривает с каждым мужчиной так, будто влюблена в него.

– А с каждой женщиной так, будто ее ненавидит, – отвечал Дотри. – Мне посчастливилось, что я принадлежу к сильному полу. Однако мой сегодняшний визит к вам преследует цель совершенно определенную, леди Рейнзфорд. Ваша дочь поведала мне, что у вас отменный вкус.

Лала никогда не говорила ему ничего подобного! Но, на счастье, вовремя распознала прием истинного мастера беседы и улыбнулась, подтверждая кивком правоту его слов.

– Я приобрел недавно загородное имение. Старберри-Корт.

– Мы об этом наслышаны, – закивала матушка Лалы и прибавила с непозволительной вульгарностью: – За двадцать тысяч фунтов!

Как это было в духе ее матушки – она бранила Лалу за малейшее упоминание о деньгах, при этом считала свое положение в обществе столь непоколебимым, что позволяла себе все, что угодно, без зазрения совести!