Три Нити

— Мои худшие опасения подтвердились: они всегда были заодно, с самого начала. Между ними есть уговор! Нуму, эта Стена, которую мы возводим, — не спасение, а огромный жертвенный камень; и каждая женщина, каждый мужчина в Олмо Лунгринг будут брошены на него. Может быть, Ун-Нефер надеется так откупиться от чудовища; а может, рассчитывает, что с таким запасом душ проживет еще сотни лет прежде, чем скорпион доберется до него, и за это время найдет другой способ спасти свою шкуру. Теперь у меня не осталось сомнений в том, что я прав. Будь здесь Зеркало Истины, я бы поклялся бы тебе на нем!

— Зеркало Истины? Насколько оно непогрешимо, по-твоему?

— Еще никому не удавалось обмануть его, — отвечал колдун, явно удивившись моему вопросу. — Даже его хозяину.

— Тогда должен разочаровать, — буркнул я, одергивая полы чуба и стараясь не встречаться с Зово взглядом. — Все, что сказал Шаи, пока плавал в этой луже, — или его выдумка, или твое внушение, но никак не «правда».

Колдун непонимающе уставился на меня.

— Несколько лет назад я сам спросил Железного господина, что ругпо сказал ему перед смертью, и он поклялся, положив ладонь на Зеркало Истины, что тот не выкрикивал ничего, кроме бессмысленных угроз.

Зово нахмурился и потер пальцами лоб; кажется, мои слова крепко смутили его, чему я был только рад.

— Это была подделка, не иначе, — наконец ответил он, медленно цедя слова.

— Или ты просто сводишь счеты с тем, кого однажды уже хотел предать. Ты заманил сюда одного из богов, ты следил за мной — не потому ли, что я могу попасть в Коготь, а ты — нет?.. Может, ты не оставил надежды занять место Железного господина?

— Может быть, — бывший шен вдруг широко улыбнулся, будто мои обвинения пришлись ему по сердцу. — Но тебе пора возвращаться к своим обязанностям, лекарь; на Стене уже заждались.

— И все?

— Ну да. А чего еще ты от меня хочешь? Я рассказал тебе все, что знаю. Когда-нибудь ты поймешь, что я прав, — надеюсь, это случится не слишком поздно.

— И ты не убьешь меня? Не сотрешь память, чтобы я не проболтался?

— Ты умеешь держать язык за зубами. А вот за молодым ремет лучше приглядывай в оба — у него мозги не на месте, — беззаботно отвечал Зово, допил лекарство и протянул мне опустевшую бутыль. Я принял ее, бездумно повертел в лапах и сунул в сумку, а потом пошел к выходу, ожидая, что в спину вот-вот полетит или стрела, или заклятье. Но ничего не произошло; когда я уже открывал дверь, Зово снова окликнул меня.

— Тебе понадобится новый помощник в твоих занятиях. Я пришлю Макару — она кое-что смыслит во врачевании.

***

После этого оставаться в Когте совсем не хотелось; мне нужно было время, чтобы обдумать произошедшее в одиночестве. Несмотря на разглагольствования Зово, я сомневался, что Железный господин велел создать Стену из злого умысла, но не мог и отрицать, что все, связанное с болезнью, которой страдали и он сам, и его бывший ученик, было очень подозрительно. Из головы никак не шла пара стариков-паломников, шедших до столицы с караваном Маленькой Медведицы; пестрые клочки их одежды, плавающие в зеркальных водах Бьяцо… От этих мыслей меня мутило. Может, стоило пойти к Ун-Неферу и прямо спросить, что происходит; и будь что будет? Но мне было страшно — не за себя, а за Зово и сестер Сэр. Как, не упомянув их, объяснить, откуда я набрался таких мыслей?..

Потому-то я забрал из своей спальни самые нужные инструменты, лекарства и книги, чистую одежду и теплое одеяло, предупредил Сиа, что работы внизу будет много, и как можно скорее покинул небесный дворец. Некоторое время я мог пожить у Стены, в одном из длинных домов. «Конечно, там и так полно народу, но рабочие хорошо меня знают и, уж наверное, выделят угол… А потом видно будет!» — так я рассуждал, но случилось иначе. После тяжелого, суматошного дня, когда солнце уже скрылось на западе, Рыба сказала:

— Сегодня ты не торопишься домой.

— Я, наверное, заночую в городе, — отвечал я, пряча взгляд; почему-то мне стало стыдно перед помощницей.

— Можешь остановиться с нами.

— С вами?

— С шанкха, — пояснила она, вытирая лапы о пестрый от грязи фартук. — Один местный богач, принявший учение как мирянин, дает приют тем, у кого нет крыши над головой. Пойдем туда — там чище, чем у рабочих.

Вспомнив полчища блох и вшей, гулявших по подстилкам наших больных, я решил принять приглашение; тем более что мне давно хотелось узнать, как живут белоракушечники! На попутной повозке мы добрались до города и прошли кривыми улицами к трехэтажном дому за крепким забором с золочеными звездочками и журавлями на воротах; их толстые створки были приоткрыты, так что мы беспрепятственно проникли внутрь. В саду, среди голых деревьев, увешанных красными серьгами прошлогодних ягод, неспешно прогуливались мужчины и женщины шанкха. Одни беседовали, горячась и размахивая лапами; другие были тихи, как тени. По галерее первого этажа слуги протащили дымящиеся котлы с супом; в животе заворчало — я не ел весь день.

— Пойдем, — Рыба потянула меня за рукав к пристройке с плоской крышей, кажется, служившей шанкха столовой. Оттуда пахло горячим маслом и лепешками, но я покачал головой — мне стыдно было отбирать еду у тех, кто жил милостыней. Девушка пожала плечами и оставила меня в покое. Не зная, куда деваться, я прошел внутрь дома.

В коридорах и комнатах было темно и многолюдно; пахло не слишком чистой шерстью и благовониями, во множестве тлевшими по углам. Струйки синего дыма смешивались с теплым воздухом, окрашивая его в мутный, молочный цвет. Вокруг шумели голоса; кто-то проходил мимо, задевая меня плечами и бедрами; кто-то дружески предлагал угоститься чангом или цампой; но я вдруг почувствовал себя одиноким и потерянным. Заметив приоткрытую дверь, из-за которой лился свет, я, не особо задумываясь, побрел туда и очутился в небольшой зале, доверху забитой народом. Кто-то стоял, подпирая спинами стены, другие устроились на полу, подложив чуба по хвост; были здесь и старые, и молодые, и даже дети, взобравшиеся на спины родителей. В дальнем конце, за алтарем, покрытым блестящей парчой, сидела высокая худая женщина. В ее гриве серебряных волос было почти вровень с золотыми, а правый глаз казался ярко-голубым из-за расплывшегося по радужке бельма, но я все равно узнал Кхьюнг Сэр, старшую из трех сестер. Она говорила, и все слушали, затаив дыхание:

— К большому городу вела дорога через горы; и на той дороге был мост, соединявший две стороны глубокого ущелья. На том месте поселился разбойник и всех, кто проходил по дороге, он грабил и убивал, а отрубленные пальцы несчастных носил на шее, как ожерелье. Скоро оно стало длиннее, чем огромные змеи, что душат своих жертв и глотают целиком, и обернулось вокруг его шеи и груди в сто рядов.

Случилось так, что той дорогой проходил один святой. Как только он ступил на мост, разбойник кинулся следом — но поскользнулся и упал, только и успев, что схватиться за веревку, связывавшую доски. Святой подошел к нему и сказал:

— Я помогу тебе, только отдай для начала свой нож.

— Зачем тебе нож? — удивился разбойник.

— Я святой, а не дурак, и не хочу, чтобы ты убил меня, как только выберешься из пропасти.

Разбойник заскрипел зубами, но делать нечего! Он протянул святому кривой и острый нож, который до сих пор сжимал в другой лапе. Однако как только оружие оказалось у старика, тому явился Чойгьял и сказал:

— Этот мужчина — грабитель и убийца; души его жертв требуют мести. Перережь эту веревку и дай ему упасть. Таков Закон.

— Я не вершу месть, — покачал головой святой.

— Сделай это, и будешь вознагражден за то, что помог совершится справедливости. Таков Закон.

— Я не жду награды.

— Так будет лучше и для него, — подумав, отвечал Чойгьял. — Его грехи тяжелы; очистившись в шести адах, он получит новое, благоприятное рождение в мире красоты и наслаждения. Таков Закон.

Но и на этой святой отвечал отказом:

— Я не собираюсь одаривать его благами.

— Что же ты тогда делаешь? — спросил Чойгьял.