Три ночи с лицемером или Stolen Car
Шрифт:
– Мне нравится, мне очень нравится… – вспыхивает Нора. – Просто… я не понимаю, чего ждать дальше!
Так она говорит. Но я слышу за этими словами звенящее болью:
«Просто я боюсь привыкнуть к этому, привыкнуть к тебе такому, а потом снова потерять!»
И мне тоже становится невыносимо больно. Мне нечем её утешить.
Всё это действительно закончится. И очень скоро. И я не в силах это изменить.
А мне так невыносимо этого хочется! Невыносимо хочется жить. И дарить ощущение жизни этой прекрасной женщине.
– О… дальше… –
Я не даю ей ничего возразить, притягиваю к себе ближе и сминаю нежные губы жарким, глубоким поцелуем. На несколько мгновений тишине и камину вторят лишь наши безумно стучащие сердца.
Но стоит мне разорвать объятия, как Онора с ещё большей тревогой спрашивает:
– Что случилось, Адам? Просто скажи! Что-то случилось, да?
Я смотрю на неё долго, молча, запоминаю изумительные, утончённые черты лица, оттенок глаз, родинки на шее.
– Да… – наконец признаюсь я. – Случилось. Я наконец-то всё понял. Понял, каким идиотом я был, Онора. Мне досталась лучшая жена на свете. А я… я даже не знаю, какие цветы ты любишь…
Теперь уже она смотрит на меня долго и странно.
И наконец с короткой болезненной улыбкой произносит:
– Я люблю пионы. Белые и малиновые пионы. Но… – она отводит взгляд и смотрит на букет, – розы тоже очень красивые. Очень…
– Я люблю тебя, – я не даю ей договорить. Мне нужно сказать это прямо сейчас. Оказывается, эти три слова невозможно носить в себе. Они, как острые осколки души, вскрывают сердце изнутри и рвутся наружу. – Просто знай это. Запомни! И не забывай никогда, что бы ни случилось…
Кажется, я напугал её своим признанием. Онора смотрит на меня с такой нежностью, болью и тревогой, что мне хочется спрятать её в своих объятиях и никогда никуда не отпускать.
Я так и делаю.
И какое-то время мы просто сидим, обнявшись, завернувшись в плед, и смотрим на огонь, и слушаем тишину… и целуемся.
Совсем как в её мечтах.
А потом в эту ночь врываются мои мечты…
Поцелуи становятся всё горячее. Я спускаюсь по шее всё ниже и ниже, к изящным ключицам, к бархатистой впадинке меж грудей… Расстёгиваю её платье, облегающее фигуру, как вторая кожа, приспускаю его с плеч. Опрокидываю Онору на спину, прямо на мягкий ковёр – как же это красиво: чёрное платье и тёмный шёлк волос на белом фоне!
Я нависаю над ней, вклиниваясь между стройных ног, задыхаясь от слишком резко нахлынувшего желания, такого мощного и непреодолимого, что я с трудом сдерживаю себя. Сложно быть нежным, когда в твоей крови бушует пламя.
Но мне нравится, нравится быть таким, нравится дарить ей эти нежные, неторопливые ласки.
– Адам, постой! – чуть слышно шепчет Онора. – Что ты делаешь? А если дети проснуться и войдут? Давай поднимемся в спальню!
– Не войдут… Я надёжно запер дверь, – успокаиваю я мою благоразумную жену, не прекращая поцелуев. – Всё под контролем. А в спальню мы ещё обязательно поднимемся. Позже.
Позже, Нора. А сейчас я хочу любить тебя. Немедленно. Прямо здесь, у камина. Любить тебя здесь и сейчас.***
14 Ночь третья
Как же быстро летит время. Я слышу, как невидимые часы тикают в моём воображении, каждый удар сердца будто таймер обратного отсчёта: один удар – минус одна цифра на табло.
Ещё одна ночь закончилась. Моя вторая ночь.
Осталась последняя…
Но прежде… стоит закончить множество дел. Сегодня мне предстоит хлопотный день. Но пока я ещё не думаю об этом. Успею.
Сейчас я наслаждаюсь тем, что рядом со мной женщина, которая успела стать слишком близка и дорога мне всего за один день и одну ночь. Никогда бы не подумал, что умею ощущать подобные эмоции. И вообще… что меня может так зацепить обычная смертная.
Обычная ли?
Я теснее прижимаюсь к её спине, вбираю мягкое тепло её кожи, дышу сладостным ароматом её волос, я запоминаю эти мгновения, чтобы хранить их до следующего Самайна, как самые драгоценные сокровища, которыми владею.
Как знать… Может быть, через год я смогу отыскать её снова.
А пока я перебираю в памяти всё, что было вчера. Наше жаркое единение в отблесках камина – о, лепестки искусственного пламени наверняка завидовали тому огню, что рождался между нами! Наш смех и тихие разговоры, когдапослея прятал Онору в объятиях, укутав в мягкий плед.
А потом мы поднялись в спальню, закрыли дверь, и… всё повторилось.
И вот сегодня, впервые за много лет, я просыпаюсь раньше моей жены. Любуюсь ею спящей, целую осторожно в плечо – не хочу разбудить. Выбираюсь из нашей уютной постели и иду готовить завтрак на всех.
Оказавшись на кухне, понимаю, что с этим я погорячился. Я-лицемер ничего не смыслю в приготовлении людской еды, и память Адама в этот момент тоже подводит. Внезапно понимаю, что он ничего, кроме бутербродов, в жизни не делал. Его всегда кормили женщины, или же он питался в разных забегаловках.
Ладно… Попробую импровизировать…
Я довольно неуклюжий. Боюсь, что мой сюрприз жена не оценит. Я сейчас устрою на её идеальной кухне дикий беспорядок.
– Ой, папа, это ты? – поворачиваюсь на удивлённый голос Лил.
Дочка стоит в дверях, ещё сонная, растрёпанная, смешная, в забавной пижаме с медвежонком на груди.
– Я думала, тут мама… А ты что делаешь?
– Завтрак… – подмигиваю ей и тут же вздыхаю: – По крайней мере, пытаюсь.
– Это сюрприз?! – изумлённые глазки вспыхивают восторгом.
– Ага… – удручённо киваю я, понимая, что сюрприз могут и не оценить.
– А можно я с тобой? – мгновенно подключается Лил. – Хочешь я тебе помогу?
– А ты… умеешь? – искренне удивляюсь я.
– Конечно! Я же маме помогаю, – уверенно заявляет моя кроха.
И мне становится совестно, что я не способен сделать элементарные вещи, которые по силам даже ребёнку. Но я принимаю помощь. И дело сразу идёт быстрее.
Лил отлично знает, где что лежит, и что нам может пригодиться.