Три плова
Шрифт:
— Я стара, — сказала Миранса, — а у нас радость. У меня не ходят ноги. Кто же теперь сделает плов для гостей?
— У Асмет искусные руки, почти как твои, — ответил Рамазан.— Она приготовит плов. Ведь я уже созвал гостей.
— Пойди умойся! — приказала Миранса.
Он отошел в угол комнаты, где освежил лицо, шею и руки. Он заметил оттуда, как отец перешептывается с матерью. Они все время смотрели в угол. Потом к постели подошли сестры. Рамазан пытался прислушаться, но ничего не вышло. Когда он умылся, его подозвал отец.
— Рамазан, — сказал он, — садись и слушай.
А мать добавила:
— Слушай и подчиняйся,
— Конечно, — сказала одна из сестер.
Родители, видно, приготовили для него такое, что покажется ему неприятным. Он собрал свои флажки и вместе с рожком и фонарем спрятал в шкаф. Наконец отец произнес:
— Мы решили так, Рамазан. Ты поступил на транспорт — ты должен жениться.
Родители были старыми-престарыми людьми. Они верили прежним обычаям, сыну не полагалось жить своим разумением. Раз судьба Рамазана определилась и он получил хорошую работу, то должен поступить так, как укажут ему отец с матерью.
— Он женится, — сказала Миранса. — Он поймет, что слова матери — добро и правда.
А сестрам нравилось, что их брат женится, и они пустили
ю
в ход свои проворные языки. Когда умолкала Асмет, начинала Наргиз, и, когда останавливалась Наргиз, приступала с советами бойкая Гюльназ. Рамазан опасался, что не сможет обеспечить и родителей и жену, но отец и мать просили, а сестры им помогали, и больше всех требовала быстрая в разговоре Гюльназ.
— У меня же нет никого на примете, — сказал Рамазан.
— У Неймата есть дочка, — сказал отец. — Ее зовут Амина. Она будет твоей женой...
Рамазан пожаловался, что у него еще нет денег для подарка родителям невесты. Но отец сказал: надобно только купить ситца на платье, больше ничего не нужно.
— Я не смогу купить шелковый платок для жены! — пожаловался Рамазан.
Отец с матерью утешали его, что шелковый платок для жены согласился купить родственник Косум. Это будет дешевая и тихая свадьба. Нечего бояться больших расходов. Асмет приготовит завтра плов, и Рамазан, кроме школьных товарищей, позовет также Неймата с женой и дочерью Аминой.
— Стыдно отказываться, — сказал отец. — Разве кто-нибудь другой, а не ты, поступил сегодня на транспорт?
И Рамазан замолчал — он сидел у постели больной матери. Сестры радовались покорности брата. Они чуть не заплясали, когда Рамазан, махнув с веселым отчаянием рукой, проговорил:
— Я согласен, мать! Если ты этого хочешь — жени! Пожалуйста, жените меня!
2
Полюбив свой труд, Рамазан выходил из дому задолго до начала работы. Инструменты свои он тоже полюбил. Кроме фонаря, флажков и рожка, Рамазан получил лопаты, кирки и скребки. Он смастерил себе ящик-готовальню; внутри было чисто, как у хорошего ученика. Ему советовали:
— Тебе следует начать с изучения стрелки и всех ее механизмов. .
Механизмы у стрелки следующие: стрелочные перья, крестовины, рамный рельс, контррельс, тяга и флюгарка Беккера. Изучив их, Рамазан принялся за пути. Он подолгу и очень внимательно всматривался в расположение путей по всей станции. На станции Ба-ку-Вторая было всего восемнадцать стрелочников. Присматривался Рамазан и к ним, удивляясь, что не всем работа так нравится, как ему.
— Я сегодня стоял на посту номер три, — рассказывал
дома молодой жене Рамазан.— Из Черного города целый день идут составы — сама понимаешь какие.— Цистерны?
— Конечно, цистерны. Надо показать им сигналы, разрешить по свободному пути проезд.
— И ты им разрешаешь?
— Когда путь свободен, разрешаю.
— Говори громче, — просила молодая жена: — пускай мама тоже послушает.
Хорошая жена Амина; его радовало, что она вместе с сестрами заботится о матери.
— Иван Политотдел сказал про меня: старательный новичок.
— Хорошо! одобрила Амина.
По-русски Рамазан говорил плохо, но никогда не ошибался в названиях инструментов и стрелок. И рожок он тоже полюбил. Вначале случалось, что его неправильно понимали, путали музыкальные сигналы; тогда он играл на нем еще, пока не отзывался как следует ответный рожок...
Сына назвали Али. Бабушка качала младенца на рукач и даже набиралась иногда сил для игры с мальчуганом; чуть подбрасывала его, напевая:
— Молчи, Сафар Али, не плачь, Сафар Али! Твой отец — большой человек. Он работает на транспорте. Твой отец принимает поезда, отправляет поезда. Он работает лучше всех...
Сын дряхлой Мирансы и в самом деле работал лучше других. Приходит, скажем, на смену стрелочник Мамед. Принимая дежурство, Мамед спрашивает:
— Все благополучно?
Ему отвечают, что благополучно, и Мамед уж ни о чем не тужит. Совсем по-другому принимал смену Рамазан Алиев. Прежде чем вступить на дежурство, он проверял все свое хозяйство: нет ли где-нибудь лопнувшего рельса или неисправ* ной стрелки. Если находил, то сперва исправлял, а затем при* иимал дежурство.
Он исполнял, случалось, и работу, которую не обязан делать.
— Я сегодня прицеплял к поезду паровозы, — рассказывал он дома матери и Амине.
Не было паровозного проводника, и Рамазан сам провожал поезд и прицеплял паровоз.
— Понимаешь, Амина, зачем ждать, когда подоспеет сцепщик?
В парикмахерскую к Гудрату Рамазан заходил теперь почаще. Приятель брил его и стриг, обливал хинной водой, брызгал одеколоном. Отчего не потратиться, если на стене написано печатными буквами, что одеколон не роскошь, а гигиена! Освежившись, Рамазан любил похвастать:
— Люди говорят, что мои стрелки блестят как серебро! Они правильно говорят. Пускай каждый, кто хочет, проведет по моим стрелкам рукой — следа на ней не увидишь никакого!
— Следующий! — крикнет Гудрат, и ему уже не до приятельских рассказов.
Но по понедельникам или по-сле праздников «следующих» в парикмахерской не бывало, и тогда Гудрат слушал охотно, переспрашивал:
— Стекла в «беккере»? Чистые, говоришь?
— Вот как это зеркало! — показывал Рамазан.
Его сигналы видны издалека. Рамазан не только чистит стрелки — он еще смазывает их смесью из керосина и мазута. Затем обтирает их тряпками.
— Керосин съедает грязь, а мазут не дает стрелкам ржаветь. У меня есть свой рецепт, — говорил Рамазан. — Я беру три четверти керосина и одну часть мазута...
Но раз в парикмахерской его огорчили. Он сидел в очереди, день был предпраздничный. Рядом с ним грыз орехи старичок. Дожидаясь очереди, он болтал и с клиентами и мастерами. Он работал масленщиком на промысле Пута.
— Ох, эти автобусы! — проворчал старичок.
— Чего ты их ругаешь? — спросил Гудрат.
— Каждый день стой и жди. Каждый день жди...