Три повести

– Я согласна, – венчальным голосом произнесла я, торжественно положив руку на шланг, рядом со сжатой в кулак рукой Жоржа.

– Что ты несёшь? Что ты городишь? – вздохнула Полина и махнула рукой. – Измучили меня… В Григорьевку на танцы не ходить.

– Дались нам те танцы, – заверил её Жорж. – Однако, скажу вам по секрету, у меня в Григорьевке всё схвачено. Мой троюродный брат там в рыбсовхозе «Сыны моря» работает бригадиром. Уважаемый человек.

– Сдались нам те танцы, – подхватила я. – Мы лучше будем вечерами на пляж ходить, смотреть на звёзды, и я теперь ни за что не утону. Жорж меня спасёт. Слыхала? Он у нас племянник моря.

– За огород можете тоже не беспокоиться, – добавил мой кавалер, – овощи беру под свой контроль. Я по зодиаку – Водолей.

– Ужинать будете, племянники? – устало улыбнулась Полина. – Заканчивайте и к столу…

Здесь пока остановлюсь. Только что приходила расстроенная Савицкая. Шум стоял необычайный. Её ужасно раздражают сценические костюмы главной героини: руки, говорит, опускаются, вдохновение пропадает. Хорошо, дескать, было Софье Павловне: в её времена царил высокий стиль… При чём тут Софья Павловна? Нашла соперницу. Голова у девушки забита совершенно не тем. Во-первых, не учёбой, во-вторых, не реальными, а надуманными заботами. Прекрасный юноша, зачарованный её красотой, плывёт к ней на поднятых парусах, а она, завидев его, лишь интересуется: «А почему это у вас, дорогой, паруса бежевые? Других расцветок разве не нашлось?»

О чём думает и из-за чего страдает нынешняя молодёжь? Не пойму я.

Либо пан, либо тюльпан

Можно долго объясняться в любви женщине. Минуту, другую, третью. Петь соловьём, расцветать тюльпаном. Разъяснять детали, доказывать. Но если в финале объяснения её не поцеловать, не приложиться как следует, то получится неубедительно, ария без аплодисментов. Выйдет бесподобно приготовленный, изысканный суп и вдруг без соли: пресно, необходимо подсолить; то есть, иначе: подсластить, потому что горько… Запутался я здесь немного в определениях. Но факт остаётся фактом: без поцелуя нельзя никак!

Поцеловать ведь не то же самое, что ущипнуть, ибо нельзя совершить это с хитринкой в глазах и исподтишка. Нельзя вместо поцелуя просто похлопать по плечу, так как истинный поцелуй не есть лишь немое восклицание: «ну ты, вообще, молодец, да и я, признаться – не промах». Совсем не то! Поцелуй это вам не объятье, пусть даже очень искреннее, по той простой причине, что эта вещь вообще ни на что не похожа и бесполезно искать ей замену!

Как же быть? Допустим, сказав ей главные слова, проделать следующее: задержать взгляд на её глазах, уставиться на неё просто, задержать дыхание, затуманиться и начинать потихоньку приближать своё лицо к… Нет, тьфу – это игра в гляделки, а вовсе не первый поцелуй. Сеанс гипноза. Глупость. А если она в этот момент рассмеётся, отпрянет и… и убежит? Вот конфуз-то!

Ещё такой вариант: томно поглядев ей в глаза, перевести взгляд на её губы. Потом движение глаз повторить: туда, сюда. Словно объясняя ей: «я тебя сейчас ага? да? понимаешь, к чему я веду?» А она должна сверкнуть в ответ глазами, сообщая телепатически: «ещё бы! давай же уже, ага!» Должна… А если не сверкнёт?! Ой, какая фигня!.. Нет, нужна импровизация. Сердце само подскажет. Подскажет! Я уверен… На репетицию пора. Пойду я. Главное сообщить ей о свершившемся факте, а там – посмотрим: либо пан, либо…

Странно

Савицкий в последние дни – рассеянный какой-то. Словно у него ко мне есть дело, но он не решается сказать. Важное дело, вижу же. Может, его подбодрить как-нибудь? Потому как жутко просто интересно. А вдруг он ни с того ни с сего в меня «ага»? А?.. Нет, глупости! Глупости… Ох, некогда! Побежала репетировать. Потом…

В таком вот ключе

Ой-ёй-ёй!! Только что вернулся с репетиции. Голова гудит от поцелуев! Сердце у меня какое-то странное очень: подсказывает совершенно авантюрные, до невероятного удивительные вещи.

Всё сегодня не ладилось, всё! Просто разваливалось в прах. Гоним второе действие. Моя сценическая училка говорит мне по тексту: «Ведёте вы себя позорно для комсомольца!» А я ей по тексту же восклицаю: «Если собираетесь прочесть мне нотацию, советую воздержаться! Я уже вышел!..» И ухожу со сцены. Ирина хлопает в ладоши и зовёт меня обратно: «Рано, – кричит, – рано вышел!» – «Как же рано? – удивляюсь, возвращаясь на исходную позицию. – Сказал и вышел». Ирина смеётся: «Там написано: вышел… из пионерского возраста!» – «Ах, да-а!» – смущаюсь. Теперь уже смеются все незанятые, сидят в зале и просто умирают, особенно хохочет Савицкая, сценическая моя любовь. Были и другие ляпсусы вроде того, что находимся мы как бы в классе с братом главной героини и беседуем на повышенных тонах. Брата Горецкий играет. Я развыступался, будто завёлся: упражняюсь в красноречии, самозабвенно, гневно, сверкаю и повожу глазами. Вдруг, слышу, смешки вокруг, и Горецкий смотрит на меня не по роли очень. Дождался он, наконец, пока я умолкну, усмехнулся, повернулся в зал и говорит Ирине: «…По-моему, я вам уже не нужен, Савицкий за меня все мои реплики сам будет говорить…» Опять оживление и хохот в зале…

Всё не ладилось… Всё. Кроме одной сцены… Отбарабанили мы наш с Савицкой эпизод в парке как по нотам, розовея от Ирининых похвал, ушли вдвоём за кулисы, присели отдышаться. Тут я и начал…

– Савицкая, тебе не кажется, что я в последние дни странный какой-то?

– Заметила. И этим ты меня уже уморил… У тебя какое-нибудь дело ко мне?

– Да, важное.

– Вот! Я так и подумала. Выкладывай детали.

– Что, прямо так, сразу?

– Да-да! Так и сразу. Давай. Гаси моё любопытство, а то оно у меня обычно хуже чумы. Изводит просто. Через край переливается… Я на тебя сейчас уставлюсь, но ты особо не нервничай. Я так всегда делаю, чтоб ничего важного не пропустить. Начинай.

– У нас с тобой прекрасно получается.

– Что?

– Роль. И ты знаешь почему?

– Понятия не имею. Талант у нас, наверное.

– Ой, конечно! Что ты! Этого у нас не отнять. Талант так и хлещет! Дело – вот ещё в чём… И я говорю исключительно за себя, ты понимаешь?

– Понимаю. Глаза устали глядеть. Обобщай скорей.

– Я в реальной жизни чувствую то же самое, что главный герой испытывает к героине.

– Поконкретней. К кому ты испытываешь то же самое? Не запутывай. Не смешивай реальность с вымыслом, а то я теряю нить.

– Какую нить?

– Шёлковую. Шёлковую нить нашего разговора!

– Я, кажется, тоже уже теряю нить…

– Ну вот, приехали…

– Савицкая, я очень тебя люблю.

– Как?

– А вот так, умопомрачительно просто люблю!

– …У м-меня слёзы на глазах…

– Это от того, что ты на меня, не моргая, уставилась.

– Нет, не поэтому.

– Почему же? Так положено?

– Откуда я знаю, глупый!..

– У меня ещё есть такая идея.

– Ещё идея? Дай от этой отойти. Потом я обязательно выслушаю твою другую идею.

– Нужно отрепетировать поцелуй.

– Какой поцелуй? Там в роли нет никакого поцелуя.

– Поэтому и получается дребедень. Ненатурально. Вот взгляни, в самом конце, после твоих слов «ах, как жаль», я прижимаю тебя к своей груди. А нужен поцелуй, иначе деревянно будет… Что ты так на меня смотришь?

– А если поцеловаться, то выйдет бриллиантово?

– Бриллиантово или нет, но гораздо натуральней.

– Какой ты, прямо, народный артист.

– Ну зачем так. Заслуженный, предположим. Мы никому не скажем, исполним лишь на премьере.