Три повести

Утром охотники снова ушли на охоту. Дементьеву было лучше, плечо болело меньше. Опять были заботливо приготовлены для него пища и мелко нарубленные сучки. В этот день он поверил, что останется жить.

Охотники били в тайге белку. Белка шла кочевьем по кормовым лесам. Ее рыжая осенняя шерсть вылиняла, белка была теперь пушистой и голубой, в полном зимнем подборе. Дементьев привык уже к своему одиночеству, к часам ухода и возвращения охотников. Плечо заживало, и он сделал первые шаги в маленьком доме. Ладный крепкий костыль с мягким плечиком из подложенной прошлогодней травы должен был служить опорой ослабевшему человеку. Дементьев мог теперь помогать готовить пищу, собирать сучья для топлива и набивать патроны. Он упросил раз Заксора взять его с собой на осмотр сэрми. Длинные ловкие лыжи охотников хорошо держали на снегу. Его плечу, онемевшему от тугой перевязки, было нужно движение. Снежная вязь деревьев сыпала на голову и на плечи иней. Хорошо было дышать возвращенной зимой. Зима была возвращена ему, как и его жизнь. Скоро он вернется назад, на Уссури. Кто из товарищей еще занесен в список погибших?

Белка стрекотала на высоком дереве. Она объедала кедровую шишку и сыпала вниз шелуху. Охотник остановился. Собаки, тащившие нарты, сели. Белка перелетела на соседнее дерево. Ее пушистый хвост был растянут. Выстрел далеко побежал по распадку. Пушистый зверь, сбивая при падении иней, свалился на снег. Пулька попала ему в черный глазок. Другой глазок уже смертно затягивался пепельной пленкой. Охотник отряхнул с белки снег, провел рукой против шерсти, чтобы поглядеть подшерсток, и привязал ее к поясу. Собака опять нюхала след, и они тронулись дальше. Все было просто, как вся жизнь охотника.

Дементьев снова думал о своем возвращении. Борьба еще не была закончена. Приморье — в японских руках. Красная Армия двигалась от Читы, судьба Дальнего Востока должна была решиться в эту зиму.

Через неделю он вернется на Уссури. Может быть, уже дал знать в родное село Игнат Прямиков, чтобы не ждали возвращения Дементьева… Мертвая белка болтается у пояса охотника. Дементьев следует позади него, и ему даже не жалко этого только что стрекотавшего веселого зверька. Сэрми Заксора насторожены на соболиной дорожке. Охотник высмотрел протоптанные соболями тропинки. Надо на дереве над такой соболиной тропинкой прикрепить лук — сэрми. Тугая тетива натягивается на курок, и железное острие стрелы обращено к земле. Соболь любит бегать по лежащим в тайге деревьям. Вот сваленное дерево, которое он не пропустит на своем пути, вот снова тропинка. Тоненькая веревочка, спущенная от курка самострела, перегораживает ему путь. Она привязана к торчащему из-под снега стеблю или вбитому колышку. Соболь с разбегу налетит на веревочку, и сорвавшаяся с курка тетива с силой метнет стрелу в его голову. Множество соболиных следов обозначилось на свежем снегу, и повсюду насторожены сэрми охотника. Были еще у него расставлены и другие ловушки.

Охотник оставил собак в стороне, и Дементьев вместе с ним пошел осматривать ловушки. Два сэрми были не тронуты. Под третьим, издалека еще, увидел он на снегу что-то темное. Сердце его забилось: он впервые участвовал в охоте на соболя. Они ускорили шаг. Приколотый сорвавшейся стрелой к земле, лежал мертвый зверь. Рыжеватая шерсть его длинного тела была присыпана снегом. Возле ранки нарос темно-красный оледеневший бугор. Заксор поднял зверя и плюнул. Соболь опять насмехался над ним. Это был колонок — похожий на соболя зверь. Заксор с досадой ударил им несколько раз о колено, стряхивая с него снег, и привязал колонка тоже к поясу. Они обошли еще несколько сэрми, всюду было пусто. Дементьев увидел еще одну ловушку на соболя. Волосяная петля была привязана к верхушке нагнутого деревца. Соболь попал головою в петлю, наклоненное деревце сорвалось с зацепки, и так он и остался висеть на нем, как странный и уже заиндевевший плод. Дементьев помог наклонить деревце, и охотник вынул зверька из петли. Это был тощий, почти пепельный соболь. Охотник разочарованно оглядел его мышиного цвета шерсть. Не было серебристой проседи на спине, и скудная шерсть обозначала, что соболь был болен или голодал.

— Плохой соболь, — сказал охотник с досадой. — Назад идти надо, сегодня больше ничего не возьми.

На следующее утро Дементьев не пошел на охоту. Он остался один в шалаше. Охотники были увлечены ходом белки. До самого вечера они не вернутся. Он лежал на нарах, смотрел сквозь отверстие крыши на небо, вспоминал бой в тайге, удар в плечо, который его опрокинул, желтые околыши фуражек между деревьев. От боли в плече он лишился сознания, товарищи потеряли его. Что стало с ними: может быть, это была только разведка, за которой двигались главные силы японцев? Он вспомнил еще утро, когда охотники подобрали его. Он был слаб от потери крови. Собаки поволокли в тайгу, как поклажу, его обессилевшее тело…

И вот он здесь, в охотничьем доме. Все, что было позади, кажется отделенным годами. Утро сменяло ночь, он потерял счет времени. Новых товарищей нашел он в тайге. Он привык уже к их нраву, к их заботе о нем, к их обычаям. Немного людей из их племени осталось на Уссури. Год за годом разоряли охотников скупщики, спаивали их водкой, приучали к отраве опия. Опий приносили китайские купцы, из Маньчжурии. С русской водкой состязался ханшин. Его готовили из чумизы, дурманное пахучее зелье, от которого человек сразу теряет рассудок. Охотники в стойбищах не знали ни воровства, ни обмана. Припасы в охотничьем доме оставались открытыми. Охотник у охотника ничего не возьмет, и только большая нужда может заставить его взять на время припасы.

Кочевье и суровая жизнь в тайге приучила их глаз видеть то, что было недоступно глазу Дементьева. Вот соболь оставил свои двойные следы по снегу. Он не бежал, как другие животные, а шел скачками, и задние лапки, коготок в коготок, попадали в следы передних. Вот шелуха объеденных шишек обозначает ход белки. Легкий иней сыплется между деревьями — это белка приглядывается к движению людей сквозь тайгу, любопытства у нее больше, чем страха. Ее голубой мех слит со снегом, и только иней, который она сыплет вниз, выдает ее охотнику. Жизнь приспособила охотника для борьбы с тайгой. Тонкие длинные лыжи имеют два волнообразных изгиба, чтобы нога охотника не надавливала на снег в одном месте, и на лыжах этих можно двигаться в оттепель и после больших снегопадов. Чулки сшиты из рыбьей кожи — это предохраняет от сырости ноги. Шапка из меха кабарги имеет спрятанные внутрь наушники, и их можно выпустить при сильном морозе. Спичек у охотников оказалось с собой мало. Несколько своих коробков Дементьев потерял вместе с вещевым мешком. Заксор свил из лыка тугую веревку и густо вымочил в свежей крови освежеванных белок. Веревка пропиталась кровью и высохла. Теперь, если заткнуть ее за пояс и поджечь при выходе из дома свободный конец, веревка будет медленно тлеть, как трут, и у охотника на много часов есть с собой огонь.

За три недели в тайге Дементьев узнал множество сноровок охотников. Следы зверя были для них как напечатанные на выпавшем свежем снегу страницы книги. Вот соболь бежал скачками по тропе, и его следы надо искать далеко на запорошенных снегом лежащих деревьях. Вот лисица петляла вдоль леса. Ржавая дырка в снегу и разметанная пушистым хвостом сухая пороша подтверждают, что она стояла на опушке и нюхала воздух. Теперь отсюда надо дальше разбирать ее след. Рябчик насыпал затвердевший на морозе помет: примороженная брусника, которую он любит клевать, осталась еще на скатах оврагов, где снег не держится.

Раз, когда охотники вернулись с охоты, Заксор сказал, что может теперь проводить Дементьева до Уссури. Рана его зажила, и человек может снова взять в руки ружье. Снегу много выпало в горах, дни стали коротки, и до Уссури придется идти пять полных солнц. Белка движется еще полным ходом по кормовым лесам, и охотник проводит Дементьева до Уссури и вернется обратно в горы. Красные гонят японцев с Амура, и это важнее сейчас, чем всякая охота. Нанай хочет теперь охотиться и ловить рыбу для себя и для своей семьи, а не для других. Нанай-охотник хорошо знает тропы через Сихотэ-Алинь и может, если понадобится, провести красных до самого моря. Скоро красные дойдут до самого моря, и тогда ни один из японских военных людей не останется на Уссури.

Огонь очага освещал блестящие глаза охотников, и людям этим можно было верить. Утром охотник повел Дементьева через сопки. Большая зима была уже на Уссури, и вороны кричали, как кричат они обыкновенно перед крепким морозом. Быстрые горные ручьи были в дыму. Первую ночь ночевали в палатке. Они прижались потеснее друг к другу и заснули, как сородичи. Утром они двинулись дальше. Пищей служила юкола.

Ближе к жилым местам охотник не хотел стрелять зверя: может быть, японские люди ходят еще в этих местах…

Так они шли три полных дня. Кожа на лице потрескалась от мороза и северного ветра. На четвертое утро с вершины сопки открылась Уссури. На реке был уже лед. Но из высоких труб стойбища мирно поднимались дымки. Дымки означали, что в домах горят очаги и люди греются на теплых канах.

Они спустились с сопки и обошли луговиной стойбище. На берегу реки стоял полукруглый летник. Его берестяные листы, перетянутые веревками, местами оторвал ветер. Здесь охотник оставил Дементьева. Он должен был прежде сам побывать в стойбище, чтобы узнать про все дела. Дементьев остался один в летнике. Ветер задувал в его щели и хлопал оторвавшимися берестяными листами. На месте очага еще остались зола и чешуя рыбы. В отверстие для дыма было видно свинцовое небо. Низкие облака неслись с севера.