Три рэкетира
Шрифт:
– Тренер, – Седой привстал на сиденье, – перед тем, как топить машину, двадцать раз убедись, чтоб вокруг ни единого постороннего глаза. Отвечаешь головой. – Голос и интонации Седого были такими, что можно было не сомневаться, Тренер все сделает как надо.
Доктор запустил двигатель и «Амур», [28] по мере набора скорости все выше подымаясь из воды, устремился вниз по течению.
Через пятнадцать минут Доктор и Седой миновали устье Десны. Десна растворилась в Днепре. Берега обеих рек тесно усыпали дачные домики, над водой неслись крики детишек, резвившихся на песочных пляжах. К свежевыкрашенному причалу пришвартовывался речной трамвай. Из старого корыта повалила такая большущая толпа горожан, что оставалось только удивляться, как это оно не затонуло по дороге. Движение по Днепру стало оживленным.
28
Катер, оборудованный 4-х цилиндровым автомобильным мотором. В советские времена – один из лучших
– Прямо какой-то исход, – сказал Доктор Седому. – Оно и понятно, – добавил Доктор, – время к обеду. Сегодня четверг. Пятницу прогулял, вот и полноценных три дня к отпуску вырисовываются, можно сказать, на ровном месте.
Седой нахмурил лоб, и Доктор решил не продолжать.
Доктор держал в районе пятидесяти километров в час, и «Амур» кидало на крутых волнах. Вода со скрежетом таранила днище, пенистые брызги разлетались в разные стороны. На подходе к городу катер обогнал колесный пароход, смотревшийся стопроцентным выходцем из эпохи Тома Сойера. Пароход, пыхтя, тянул за собой бесконечную змею земснаряда. Затем им попалась груженая гравием баржа. Баржа сидела в воде по самые кнехты, а перед носом толкала здоровенный пенный бурун. На протянутых по камбузу бельевых веревках сушились какие-то вещи, в том числе и детские. Видимо, капитан путешествовал с семьей, чем, впрочем, в те времена не рисковал никого удивить.
И, наконец справа поплыли живописные киевские холмы. Сразу за мостом Патона Доктор сбросил скорость. «Амур» развернулся носом к связанным между собой бонам, ограждающим акваторию лодочной стоянки РОП-4. Вся стоянка оказалась заполненной катерами и лодками, подрагивающими на речной зыби. Вокруг многих лодок бодро сновали люди.
Лихорадка выходного дня, – хотел пошутить Доктор. Они с братом запали на группу «Би Джиз», [29] как раз сделавшуюся чрезвычайно популярной. Покосился на Седого и прикусил язык.
29
«Bee Gees», австралийская поп-группа, образованная в 1958 году. Оставалась популярной более 30-ти лет. Пик пришелся на первую половину 70-х
Едва «Амур» ткнулся носом в отведенное для него место на причале, оба бандита неторопливо выгрузили нехитрое имущество обстоятельных рыбаков: пару здоровенных рюкзаков, четыре спиннинга с колокольчиками, два ведра – одно в другом. Пройдя до конца причала, бандиты затолкали большую часть поклажи в обшарпаный стальной ящик, служивший некогда доктору для хранения подвесного мотора. Пока он не разжился «Амуром». Повесив на дверцы амбарный замок, Доктор и Седой налегке вышли с лодочной стоянки и уселись в голубые «Жигули» Доктора.
– Скорость не превышай. Спокойней, короче, – буркнул Седой, доставая с заднего сиденья объемистый холщовый мешок. В мешке лежали белые медицинские халаты.
Буквально через четверть часа они прибыли в районную больницу на Соломенке и, никем не замеченные, проникли внутрь через служебный вход. Седой прошел в отведенную ему палату, снял одежду и накинул унылую больничную пижаму.
– У нас все тихо, – симпатичная медсестра заглянула в палату. Седой кивнул медсестре, улегся на койку и задрал куртку пижамы. Медсестра ловко прикрепила к его животу трубку катетера, наложила сверху марлевый тампон и закрепила конструкцию лейкопластырем. В палате появился Доктор, ухмыльнулся игриво, поправил на переносице дужку очков и обратился к медсестре:
– Наташенька, ну-с, как себя чувствует прооперированный?
Поддерживать шутливый докторский тон у Седого и в мыслях не было. Он ответил таким мрачным взглядом, что Доктор немедленно посерьезнел. Расслабляться действительно пока было рано. Хотя первая часть операции и прошла, что называется, без сучка и задоринки.
Тревожный сигнал об исчезновении инкассаторской машины поступил на городской милицейский пульт около двух часов дня. А к шести вечера вся киевская милиция уже стояла на ушах. Согласно
введенному в действие плану перехвата, выезды из города были перекрыты, а на дорогах проверялись все мало-мальски подозрительные машины. Оперативники угрозыска трясли информаторов. Отсидевших за грабежи табунами тягали на допросы, пытаясь, когда по-доброму, а когда и вместе с зубами, выбить если не признание, то хотя бы какую-то информацию. Дергали и Виктора Ледового, но где залезли, там и слезли – Виктор как раз лежал в больнице после операции, отходил от общего наркоза. поправил на переносице дужку очков и обратился к медсестре:– Давно чувствовал нелады в животе, да затянул с этим делом… Пока в больницу по скорой не привезли… Сразу на операционный стол. Едва Богу душу не отдал, спасибо хирургу за жизнь, – сообщил оперу Виктор.
– С того света вытянули. Перитонит… – сухо подтвердил врач. – В городе до такого состояния дотянуть, это надо уметь. Не деревня все-таки.
Алиби было железным, Виктора оставили в покое.
Часть следствия изначально взяла ложный след, пытаясь установить, а не организовано ли исчезновение машины самими инкассаторами, их знакомыми или родственниками. Следствию удалось установить, что водитель злополучного «Уазика» по молодости схлопотал два года за хулиганку, а деверь несчастной кассирши проворовался на овощной базе в 1969-м году, за что отсидел четыре года. Но как бы там ни было, все ниточки, попадавшие в руки оперативников, в конце концов обрывались, а вроде бы перспективные направления заканчивались глухими тупиками.
На всем пути от института до банка, проделанном «Уазиком» в последний раз, не удалось найти ни единого человека, которому он хотя бы попался на глаза. Вариант обращения за помощью в СМИ отпадал сам по себе. Наши газеты изводили тонны бумаги на бредни о славных трудовых подвигах под гениальным руководством компартии, которая «нас к торжеству коммунизма ведет», социалистических соревнованиях, трудовых починах, победах над урожаем и прочую чепуху. Силы, которая заставила бы их написать хоть одно слово правды, на Земле не было. Банки грабили в проклятом мире капитала, у нас же обходились без грабежей, сильно мешала сознательность. Телевидение мало отличалось от газет, а если и отличалось, то в худшую сторону.
Тем не менее, титанические усилия милиции не пропали даром. В ходе проведенных оперативных мероприятий накрылась парочка притонов, была выявлена дюжина фактов самогоноварения, найдены три числящиеся в угоне автомашины. Притихли оперирующие в центре фарцовщики, залегли на дно валютные проститутки. Но обнаружить и задержать бандитов, наложивших лапы на десяток брезентовых мешков с деньгами, милиции так и не удалось. Налетчики не оставили ни единой зацепки, за которую можно бы ухватиться. Совершив дерзкое преступление, они словно растворились в воздухе, как самые настоящие призраки. Два миллиона рублей канули в никуда вместе с бандитами.
Снег, укрывший город в самом конце 79-го года, продержался не более недели. Надвинувшееся следом кратковременное потепление покончило с сугробами в несколько дней. Улицы стали грязными и неприветливыми. Со свинцового неба моросил отвратительный скупой дождь, превращая воздух в сплошной промозглый кисель.
«Лучшей погоды, чтоб заработать ОРЗ, и вообразитьневозможно», – подумал Виктор Ледовой, выходя из «пятого» троллейбуса. Он поднял воротник пальто, напялил кепку на глаза, закурил и, спрятав сигарету в ладони, быстрым шагом направился домой. В квартире его встретили живительное тепло и запах ужина, доносящийся из кухни.
– Витя, это ты?
– Да, мама, – «А кому бы это еще быть? Делегации из города-побратима Тампере?» – Он прошел на кухню и чмокнул мать в затылок.
– Иди, вымой руки, Витенька, а я пока стол накрою.
«Неплохая идея, даже для подпольного миллионера Корейко. Горячая ванная выглядит весьма заманчиво, особенно в такую мерзкую погоду». Ледовой заглянул в комнату, вынул из шкафа чистое белье и полотенце. Поколебавшись, достал с книжной полки два светло-фиолетовых томика Джека Лондона, – «Еще отец покупал, незадолго до… Прочесть не успел…» Взвесил в руке. В восьмом был «Кусок мяса», его любимый рассказ, в десятом – «Мексиканец» и «Убить человека», – «тоже стоящие вещи». Подумав, остановил выбор на восьмом и прошагал с ним в ванную. Привычка читать, лежа по уши в мыльной воде, закрепившаяся у Ледового с детства, легко возродилась после восьмилетнего перерыва.