Три Рождества, которые мы провели вдали от дома

Человека, восемнадцать лет прожившего в тесной квартире, огромная авиабаза не могла не напугать. Уродливые приземистые строения из цемента, в которых среди прочего располагались церкви всевозможных конфессий, кинозал для новеньких, лазарет и госпиталь ВВС (последний выглядел скорее фикцией; возникала страшная мысль, что больных и увечных служащих ВААФ бросали здесь на произвол судьбы) раскинулись на огромной закатанной в бетон территории, которой, казалось, не было конца и края. Чарли, единственный ребенок в семье, росшая, вероятно, в окружении слуг, ничуть не боялась этого нескончаемого пространства, на котором сотни людей в синем выстраивались тут и там в очереди за едой. Здоровый аппетит Дейзи был близок к бунту, а сама она – к бегству; удерживала ее только дружба с Чарли.

– Тот, кто прошел через английские частные школы, готов ко всему. Представь, еда, от которой мы здесь воротим носы, гораздо лучше той, за которую мои бедные родители отвалили целое состояние!

Большая часть первого дня ушла на урок строевой подготовки: их сразу начали учить маршу на выпускном параде («Как бы этот парад не стал похоронным!» – сказала острая на язык Чарли). К вечеру вся казарма буквально валилась с ног.

– Бедные Жозефина и Эмили совершенно не приспособлены для шагистики, – сказала Чарли в очереди в душ.

– Наверняка им можно как-то помочь.

– Вряд ли. У меня в школе была одна такая – совершенно безнадежная, но именно она покорила парня, о котором все мечтали. Этим летом они поженились. Жизнь продолжается!

– Этот грубиян, сержант, командовавший нами на плацу, нагнал на них страху, – не согласилась Дейзи, уверенная, что ловким девушкам жизнь улыбается чаще, чем неуклюжим.

Подошла ее очередь принять душ. Девушке, мывшейся в тазу с горячей водой в кухне, а из таза шагнувшей в местную общественную баню, эта часть военной жизни показалась настоящей роскошью.

– Петри, после тебя еще двадцать человек! – заорал голос за дверцей, и Дейзи вылетела из кабинки с мокрой головой, испугавшись, что дверцу оторвут.

Шагистика, или «строевой наряд», как называли это более опытные, не представляла трудностей ни для спортивной Дейзи, ни для подтянутой Чарли. Однако они не переставали недоумевать, зачем их муштруют, раз их заветное желание – приступить к настоящей работе?

– Не пойму, Чарли, как мне маршировать, сидя по пояс в моторе. Такие девушки, как ты, Чарли, с правильным разговором…

– С правильной речью, милая Дейзи, – перебила ее Чарли, с удовольствием исправлявшая ошибки подруги, неоднократно ее об этом просившей.

– Ну да, с речью… В общем, девушки с правильной… речью и с чистенькой кабинетной работой в Лондоне могут маршировать до посинения, а нам, остальным, подавай…

– Придется, – машинально поправила ее Чарли. – Пока вам, всем остальным, придется выполнять настоящую работу. Это вы зря, рядовая авиации ВВС второго класса Петри. Смею вас заверить, что я тоже буду выполнять настоящую работу вместо того, чтобы до посинения маршировать. Тем более что здесь и так все в синих тонах.

Дейзи села на койку и серьезно посмотрела на свою новую подругу.

– Может, расскажешь? Или это большой секрет?

– Такой большой секрет, Дейзи, что даже мне самой ничего толком не сказали. Но нет худа без добра: мы лучше друг друга узнаем, разве не здорово?

Дейзи не нашлась, что на это сказать. Зато Шарлотта была полна рвения выложить все, что чувствовала.

– Дейзи, дружба – большая ценность. Если мы выживем в этой войне, давай дадим друг другу слово остаться товарищами.

– Товарищами?

– Друзьями. Это очень старое слово, гораздо старше Фрау Фюрер.

Прозвище Фрау Фюрер Чарли присвоила их непосредственному командиру, женщине-офицеру ВААФ средних лет, старавшейся во всем навести порядок и единообразие. Капитан Дженнер внушала страх Дейзи и всей базе, за исключением Чарли.

– Бедная старушка, она напоминает мне сразу всех классных старост, бросавших тень на мою невинную юность. У меня к таким твердый иммунитет.

Дейзи могла только кивать, изображая понимание. Говорить с Чарли, а чаще просто ее слушать было само по себе образованием.

Тянулись нескончаемые дни, заполненные всевозможными занятиями: строевым шагом, преодолением препятствий, то есть руин, опознанием самолетов, прикладной метеорологией… К концу первой недели Дейзи могла без колебания распознать не менее восьми разных марок летательных аппаратов. В ушах стоял крик инструктора: «Не дай бог, собьешь не тот самолет, Петри» или «Фиверстоун», в зависимости от того, кто был ближе. Военные не обращали внимания на погодные условия и выгоняли новеньких на плац и в дождь, и в холод. «Не волочи ноги, Петри!» – то и дело звучало на всю базу, но это не шло ни в какое сравнение с воплями в адрес рядовой авиации ВВС Фиверстоун.

По вечерам Дейзи падала на койку и мгновенно засыпала. Новая жизнь ее полностью устраивала.

Флора переслала ей письмо от Эдейра.

Дорогая Дейзи,

ты очень старалась, но «Дейзи» все равно не годится для боя: как я и боялся, пулеметы слишком для нее тяжелы. Их крепят на крыльях, и бедная старушка от такого веса рухнет. Сначала я ужасно расстроился, но один приятель надоумил меня, что недавно создана Вспомогательная транспортная авиация, АТА – запомни ее название. Это вообще-то гражданская структура, НО – слово высотой в десять футов! – там учат женщин на пилотов, не военных, а таких, которые перегоняют новые самолеты с предприятия, где их собирают, к местам базирования. Великолепная идея! Ее первым подал бывший пилот коммерческой авиации, который теперь набирает других опытных летчиков, уже не годных по возрасту для ВВС, носящих очки – да, ведь правительству невдомек, что идет война, – и женщин. «Дейзи» туда взяли, теперь летчики будут совершать на ней перелеты между базами и перевозить легкие грузы.

Ты знаешь, как мне хочется, чтобы ты приобретала летный опыт. На следующей неделе у меня будет целых четыре свободных дня – кто-то решил, что мне полезно отдохнуть. Я отправлюсь на ферму, чтобы – увы! – забрать «Дейзи». Если ты дома, мы могли бы разок взлететь.

В конце он сообщал телефон Альфа на ферме. Ниже он приписал:

Обязательно расскажи мне о себе. Надеюсь, с тобой все хорошо.

Она с трудом сдержалась, чтобы не разреветься. Почему он не получил отпуск раньше? Потом она вспомнила беспрерывные налеты – вот и ответ! Она разгладила синюю форменную юбку, полюбовалась блеском своих прочных башмаков. «Дейзи» уже улетела, а с ней и Эдейр. Что это значит для нее? Откуда эта горечь утраты? Если честно, они даже не были настоящими друзьями. Она вспомнила свою радость при виде цветочка на фюзеляже и имени – «Дейзи». Вспомнила его насмешливое «Вас подсадить?», когда она на радостях чуть не свалилась с крыла.

Она встала и поправила галстук. Отличный вид! Так лихо она еще никогда не выглядела. «Так даже лучше», – сказала она себе. Если бы они снова полетели вместе, она бы слишком к нему привязалась. Надо ли написать ему, что теперь она служит в ВААФ? Это был слишком личный вопрос, чтобы обсуждать его с Чарли.

Меньше чем через неделю она получила письмо от матери, на сей раз без вложений. Чудесные слова «через Красный Крест пришли новости о Сэме» рванулись к ней со страницы. По прошествии стольких месяцев семья узнала, что старший сын жив, хотя получил ранение, когда пытался доплыть до корабля под Дюнкерком, и его сочли убитым, потому что вода вокруг него стала красной от крови. Неизвестно, каким образом он попал в госпиталь, где его выходили католические монахини. Поправившись, он в колонне вместе с солдатами разных национальностей был отправлен в лагерь военнопленных – вот только куда?