Три сердца

— Ах, так вы считали? — выразила она негодование.

— Радовался, что вам нравится.

— Я немного замерзла вчера.

— Э, нет, вы вообще сластена.

— Я — сластена? — воскликнула она таким тоном, точно встретилась с самой большой несправедливостью.

Он рассмеялся и кивнул головой.

— Еще какая!

— Я не ожидала такого от вас. Вы столько говорили о моих мнимых духовных ценностях и вдруг — сладострастие!

— Одно не мешает другому. Ненасытность не очень привлекательная черта, зато стремление съесть лакомый кусочек наполнено шармом.

— Вы не сможете подсластить мне горькую пилюлю, — она сделала возмущенное лицо.

— Желание вкусно поесть бывает, как бы это сказать, аппетитным. Я всегда с истинным удовольствием присматривался к вам за столом. Когда подают блюда, которые вы особенно любите, вы так увлечены едой, так… ошеломлены вкусовыми ощущениями, что вам стоит гигантских усилий, чтобы принять участие в общей беседе.

— Вы ужасный клеветник и посмеиваетесь надо мной, — сказала, краснея, но уже весело Кейт.

— Но это же восхитительно!

— Что за коварство! Сейчас я поняла: вы специально на обед и на ужин распорядились подать то, что я больше всего люблю, чтобы устроить для себя зрелище, наблюдая за мной.

— Ах, так вы заметили?

— Да, и сейчас знаю, как это воспринимать. А к вашему вину я не прикоснусь.

— Точно?

— Я должна вас как-то наказать.

Он покачал головой.

— Это наказание было бы слишком тяжким… для вас. Вы чувствуете, какой дивный запах?

Кейт пошевелила ноздрями. Действительно, клубящийся над кастрюлькой пар наполнил воздух волшебным ароматом.

Они оба рассмеялись, а Кейт сказала:

— Вы и в самом деле опасно наблюдательны, и мне следует вас остерегаться.

— Нет, не нужно. Все равно ничего плохого я в вас не найду.

— Почему? Вы считаете меня женщиной без недостатков?

— Нет, но лишь потому, что и недостатки можно любить. Недостатки — такая же характерная черта данной личности, как и достоинства. Одно и другое, взятые вместе, составляют индивидуальность. Я не верю в существование на земле ангелов и чертей. Божественные и дьявольские черты перемешаны в каждом человеке, и все зависит от пропорций: один коктейль будет вкусным, а другой — отвратительным. Не знаю, сумел ли я понятно объяснить.

— Я поняла вас.

— Вот и вы без своих недостатков оказались бы кем-то совсем иным, чего мне бы вовсе не хотелось.

Кейт задумалась.

— Интересный подход.

— Возьмем, к примеру, какую-нибудь личность из истории или еще лучше из литературы, хотя бы Заглобу. Вы согласитесь, что этот образ весьма симпатичен. А сейчас проанализируем его. И что же находим? Он — пьяница, трус, враль, авантюрист, прихлебатель, плут, смутьян, словом, что-то малопривлекательное! Казалось бы, ничто не спасет его от нашего осуждения и презрения. Но в то же время автор добавил ему и, заметьте, не преувеличив, несколько, тщательно выбранных достоинств. И вот мы уже в восторге от пана Заглобы. Да мы бы не позволили ему отказаться хоть бы от одного недостатка. Не потерял ли бы он для нас свою ценность, если бы перестал пить, хвастаться, смутьянить или если бы стал таким героическим, как Жанна д'Арк?

— Я соглашусь с вами, если речь идет о литературных персонажах или даже исторических личностях, но весьма сомневаюсь, удастся ли это приспособить к живым, с кем нам приходится встречаться часто.

— В этом я совершенно уверен.

— Мне бы хотелось вас о чем-то спросить: недавно меня уверяли, что в моем характере заложена жестокость. Это высказывание, а скорее упрек не дает мне покоя. Интересно, сможете ли вы со своими наблюдательскими способностями подтвердить это мнение?

Тынецкий закусил губы и, наливая вино в бокалы, начал говорить.

— В определенном смысле, да. Я не представляю себе, как вы избиваете детей или издеваетесь над животными. Такой тип жестокости вам не свойственен. Зато я не исключаю жестокости морального плана. Мне кажется, что существуют такие ситуации, в которых вы бываете жестокой, и что эта жестокость приносит вам удовлетворение.

— Отсюда вытекает, что я эгоистка? — серьезно спросила Кейт.

— Точнее… эготистка [18] , — поправил он.

Она усмехнулась натянуто.

18

Эготизм — самовлюбленность, преувеличенное мнение о себе, своих достоинствах и значении.

— Я должна обо всем этом подумать, а сейчас я выпью это вино, чтобы доказать, что во мне нет жестокости.

— Если бы я мог знать, — вздохнул он, — это моя заслуга или все дело в вине.

— Заслуга?

— Да, заслуга получения вашего расположения и доброжелательности.

Она засмеялась и перевела разговор на другую тему. Было уже далеко за полночь, когда они пожелали друг другу спокойного сна.

Утром к парадному поместья подъехала карета «скорой помощи», присланная из Познани, чтобы перевезти пани Матильду на вокзал. У графини было хорошее настроение, и чувствовала она себя неплохо. Перед самым выездом она вызвала к себе экономку Юзефову и ей поручила управлять домом, к великому удовлетворению обеих тетушек.

Кроме Роджера и доктора пани Матильду до Вены должны были сопровождать медсестра и горничная.

— Еду целым двором, — смеялась старая графиня, когда ее переносили в машину.

Роджер, прощаясь с Кейт, сказал:

— Устроив маму в санатории, у меня не будет дел в Вене, и я надеюсь через несколько дней увидеть вас в Варшаве.

Спустя час после их отъезда приехала машина и за Кейт. По дороге в Варшаву она старалась упорядочить свои впечатления от пребывания в Прудах. За неполные двое суток, проведенные там, они сблизились с Роджером. Она открыла в нем множество ранее неизвестных черт, которые казались ей необыкновенно милыми и привлекательными. Ее удивляло одно: он сумел украсить свое отношение к ней нежностью и сердечностью, не допустив и тени фамильярности и не позволив никаких признаний. Он держался так, что она не опасалась быть с ним, говорить искреннее и более открыто, чем с другими. Он предоставил все для ее выбора и ничего не желал от нее.

Подозревать его в изощренной тактике она не могла не только потому, что это не в его характере, но и по той причине, что жизнь не научила его тем тайнам игры, которые узнают люди, кто проводит свои годы в праздности и в так называемом общении с приятелями. Нет, это не была стратегия, рассчитанная с точностью, направленная на достижение определенной цели.

И все-таки, общаясь с Роджером, Кейт ни на минуту не могла избавиться от мысли, что он скрывает какое-то решение, какие-то давно определенные намерения, какие-то желания, о чем никогда не говорит.

Поезд приближался к Варшаве.

— Да, вот и Варшава, — шепнула себе Кейт и только сейчас поняла, что ни разу не подумала о своем доме, о Гого, о том, что придется вернуться к своим будням, к своим безнадежным будням.

— Снова Варшава, — повторила она громче.

Гого ждал ее на вокзале и встретил шквалом такой нежности, будто не видел ее несколько месяцев. Дома тоже был приготовлен сюрприз: квартира буквально утонула в мимозе, которую она очень любила. Во всех вазах стояли огромные букеты, в спальне весь пол был покрыт желтыми пушистыми веточками, издававшими запах меда.