Три слепых мышонка
Шрифт:
— То, что вы услышите, — это отдельные фразы, — пояснил Уоррен. — Постарайтесь сосредоточиться только на ключевых словах, хорошо? Это будет куда труднее для вас, чем в первый раз, когда мистер Хоуп давал вам прослушать пленку.
— Похоже, что так, — сказал Стаббс и с недоверием посмотрел на магнитофон.
— Если вам понадобится повторить какое-то место, я прокручу пленку назад. Скажите, когда будете готовы, хорошо?
— Да я готов, — отозвался старик.
Уоррен нажал кнопку.
Это был его телефонный разговор с Нэдом Уивером, нудный, как зубная боль, когда он клещами вытягивал из него слова, пытаясь
Уивер произнес слова «прогулка при луне» через тридцать две секунды после начала разговора.
— Прокрутите, пожалуйста, еще раз, — попросил Стаббс.
Уоррен перемотал пленку и снова дал ему прослушать разговор.
«— Мистер Уивер, как часто мистер Лидз отправляется на морские прогулки при луне?
— В смысле?
— Кататься на лодке при луне.
— Частенько.
— Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли?
— Да. Совершал прогулки при луне».
Уоррен нажал кнопку «Стоп».
— Узнаете этот голос? — спросил он.
— Затрудняюсь сказать. Можно еще раз прослушать?
Уоррен перемотал пленку. Через двадцать семь секунд Уивер произнес слово «беспокоиться» и повторил его через шесть секунд.
— Проиграйте мне еще раз эту часть, — попросил Стаббс.
Уоррен снова включил магнитофон.
«— А если бы он уехал кататься на лодке в безлунную ночь, вас бы это обеспокоило?
— Меня обеспокоило?
— Да. Именно вас.
— Нет.
— Как же так? Ваш родственник… Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, стал бы я беспокоиться».
Дальше шли слова «один в море», «ночью», «он не первый раз выходит в море».
Уоррен остановил запись.
— Что вы скажете? — спросил он.
— Это был не он, — уверенно произнес Стаббс.
— Точно?
— Совершенно. Тот человек как-то по-особенному произнес «беспокоиться». Я тогда не обратил на это внимания, ведь он представился Стивеном Лидзом, но когда слушаешь пленку… этот парень говорит иначе. Я не могу даже воспроизвести его интонацию.
— Он говорил с акцентом? Вы это хотите оказать?
— Нет, нет.
— Может, это был испанский акцент?
— Да нет.
— Или британский, скажем?
— Да нет, не в этом дело…
— Французский?
— Его слова вовсе не звучали как у иностранца. Жаль, что я не могу повторить. Он произнес очень чудно. «Беспокоиться».
— Этот парень на пленке говорит похоже?
— Нет, совсем не так.
«Замечательно», — подумал Уоррен.
— Где-то я слышал эту интонацию. Так говорит кто-то очень знакомый. Жаль, не могу вспомнить, кто именно.
— Это ваша арендованная машина, сэр? — спросил мальчишка.
— Да, — ответил Мэтью.
Этот парень просто телепат, подумал он. Откуда ему знать, что «форд» арендованный?
— Они точно определяют, у кого машина арендованная, — сказал он Май Чим. — Загадка всех времен.
— Может быть, у вас ключи какие-нибудь особенные, — предположила она.
— Наверное.
Тот мужчина в мастерской, в понедельник, задал аналогичный вопрос.
«Не могли бы вы ее отодвинуть? Чтобы я выехал».
Май Чим была в короткой бежевой юбке и кремовой
шелковой блузке с длинными рукавами на пуговицах, две верхние были расстегнуты и приоткрывали жемчужное ожерелье. Туфли на высоких каблуках, длинные ноги без чулок, в такую томительную жару чулки выглядели глупой формальностью. Весь вечер она была разговорчивой и оживленной, может быть, потому, что выпила два бокала фруктового ликера и еще вместе с Мэтью они распили бутылочку «Пино Грижо». Она склонила голову ему на плечо, взяла его под руку и мечтательно смотрела на огоньки лодок, видневшихся в заливе.Мальчишка подогнал к ним машину, пересел на пассажирское сиденье и открыл дверцу.
— Спасибо, — сказала она и села в машину. Даже не стала натягивать юбку на оголившееся бедро.
Мэтью дал парню доллар и подошел к машине со стороны водителя.
— Спасибо, сэр, — сказал мальчуган и поспешил к седовласому господину, выходившему как раз из ресторана. — У вас «линкольн», сэр? — спросил он, снова демонстрируя свои телепатические способности.
Мэтью захлопнул дверцу и включил фары. Он внимательно осмотрел брелок на своих ключах. Конечно, они были с названием фирмы, у которой он арендовал автомобиль, но все равно непонятно, как об этом узнал человек в мастерской.
«Чья это арендованная машина?»
— Ненавижу загадки, — сказал он, обращаясь к Май Чим.
— А я ненавижу енотов, — сообщила она загадочно.
Ему показалось, что она была немного пьяна.
— Во Вьетнаме енотов не было. Там много разных животных, но только не енотов.
Мэтью медленно обогнул здание ресторана и повел машину к шоссе. Кто-то из служащих стоянки переключил его радио на другую волну. Он терпеть этого не мог. Мэтью представил, что в его отсутствие чужой человек копается в его машине, слушает радио, расходуя его батарейки. Он переключил радио на волну джаза, — единственная станция, которая передавала в Калузе джаз.
— Ты любишь джаз? — спросил он.
— Что такое джаз? — удивилась она.
— То, что ты сейчас слушаешь, — ответил он.
Она послушала.
Джерри Маллиган.
— Да. — Она как-то очень неопределенно кивнула. — У нас во Вьетнаме был только рок, — сказала она. — Повсюду на улицах Сайгона играли рок. Я ненавижу рок. И енотов тоже ненавижу. Они похожи на больших крыс, ты не находишь?
— Это только здесь, — сказал он. — На севере они маленькие и пушистые.
— Может быть, мне переехать на север? — спросила она.
Слово «может быть» прозвучало довольно невнятно.
— На севере много больших городов, — уклончиво произнес Мэтью.
Она вновь кивнула и замолчала, как будто всерьез размышляя над возможностью переехать на север.
— Мой отец ненавидел солдат, — сказала она безо всякой связи с предыдущим. Слово «солдат» опять прозвучало не очень естественно. — Получается, что он ненавидел всех мужчин, — добавила она. — Во Вьетнаме были только солдаты. Наши солдаты, их солдаты, ваши солдаты. — С каждым разом слово «солдаты» звучало все более неразборчиво. — Мой отец не позволял ни одному солдату даже оказаться поблизости от меня. Он как-то подрался с американским капралом, который мне улыбнулся. Он просто улыбнулся мне. Мой отец по-настоящему его ударил. Представляешь? Такой худой, маленький, ударил такого здорового, высокого солдата. А тот засмеялся.