Три смерти и Даша
Шрифт:
— Здравствуй. А кто ты?
— Я — смерть.
— Почему-то я такой тебя и представлял.
— Ты звал меня?
— Звал.
— Не люблю, когда меня зовут. Обычно, я прихожу неожиданно.
— Извини. Так получилось… А куда я сейчас отправлюсь? Я уйду к сатане?
— Очень ты ему нужен, придурок.
— Но, я так старался.
— Кому что. Большинство боится к нему попасть. А я даже не уверенна, есть ли он. Думаю, что — нет. А, вот, что ада нет — я знаю точно.
— А Бог есть?
— Не знаю, я никогда его не встречала. А, вообще — ты первый, кто меня об этом спрашивает. Обычно меня
— Да.
— И ты решил, что она стоит твоей непрожитой жизни?
— Да.
— И кто же она, можно узнать?
— Это Лейла.
— Лейла? Ах, да! Знаю ее дедушку и ее несколько раз видела. Очень умная девушка и очень красивая, почти не уступает мне. Ради нее нужно мир перевернуть, а не травиться.
— Она — красивая? — удивился Паша.
— А ты, что — не знал?
— Нет. У меня зрение — минус девять — я почти не различаю черты лица.
— Ничего себе!.. И ты хочешь сказать, что полюбил ее не за красоту?
— Нет. Просто, мне казалось, что только она сможет меня понять. А что?
— Ничего. Просто, очень редкий случай в моей практике. Понимания, конечно, ищут многие, но, чтобы — не зная о красоте. Да — а… Очень редкий случай. О такой любви многие мечтают.
Женщина взяла Пашу за руку.
— Слушай, а почему ты решил именно отравиться?
— Да, просто хотел заснуть, чтобы больше не просыпаться.
— Все, кто травится, так думают. Только они не знают, что в таких случаях умирают не от отравления, а оттого, что захлебываются собственной рвотой. Ну, что, пойдем? Разболталась я что-то с тобой.
— Пойдем. Но, меня же не…
И тут Пашу начало рвать. Он наблюдал за этим как бы со стороны, а сам лежал на спине, раскинув руки, и ничего не мог сделать. А ему очень хотелось подняться и что-нибудь сделать, ведь жить сейчас он хотел, как никогда. "Если я выживу." — подумал он и начал захлебываться.
Тут в комнату вошла Пашина мать — матушка Людмила. Сегодня она вернулась домой раньше, чем планировала. Увидев на полу пустые пачки, она сразу все поняла, испугалась, но не растерялась, а схватила сына за шиворот своими могучими руками (матушка была высокой и полной) и потащила в ванную. Она наклонила его над ванной и стала вызывать "скорую". Когда его увозили, он шептал: "Лейла…Лейла. Лейла!" — а мать сжала кулаки от злости. Потом он слезно умолял реаниматоров откачать его.
Когда "скорая" уехала, матушка постояла немного, собираясь с мыслями, потом захлопнула дверь в квартиру и решительным шагом направилась через двор — к Лейле.
Девушка оказалась дома и, когда открыла дверь, и матушка, уже набравшая в грудь воздуха, чтобы разразиться гневной речью, не смогла ничего сказать, залюбовавшись ею. Девушка была в коротком халатике, не скрывавшем фигуры. Она кротко улыбалась, а глаза ее светились участием. Впрочем, когда она увидела состояние матушки, это выражение лица быстро сменилось тревогой.
— Что-то случилось, тетя Люда? — спросила она.
— Для тебя — матушка Людмила. Что ты сделала с моим сыном, ты — блудница, дочь блудницы?!
— Я? — опешила девушка.
— Он все время тебя звал, когда его увозили в больницу. Как будто ты не знаешь! Отравился он.
— Теперь — знаю.
Тут
матушка, собравшаяся было сказать еще что-то гневное, вдруг замолчала, смотря куда-то позади Лейлы, словно бы там появилось что-то очень страшное."Это кого ты назвала блудницей? — раздался дедушкин голос, — Ишь, ты, какое умное слово выучила! А у меня на семинарах двух слов связать не могла! Да, и кто бы говорил про блудницу-то! Ты сама-то как себя вела в молодости? А как тебя на факультете звали, помнишь? Да, ты и не обижалась, если мне не изменяет память. Ты по себе-то людей не суди. Потому ты сейчас и такая праведная, что грешить надоело. Помнишь, что ты мне предложила за экзамен? Мне до сих пор вспоминать стыдно! И… уйди из моего дома, не приставай к моей внучке!"
Матушка и без того перенервничала, а тут ей стало совсем плохо. Все сказанное стариком было правдой. А она старалась пореже вспоминать свое прошлое. Забыв приличия, она крикнула: "Да, пошел ты, старый пень! В гробу я тебя видела!"
"Учил я тебя два семестра!" — отозвался дедушка.
Матушка быстрым шагом шла через двор. Сегодня у нее было слишком много впечатлений. Даже дядя Витя, собравшийся было что-то у нее попросить, посмотрел на нее и решил, что не стоит.
Тем временем дедушка подошел к Лейле и обнял ее.
— Эх, внученька, вот так всегда: красивая — значит — шалава. А ведь тебе всего пятнадцать. Что же потом-то будет? Э — хе — хе — е… Ты не слушай никого — это они от зависти. Палкой мне что ли отгонять твоих поклонников? А?
— Дед, а она тоже что ли на филфаке училась?
— Кто?
— Ну, тетя Люда.
— А, эта. Нет. Она с дошфака.
— И откуда ты тогда ее знаешь?
— Да, русский у них вел. Двух слов связать не могла. И слава о ней шла дурная. И не зря — убедился на собственном опыте.
— Ты, что, с ней…?
— Нет, что ты, но она предлагала. А я заставил ее выучить.
— Да — а… Жестоко.
— Не то слово. Я так обрадовался, когда она Димку встретила.
— Димку?
— Ну — отца Дмитрия. Он ее из такой ямы вытащил. Если бы не он — страшно подумать, что бы с ней стало. Вот, теперь и праведная такая, что надоело все. Вот, и осуждает всех.
— Можно подумать, ты ее не осуждаешь?
— Нет, не осуждаю. Никогда не осуждал, всегда жалел. Да и вообще — она — такая страстная мне нравиться гораздо больше, чем все эти амебные верующие девочки. А она теперь имеет моральное право быть праведной. А вообще, внученька, ты на нее не обижайся — ее можно понять: чуть сына не потеряла. Ты, наверное, не помнишь — у них с Димой еще дочка была, только умерла совсем маленькой. Жалко так. Хорошая была девочка. Такая резвушка.
— Дед, ведь он и в правду из-за меня отравился.
— Ты его что ли отравой накормила? Никто его не заставлял. Сам виноват, что такой дурак.
— Ой, дедуль, ты бы знал, как мне все это надоело.
… Паша лежал в районной больнице. Отец использовал свои связи, и в психушку его не забрали. Мать, отец и братья часто навещали его. Старший брат (священник, как и отец) даже приехал из соседнего города. Он и родители пытались уговорить Пашу обратиться к Богу, но потом сказали, что любят его таким какой он есть, пусть только не оставляет их больше. Паша не обратился, но пообещал больше не травиться.