Три смерти Коломбины
Шрифт:
Дети их, рожденные в незаконном браке, по обычаю того времени не могли унаследовать дворянских прав и получили другое отчество и фамилию Ладомирские. Все же император Павел I пожаловал им дворянское достоинство, и судьба их устроилась как нельзя лучше: сын – Василий Ладомирский – сделал карьеру, дослужившись до высокого чина; одна дочь была выдана замуж за князя Голицына, другая – за камергера Нарышкина.
Усадьба Братцево перешла от отца по дарственной Василию Ладомирскому, который женился на княжне Софье Гагариной, и в доме закипела новая жизнь.
– Маменька была хлебосольной хозяйкой, –
Ладомирские поддерживали традицию родителей: по праздникам к ним съезжались соседи и знакомые. Подрастали дочери, которых пора было выводить в свет.
Однажды летом Софья Федоровна затеяла бал-маскарад с фейерверком, с катанием на лодках и ужином на воздухе для молодежи. В парадном зале вымыли окна, натерли паркет до зеркального блеска. Приглашенные музыканты настраивали свои инструменты. Люстры в доме пылали сотнями свечей. Для гостей почтенного возраста в карточной комнате приготовили ломберные [17] столики.
17
Ломбер – старинная карточная игра.
Маскарад удался. Не только девушки и молодые холостяки, но и некоторые семейные пары не отказали себе в удовольствии нарядиться в маскарадные костюмы. Танцевали, играли в фанты, дурачились… Вездесущий Арлекин потешал публику своими акробатическими трюками и под шум и хохот нахально приставал к дамам. «Турчанки», «пастушки» и «боярышни» придирчиво рассматривали друг друга – у кого платье богаче и прическа замысловатее – и боязливо вздрагивали, когда мимо них скользила загадочная и мрачная фигура в черном домино. Королевой бала выбрали Коломбину…
– Поехали кататься! – предложил хозяин.
Синяя ночь благоухала резедой и жасмином. В темной воде пруда дрожали звезды. Лодки, облитые луной, пустились наперегонки. Скрипели уключины, весла с плеском опускались и поднимались, вздымая фонтаны голубых брызг…
– Победителю – приз! Поцелуй Коломбины!
Кто-то украдкой обнимался, кто-то любовался лунной дорожкой, кто-то налегал на весла. Другие азартными криками подбадривали отстающих. Эхо далеко разносило по парку голоса, смех… В аллеях гулял теплый ветер.
Арлекин искал глазами Коломбину. Где же она? В какой лодке?
Тем временем на втором этаже дома, в библиотеке, собралась веселая компания – две девушки и молодой человек приятной наружности. Это были хозяйская дочь Софи с подругой и ее старший брат Иван, которого назвали в честь деда.
– Жан, – на французский манер обратилась к нему подруга сестры, одетая в платье Коломбины. – Ты обещал показать шкатулку! Я сгораю от нетерпения…
– Пап'a запретил нам прикасаться к шкатулке. Это реликвия нашей семьи.
– Но, Жан, пожалуйста! Правда, что ваш дедушка Римский-Корсаков хранил в ней письма и записки самой императрицы Екатерины? Говорят, они были…
– Тс-сс! Ни слова больше.
Коломбина надула пухлые розовые губки.
– Ты обязан подчиняться королеве бала, – капризно протянула она. – Сегодня все должны выполнять мои желания!
– Жан, – захныкала Софи, – я тоже хочу посмотреть. Там еще лежат волшебные часы, подарок государыни. Маменька мне показывала!
Девушки чуть ли не со слезами умоляли его.
«Папа не узнает, – подумал Иван, сдаваясь. – Он сейчас готовит фейерверки и не придет в дом, пока не вернутся гости – он хочет встретить их взрывом огней. Не будет ничего худого, если я достану шкатулку».
– Закройте глаза, негодницы!
Они послушно зажмурились. Иван повернулся к ним спиной, открыл потайную дверцу за шпалерой [18] и вытащил на свет увесистый ларец, инкрустированный слоновой костью, бронзой и эмалью. Крышка приподнялась, когда он нажал на пружину. Казалось, что пожелтевшие листы все еще пахнут духами императрицы. Сверху лежали песочные часы – темно-синие колбы в позолоченном корпусе…
– Это совсем не те часы! – ужаснулся он. – Те были…
18
Шпалера – здесь безворсовый ковер ручной работы.
Как-то вечером, незадолго до смерти, дед посадил его к себе на колени и показал часы на цепочке. В последний год он полностью погрузился в прошлое: то часами просиживал перед портретом покойной жены, то перебирал письма влюбленной царицы. В его жизни были две женщины, две Екатерины…
– Это первый подарок государыни… Видишь, тут ее портрет, написанный на эмали? А на цепочке – жемчужины. Красиво?
– Да!
До сих пор Иван Ладомирский был уверен, что в шкатулке вместе с письмами хранятся те самые часы. Он не особенно интересовался отношениями дедушки и Екатерины II. В семье неохотно вспоминали эту историю. С бабушкой тоже было не все гладко. Екатерина Петровна носила фамилию первого законного мужа – графа Строганова, и брак ее с Иваном Николаевичем церковь не освятила. Сие обстоятельство не помешало их любви, но легло тенью на репутацию потомков.
– Эти часы императрица подарила дедушке на прощанье! – выпалила Софи. – Они ей достались от какого-то французского вельможи в виде презента. Вроде бы ими пользовался астролог королевы Франции. Мне маменька говорила. Царица Екатерина называла время – самым страшным врагом, которого только любовь способна обезоружить. Она протянула дедушке часы астролога со словами: «Вдруг звезды сведут нас еще когда-нибудь, мой друг? Погляди-ка на сих голубков, как они нежно соприкасаются клювами…»
Старший брат пропустил девичьи рассуждения мимо ушей. Коломбина же, напротив, слушала Софи, затаив дыхание.
– Каких голубков?
– Вот… видишь? – Ладомирская бережно взяла в руки часы. Песчинки с неуловимым шелестом потекли из одной колбы в другую. – Птицы изображены здесь с величайшим искусством.
Подруга ее с волнением наблюдала за песчинками. Золотистые голубки на толстом синем стекле колб словно передавали их из клювика в клювик…