Три стороны моря

Елена ни о чем не жалела.

Парис, в общем, тоже.

А утром кто-то закричал:

— Корабли ушли! Все!! Все корабли ушли!!!

ПОДВОДНЫЙ БОЙ

Ну конечно же, на берегу стоял деревянный конь.

Следы от кораблей на песке были еще отчетливо видны, но кое-какие вода уже почти размыла. Видимо, одни ахейцы уплыли раньше, сами по себе, а другие отправились организованно, вместе с Агамемноном.

Никто не смотрел на Тенедос, остров, видневшийся дымкой вдали, никто не вспомнил о его природных гаванях.

Все вперили очи в лошадь.

Почему-то принято считать это конем, но ничто в деревянном корпусе не говорило о том, что лошадь является именно жеребцом, а не, скажем, кобылой. Видимо, если б ее сожгли тут же на берегу, то в памяти она осталась бы лошадью. Благородное имя коня ей придали дальнейшие события.

— Что это? О боги! Что это? — неслось со всех сторон.

Строение действительно было впечатляющим.

К морю спускались жители Трои, и слуги, и царские сыновья, и отряд хеттов в полном вооружении наготове. Ждали царя Приама.

— Это жертва, — сказал прорицатель Гелен.

— Жертва?

— Это может быть только жертвой. Дар Посейдону, чтобы вернуться домой.

— Да… Да! — заголосили вокруг.

И кто-то сказал:

— Что стоит Посейдону разметать их корабли?

— Конь — известный знак Посейдона, — подчеркнул Гелен.

Вдруг совсем с другой стороны, со стороны не дорубленного ахейцами леса послышались крики. Пастухи, на радостях бросившиеся по родным местам, уставшие быть запертыми в городе, тащили окровавленного человека.

— Я, я жертва! Я — жертва!! — вопил человек.

Но даже издалека было хорошо слышно нездешнее, вражеское, чисто ахейское подвывание в конце слова.

— Кто ты? — спросил хетт со своими шипящими, но чужак не понял его: настолько отличалось их использование одного и того же наречия.

— Кто ты? — повторил первый попавшийся троянец и зачем-то ударил чужака ногой в живот.

— Я Синон, Синон, Синон… — запричитал тот, будто имя могло его спасти.

Пронесся столб пыли, затем резкий шуршащий звук — это колесница Приама въехала на песок и остановилась.

Царь ступил на землю, поддерживаемый возницей. Дело возницы исполнял один из младших сыновей.

— Синон, я Синон… — повторял чужак.

— О царь! — обратился хетт, и тут чужак его неожиданно понял.

— Царь!!! — завыл он. — Я — жертва, жертва, меня принесли в жертву!..

— Кто это? — спросил Приам.

— Пойман в лесу!

— Подожди, — Приам приблизился к деревянному коню и дважды обошел его, внимательно рассматривая. — Какая потрясающая работа!

— Они хотят вернуться, о царь! — подсказал Гелен почтительно.

Все ощущали, как власть Приама растет, как он становится выше, стройнее, величественней, прямо здесь, на берегу. Он выстоял! Он победил народ моря. Он тверже Агамемнона Атридеса.

Он не зря потерял старшего, любимого сына.

— Дар бежавших ахейцев Посейдону, — произнес Приам, вдумываясь в каждое слово.

— Неееет!!! — истошный вскрик явился с третьей стороны.

Жрец Посейдона Лаокоон давно проиграл соперничество с Геленом. Как и прочие жрецы, которые были в Трое. Они убирали храмы, вовремя приносили жертвы, напоминали об этом людям, и за все это получали пропитание. Но не славу. Рядом с царем Приамом, с богачом Антенором, с защитником Гектором и красавцем Парисом стоял только прорицатель Гелен.

Подсознательно Гелен недолюбливал Кассандру. Почему — он не знал.

Лаокоон не видел вещих снов, не дружил ни с кем из сильных, он воспитывал двоих сыновей и был… да, пожалуй, счастлив. Еще он замечательно плавал.

Но минувшей ночью сон Лаокоону все-таки приснился.

О, такого сна он за всю жизнь не видывал! Посейдон сам, лично явился ему и сказал: «Ты нужен!» А умершая жена, оказывается, все это время была нимфой. Она улыбалась ему. «Тебя ждет слава в любом случае», — прошептала она ласково.

Утром, услыхав крики, Лаокоон все понял. Знак Посейдона там, на берегу, был обманом. Жрец не мог сказать, зачем этот обман, но конь не принадлежал Посейдону. Он взял копье, позвал сыновей, спросил, помнят ли они свою мать, улыбнулся, совсем как она ночью, и поспешил к славе в веках.

…Копье вонзилось в бок деревянной громадине и затрепетало.

— Это не дар Посейдону! Это обман врагов! Это не дар Посейдону, я, его жрец, объявляю вам!

— Это не дар Посейдону… — изнемогая, закричал и Синон. Пока Приам ходил вокруг коня, чужака непрерывно били в живот ногами, желающих нашлось много, и они меняли друг друга.

Лаокоон, Приам, Парис, да все, в общем, обернулись к нему.

— Я — жертва, жертва… — опять заговорил Синон.

— Не дар Посейдону? — спросил Приам. — Что же это?

— Это дар Афине.

«Ну давай же, быстрее!» — торопил Посейдон. Он чувствовал движение.

«Прекрасно! Что ж, посмотрим…» — подумала Афина и сложила руки для заклинания.

Океанский монстр проплыл, оставляя темную каменную громаду слева — то был остров Тенедос. Если бы он поднялся из глубины посреди ахейских кораблей, даже Нестор задохнулся бы от ужаса, даже Диомед поверил бы в существование богов.

Но дитя Посейдона проследовало дальше.

Его задачей было вселить кошмар в сердца троянцев, сжать в объятиях скотину из дерева, обидное подобие, намек на властителя штормов. Щепки должны были брызнуть как слезы, и Одиссей, паршивый щенок Афины, должен был сгинуть, как ничтожная рыбешка.

Как они завизжат, когда трупы ахейцев посыпятся из разломанного щипцами-щупальцами убежища!

Вот тогда Трою точно сможет взять лишь одна сила, та, что взяла минойский Крит — сила огромной волны.

Это запоминается!..

Монстр был создан с любовью и старанием — такое не рождается сразу — десятилетие за десятилетием Посейдон выпестовал его подальше от глаз Зевса. Глава пантеона уничтожал чрезмерное в своих владениях. Поэтому монстр явился из океана.

Раз в столетие получалось у Посейдона произвести подобное. Конечно, это было чудовищное отклонение. Предыдущий погиб в Ливии.

Его сторонилось все живое. Интуитивно рыбаки отказывались выходить на ловлю, пока он плыл. Дельфины прятались, даже крабы зарывались в песок. Он не искал себе пищу, он спешил разрушать.