Три версии

Завтра Федор Борисович возвращается из Москвы. Да-а, вот это самое страшное — родителям хоронить своих детей! Противоестественно.

Серсемыч и прокурор мысли не допускают, что произошло самоубийство, хотя и считают, что эту версию я тоже должен проработать со всей тщательностью. Действительно, с какой стати было парню кончать с собой? Будь хотя бы какая-нибудь там “несчастная любовь”. В таком возрасте — если юноша очень уж восприимчивый, эмоциональный — может сорваться, наделать глупостей… Так ведь и девушки не было, с которой бы дружил или встречался! Целиком отдавался учебе, общественным делам в школе. Неприятности в школе? Наоборот, все прекрасно! Даже если и не сложились безоблачно отношения с классным руководителем, это же не причина, черт возьми… Тяжелая обстановка в семье? Это при хороших-то, умных родителях? Говорят, чужая жизнь — потемки. На людях можно быть одними, а дома — совсем другими. Нет, о семье Никиты Гладышева я ничего не знаю. Но должен узнать!.. Может быть, связался с плохой компанией? Такой вариант тоже нельзя исключать. И тут во многом надежда на Самсонова. Пусть постарается выяснить, была ли у Никиты Гладышева еще какая-нибудь жизнь, помимо школы и дома.

А если убийство? Месть? Или с целью ограбления? Нет, нетронутые деньги в кошельке основательно рушат версию об убийстве с целью ограбления Никиты Гладышева.

За размышлениями незаметно пролетело время: почти половина двенадцатого ночи. Что-то задерживались мои женщины. Спектакль в театре давно окончился.

Я надел плащ и вышел из квартиры.

Ночной воздух был терпко напоен запахами. Но сейчас мне было не до того, чтобы оценивать всю эту весеннюю благодать.

Я стоял у подъезда, курил и с тревогой всматривался в ту сторону, откуда, по идее, должны были появиться жена и дочь.

Неожиданно мое внимание привлекли всхлипывания и громкий шепот, доносившиеся из беседки, плотно закрытой деревьями и кустарником. Я машинально сделал несколько шагов к ней и вдруг с удивленней узнал голосе Ксении и Галки.

Странно, почему они не идут домой, а сидят в беседке и шепчутся, да еще в слезах? Ох уж эти женские тайны!.. Как летит время! Не успели мы с Ксенией опомниться, а дочь-то невеста и тайны у нее появились…

Я решительна раздвинул ветки и шагнул в беседку.

— Что здесь происходит?

— Ой, кто тут? — испуганно вскрикнула Ксения.

— Я, всего лишь я. А вот вы что делаете, дорогие мои? О чем шепчетесь, почему слезы? И вообще не пора ли домой? Спектакль давно окончился!

— Да, да, — кивнула Галка и попыталась улыбнуться. — Правильно, папа, спектакль кончился. Но только он недавно кончился. Пойдемте домой.

И все это — на одном дыхании, на одной ноте. Гм-гм…

— Может, мне все-таки объяснят, что здесь происходило? — проворчал я, беря руку Галки. — Какая сильная драма разыгралась в тихой беседке? Я ведь тоже любопытный!

— А никакой драмы, папа! — Галка резко выдернула свою руку. — Просто твоя дочь дура, неврастеничка и злюка. Вот и все!

Иной раз ее грубая прямолинейность ошарашивает, и даже теряешься, не находишь, что сказать. “Неужели это все из-за бедной акселерации?” — иронизирую я над попытками жены смягчить эти пусть редкие, но все-таки неприятные выходки Галки. Однако я все чаще и чаще задумываюсь над тем, что модная ныне акселерация — это не выдуманная кем-то проблема, что она проявляется не только в том, что Галка уже на полголовы обогнала мать, что эта загадочная штука еще в чем-то, что, быть может, и вовсе не поддается расшифровке.

Мы молча вошли в подъезд. Галка не стала ждать, когда спустится кабина лифта, а направилась пешком на пятый этаж.

— Не сердись на нее, Дима, — тихо сказала Ксения. — Она, кажется, поссорилась с Валерием.

— Мировой катаклизм! — Я развел руками. — Еще сто раз поссорятся, а на сто первый помирятся.

— Нет, у них что-то серьезное произошло, — возразила, вздохнув, Ксения. — Но Галка не говорит.

— Слушай, дорогая, — сердито ответил я, — меня больше волнует, что завтра я встану с больной готовой, а моя работа, между прочим требует здоровой головы!

Я с трудом удержался от искушения грохнуть дверью лифта.

16 мая 1978 года, вторник, 9 часов 30 минут

Звонил городской телефон. Я поднял трубку.

— Дмитрий Васильевич? Самсонов говорит.

— Слушаю вас, Игорь Демьянович.

— Я к вам заеду минут через пятнадцать.

— Жду.

Стоило закончить разговор с Самсоновым, как по местному позвонил заместитель прокурора и срочно попросил зайти.

Кабинет Серсемыча через три двери. Я вошел и увидел, что он стоит у окна и вертит в руках какой-то конверт.

— Тут, Дмитрий Васильевич, — медленно заговорил Сергей Семенович, — ерунда, знаешь ли, получается…

— Что именно? — насторожился я.

— Вот! — Он протянул конверт. — Анонимка пришла на Гладышева-отца. Черт знает что! Анонимка она конечно и есть анонимка, но, сам понимаешь, как сигнал ее тоже не следует со счетов сбрасывать, коли такое происшествие с парнем вышло. Дыма без огня не бывает.

Я сунул конверт в карман и пошел к себе.

Итак, анонимка пожаловала. Симптом. Тропиночка к истине или же, наоборот, чье-то злонамеренное желание сбить следствие, направить его по ложному пути? По-разному случается, когда приходит такой “подарок”.

…В конверте лежал сложенный вдвое листок с машинописным — как водится! — текстом: “Никита Гладышев погиб из-за тирана-отца и глупой матери, простившей своему муженьку измену ей. А сын-то не простил! Охоч товарищ Гладышев до молоденьких женщин. Семьи он разбивает из-за своих сердечных увлечений. А еще называется руководитель! Однажды на моих глазах, на вокзале, он обнимал и целовал молоденькую женщину, а в руках у нее были свертки. Одарил, выходит!”

От этой анонимки пахло кухонными склоками. И тем не менее мимо этого сигнала нельзя было равнодушно проходить.

Постучав, в комнату вошел инспектор Самсонов и прямо с порога начал:

— Я узнал насчет очков, Дмитрий Васильевич. Были такие в наши аптеках, но давно. Мне посоветовали съездить в Черновин. Одна из сотрудниц аптекоуправления гостила там месяц назад и видела эти оправы, они немецкие, из ГДР. Я попытался связаться с Черновином по телефону, но не удалось. Где-то нарушена телефонная линия. Может, мне и в самом деле съездить туда? Окошечко появилось между другими делами.

— Что ж не возражаю, — кивнул я. — Вот взгляните. — И протянул Самсонову анонимку. — Сегодня пришла.

— Без почтового штемпеля конверт, — заметил инспектор.

— Да. Опущено в почтовым ящик на здании прокуратуры. Задание для вас, Игорь Демьянович, остается прежним, но с учетом того, что пожаловало письмецо, нужна попробовать установить прежде всего кто из жильцов дома работал ли работает вместе с Федором Борисовичем и Екатериной Ивановной Гладышевыми, узнать, какие между ними отношения. Выяснить, у кого в доме имеются пишущие машинки, ну и естественно, попытаться достать машинописные образцы с них. Практика показывает, что авторы анонимок чаще всего бывают из ближайшего окружения тех на кого потом и шлют свои послания. Безусловно, это вовсе не означает, что сейчас не может быть иначе. Нужно побывать в строительном тресте, установить контакты там.