Три женщины одного мужчины

– Слышу, – моментально отозвалась Вера и понеслась в коридор к подпрыгивающему аппарату. – Алле?

– Как он там?

– Кто? – выдохнула Вера, предположив, что ошиблись номером.

– Женя, – треснула трубка.

– Женя? – обалдела Вера, наконец-то догадавшись, что звонит Марта. – А вы что имеете в виду? Что он встал и чем-то занят?

– Не надо так со мной, Верочка, – слезно попросила Марта Петровна. – Я знаю, что он не встал. Просто хотела спросить, как он.

– Так же, как и вчера, – жестко ответила Вера и повесила трубку.

– Эта? – безошибочно определила, откуда звонок, Кира Павловна.

– Эта, – подтвердила Вера Вильская.

– Отключи телефон, – посоветовала внучке ушлая бабка. – Я всегда отключала, когда Женька был жив, чтоб не звонила.

– А не надо было, – пробормотала себе под нос Вера и выдернула штепсель из розетки.

Через пять минут вместо стационарного зазвонил сотовый. «Папа» высветилось на экране, и дочь Вильского мгновенно схватила трубку: «Алле!»

– Верочка, – послышался голос Марты Петровны Саушкиной. – Женя словно меня зовет. Он там хорошо лежит?

Вера в ужасе перевела взгляд на отцовское лицо, пытаясь отыскать в нем хоть какие-нибудь следы недовольства занятым положением. Ничего подобного в лице Вильского не было. При свете ночника оно казалось чуть более плотным, чем при дневном свете, и даже немного лоснилось. «Тон, что ли, поплыл?» – подумала молодая женщина и холодно проговорила в трубку:

– Время – час ночи. Мы с бабушкой легли отдыхать. Завтра трудный день. Потрудитесь, пожалуйста, больше не звонить.

– Я не могу… – разрыдалась Марта, но Вера одним-единственным нажатием кнопки аннулировала чужие рыдания.

– Идиотка!

– Эта? – откликнулась Кира Павловна.

– Эта, эта! – раздраженно ответила Вера. – Ложись, спи.

Отключив звук на сотовом, Вера Вильская бросила его на диван, но усидеть на стуле рядом с гробом не смогла, потому что видела, как периодически загорается экран телефона. Она встала, поднесла сотовый к глазам: на табло высветилось двадцать пропущенных звонков от абонента «Папа». «Господи! – Вера чуть не плакала. – Сколько можно?!» В ответ на вопрос экран снова мигнул зеленым, и телефон завибрировал. «Вызывает папа», – прочитала Вера и положила телефон в гроб поближе к уху Вильского. Половина лица покойника стала флуоресцентно-зеленого цвета. «Хеллоуин, блин», – не удержалась Вера, чтобы не схохмить, и тут же подпрыгнула на месте от зычного призыва Киры Павловны:

– Застряла!

Это было правдой: героическая женщина Кира Павловна Вильская сидела на кровати, запутавшись в черном кримпленовом платье, которое собиралась стащить через голову без посторонней помощи.

– Бабушка! – ахнула Вера. – Ну почему ты меня не позвала?

– Мешать не хотела, – пробурчала откуда-то из кримпленовых глубин Кира Павловна и произвела несколько конвульсивных движений.

– Подожди, не дергайся! – осадила ее Вера и стала вызволять бабку из кримпленового плена.

– Быстрее давай! – торопила внучку Кира Павловна и пыталась вытащить не гнущиеся в локтях руки.

– Сиди смирно! – наконец не выдержала Вера и потянула платье вверх. Кримплен издал несколько электрических разрядов и сдался: через пару секунд на свет появилась сухонькая Кира Павловна, вся такая воинственная на вид.

Вера вывернула платье с изнанки на лицо и, встряхнув бабкин наряд, вызвала к жизни целый столп искр.

– Как ты это носишь? – искренне изумилась ценившая натуральные ткани внучка Киры Павловны.

– На себе, – проворчала старуха и ткнула пальцем. – Достань, укатилась.

Вера встала на колени и пошарила рукой под шкафом: в клочьях пыли мирно лежала заветная трехкопеечная монета, вылетевшая из кармана бабкиного платья в момент освобождения старухи из кримпленового застенка. «Глазастая какая!» – отметила про себя Вера, памятуя, как настойчиво Кира Павловна жаловалась на ухудшающееся к девяноста годам зрение, и подала бабке отцовский талисман.

Кира Павловна цепко схватила причитавшееся ей наследство покойного сына и поискала глазами, куда бы спрятать: на комбинации карманов не было.

– Может, все-таки отдашь? – вновь попросила бабку Вера.

– Нет, не отдам, – вновь отказала внучке Кира Павловна. – Все равно все ваше будет.

– Это когда еще, бабуль? – пожаловалась Вера.

– Скоро. Не волнуйся, – заверила ее Кира Павловна. – Наверное, и до юбилея не дотяну.

«Как же!» – не поверила ей внучка, но вслух не произнесла ни слова: просто села рядом с бабкой и прижалась к ее плечу.

– Ну что ты, что ты! – заворковала сбитая с толку Кира Павловна. – Ну что ты так убиваешься, Верочка?! Не надо. Ты ж не Нютька. Эта та, хлебом не корми, дай пореветь, а ты-то! Ты-то!

Вера закусила губу и подала бабушке ночную сорочку.

– Давай переодевайся.

– Счас, – заторопилась Кира Павловна и, наморщив лоб, подозрительно посмотрела на внучку. – А Мотю ты покормила?

Вера еле удержала сорочку в руках.

– А надо?

– А как же?! – возмутилась Кира Павловна и загробным голосом произнесла: – «Оставите мертвым погребать своих мертвецов».

Оставшись довольной произведенным эффектом, бабка подняла вверх руки, дала стянуть с себя комбинацию, надеть сорочку и укоризненно произнесла:

– Мы в ответе за тех, кого приручили.

– А это ты откуда знаешь? – Вера еле удержалась, чтобы не рассмеяться.

– Нютька сказала, – назвала источник Кира Павловна, а потом добавила: – Когда я эту лярву в подъезд хотела выбросить, потому что она мне все углы уделала, стервь такая!

– Это не Нютька, – автоматически исправила бабку Вера. – Это Экзюпери.

– Летчик? – блеснула эрудицией Кира Павловна и хотела было сослаться на «Три тополя на Плющихе» – свой любимый фильм, но потом передумала и, пошевелив губами, задумчиво произнесла: – Какая, хрен, разница?

– Уже никакой, – согласилась с ней Вера и помогла бабке забросить на кровать ноги, параллельно отметив, что трехкопеечную монету Кира Павловна засунула под подушку, видимо, подозревая внучку в самых низких намерениях. – Спи.

– Свет не выключай! – прокричала ей вслед бабка и старательно, как в детском саду по команде воспитателя, закрыла глаза, чтобы ровно через секунду вернуть Веру обратно: – А где Мотя?

«Черт его знает, где твоя Мотя!» – хотела прокричать из зала внучка Киры Павловны, но в присутствии покойника это делать было неловко, и она пока еще спокойно ответила: