Три

Чейз притянул меня ближе, и я свернулась на кровати рядом с ним, стараясь не прикасаться к его ранам. Он гладил меня по волосам и целовал в лоб, а я пообещала себе, что больше ничто и никогда не встанет между нами.

В следующую секунду я услышала выстрел.

Я соскочила с кровати и инстинктивно упала на пол. Позади меня Чейз пытался подняться. Монитор запищал быстрее, догоняя мой собственный рваный пульс. В коридоре началась суета, я схватила пистолет Такера и прижалась спиной к стене рядом с дверью. В ушах звенело, когда я заглянула за угол.

Сначала мне показалось, что Такер опирается спиной на стену, уронив голову вперед, как будто все еще клюет носом, и на короткий миг я подумала, что шум мне просто послышался. Но потом сложенные на груди руки Такера опустились, и я увидела на его ладонях темно-красные следы.

Я подбежала к нему и, проследив за его потрясенным взглядом, увидела стоявшего в коридоре Уоллиса, за спиной которого толпились мужчины и женщины. Они смотрели на Уоллиса, будто ожидая приказов.

Такера качнуло вперед, и костяшки его пальцев побелели, когда он схватился за металлический поручень на стене позади себя. Я схватила его в ту секунду, когда он соскользнул на пол, и ткань его халата порвалась у меня в кулаках.

Уоллис подошел к нам.

– Мне следовало послушать тебя с самого начала, – сказал он мне. – Ты говорила, что он нас сдаст. Я не послушал.

Его голос казался незнакомым, отсутствующим, словно из него высосали всю жизнь.

– Такер? – прошептала я.

Я не могла удержать его вес, и скоро мы оба оказались на полу. Голова Такера лежала у меня на коленях, а пальцами он тщетно скреб себя по горлу, как будто его душила невидимая рука.

– Такер, – снова сказала я.

Он закашлялся, захлебнувшись кровью, которая окрасила его губы. Потом вздрогнул и затих, будто глубоко вздохнув, перед тем как заснуть. Он посмотрел мне в глаза, и я не знаю, что в них увидел, но он улыбнулся, слабо, почти незаметно двинув губами.

– Похоже, я опоздал, – сказал он.

Жизнь оставила его, тело обмякло, а руки упали на пол. Я никогда не думала, что сделаю это. Я заплакала о нем.

Врач, дождавшись разрешения Уоллиса, неуверенно приблизился, прижал два пальца к шее Такера, всего на несколько секунд, и покачал головой.

Я подняла глаза на Уоллиса:

– Что вы наделали?

Он в замешательстве нахмурил брови, как будто ответ был ему очевиден.

Тело Такера отнесли на стоянку к остальным, умершим в клинике. Люди Три разделили пространство на две части: в одну сторону бросали солдат, словно мешки с мусором, с другой лежали заключенные и члены Три, сражавшиеся на базе Шарлотта. Их накрывали простынями и укладывали в ряд.

Я не знала, что случится с теми и другими телами, но заставила освободившихся заключенных отнести тело Такера к мятежникам. Я вытерла его лицо и сама накрыла его простыней. Это самое меньшее, что я могла сделать, после всего, через что мы прошли.

Когда я стояла над телом Такера, принесли Девитта и положили рядом. Плохой парень, ставший хорошим, и хороший, ставший плохим. В конце это не имеет значения. Все мы одинаковые.

Мы с Чейзом провели в клинике еще одну ночь. Проходили часы, и клинику заполнили повстанцы, пережившие битву. Очень скоро вестибюль был переполнен ранеными бойцами, у некоторых были серьезные ожоги, у других переломы, у многих – слишком многих – огнестрельные ранения. Персонал больницы бегал от пациента к пациенту, и некоторое время я помогала, чем могла: подавала бинты, держала людей, пока сестры и врачи зашивали их, или устраивала поудобнее, чтобы они могли умереть, не испытывая боли. Все это время внутри меня зрело стремление уйти.

Врач рассказал нам о пожилой женщине, которая жила неподалеку и сочувствовала нашему делу. На второй день, незадолго до наступления темноты, один из санитаров помог мне перевезти Чейза и еще троих раненых к ней домой, на ферму, которую огораживал забор с написанными от руки предупреждениями: «Осторожно, злая собака». Шесть ночей, пока Чейз выздоравливал, мы прятались у нее в подвале. Она приносила нам еду и воду, антибиотики, которые смог отдать врач, и новости о сопротивлении.

Ночью мы слушали репортажи Фэй Браун.

К концу первой недели гражданские захватили девять баз. Солдаты, пережившие восстания, бежали, некоторых выдавали, другие просто исчезли. И в каждом городе, где были захвачены базы, в руках сражавшихся находили поддельные Статуты.

Бывший президент спустился из своего убежища в горах и начал произносить речи, Фэй даже удалось взять у него эксклюзивное интервью. Он говорил, что дни ФБР сочтены. Настало время сложить оружие и принять неизбежное. Демократия вернется в Соединенные Штаты. Статут стал историей. Мы снова восстановим страну. Звучало хорошо, но всему этому только предстояло случиться. Он не оправдывал насилие, но и не отрицал, что знает о Три. По радио он звучал немного иначе, чем тот человек, который показывал мне любимые книжки своего сына. Наверное, сильнее. Не как старик.

На седьмой день я помогала Чейзу сесть на пассажирское сиденье фургона МН, когда в ворота на задний двор фермы въехал разбитый серебристый автомобиль. Мужчина, вышедший через водительскую дверь, выглядел на десять лет старше, чем в день падения базы Шарлотта. Его волосы теперь были вымыты и завязаны в хвост черным шнурком, но на висках появилось больше седины.

– Слышал, вы уезжаете, не попрощавшись, – сказал Уоллис, прислонившись к боку синего фургона и ритмично барабаня пальцами по металлу возле бедра.

Не знаю, как он нас нашел. Всю прошедшую неделю я старалась не называть наших имен и не выдавать информацию, которая могла бы указать, кем мы были.

– Мы уезжаем, – подтвердила я.

– Полагаю, что не смогу убедить вас остаться. Впереди еще много работы.

Он посмотрел на небо, как делают люди, когда почувствуют, как на них что-то капнуло.

– Мы не можем остаться, – сказала я. Чейз взял меня за руку, и Уоллис это заметил.

– Да, – сказал он. – Что ж, если передумаете, вам всегда рады в моем лагере.

Я едва не спросила, где он будет располагаться, но предположила, что он и сам еще не знает. Он был последним оставшимся лидером Три, борцом за идею. Я осознала, что, наверное, никогда полностью ее не пойму. Однако я знала: кровь на его руках – кровь Такера и кровь Билли тоже – никогда не смыть. Она останется на нем до конца его дней, и, возможно, именно по этой причине он никогда не перестанет сражаться. Это единственное, что еще придавало смысл его действиям.

Я шагнула к Уоллису и пожала ему руку. Он заключил меня в объятья, и я неловко похлопала его по спине.

– Возьмите мою машину, – хрипло сказал он, вложив мне в ладонь тусклый серебристый ключ, и почесал шею, отказываясь встречаться со мной взглядом. – В багажнике две полных канистры топлива. Еды мало, но воды хватит по крайней мере на пару дней. В бардачке лежит карта. Приграничные патрули в Южной Каролине отозваны для поддержки оставшихся баз. Вы без проблем въедете в Красную зону, но я бы все-таки придерживался второстепенных дорог. – Он помолчал. – Считайте это возмещением за то, что я выгнал вас из «Веланда». Полагаю, не самое умное из моих решений.