Трибуле

– Да, граф.

– А что касается Лантене…

– Вы еще не схватили его?

– Он выскользнул из моих рук благодаря вмешательству своего сообщника Манфреда.

– Крепкие ребята! – задумчиво произнес король.

– Большие негодяи, сир!

– Не хотите ли вы провести операцию, чтобы поймать их?

– Хотя, сир, и к такой операции всё готово.

– Когда она начнется?

– Сегодня вечером… Точнее – в полночь, сир.

– Отлично… Полночь – именно то время, какое мне нравится. Идите, Монклар, и не забудьте сообщать мне новости о здоровье преподобного отца Лойолы дважды в день.

– Я передам ваши добрые слова его преподобию, сир. Убежден, что благие пожелания короля в немалой степени поспособствуют излечению святого человека, если, конечно, Божье милосердие позволит ему пребывать на нашей грешной земле. Где он совершил столько богоугодных деяний

Монклар вышел, дружеским жестом поприветствовав короля.

«Мне кажется, – подумал монарх, – что мой главный прево питает повышенный интерес к Лойоле, даже больше, чем к Богоматери… И неужели этот чудовищный бандит не мог нанести свой укол чуточку точнее?.. Надо бы разобраться в этой странной дружбе монаха с Монкларом…»

К шести вечера, как и приказал король, Ла Шатеньере и д’Эссе явились в Лувр и сообщили о своем прибытии королю.

На этот раз вместе с ними пришел и Сансак. Король по-дружески обнял его.

– Что же они с вами сделали, бедный мой Сансак! – промолвил он, внимательно посмотрев на придворного, только что снявшего шелковую маску, прикрывавшую его лицо.

Оно выглядело ужасно. Широкий шрам тянулся от лба к подбородку.

– Да, – с горечью отозвался Сансак, – я навсегда обезображен и вынужден теперь носить маску, чтобы не пугать женщин.

– Искренне сочувствую тебе, – сказал король. – Ты так гордился своей красотой, которую можно было сравнить с ликом Аполлона!

– Я отомщу, сир, – ответил Сансак. – Желание мести выгнало меня их моей норы, где я все еще прячусь и откуда выхожу только по ночам, словно какой-нибудь филин… Слышал, что сегодня вечером предполагается уничтожить бандитов. Я хочу участвовать в этой резне, черт меня побери! И горе этому Манфреду, если только он попадется мне под руку, на что я очень надеюсь!

– Мы все там будем, – сказал король. – Черт возьми! Я хочу помочь тебе, Сансак! Но признаюсь, что там будет знатная рубка…

– О, сир! Я слишком хорошо это знаю.

– Значит, в бой! Наши шпаги что-то подзаржавели. Надо, чтобы враг был недостоин наших ударов, во всяком случае. Это будет ночь развлечений для нас…

– Сир! – вступил в разговор Ла Шатеньере. – Я счастлив видеть, что у Вашего Величества не осталось беспокойства, овладевшего им минувшей ночью…

Король внезапно помрачнел. Он пытался забыть давящий ужас, какой он обрисовал Рабле. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы оставаться внешне спокойным.

– Да, всё прошло, – заметил он. – Но ваш вопрос заставил меня вспомнить об объекте нашего рандеву. Следуйте за мной, господа…

Король поспешно накинул плащ, и они вчетвером покинули Лувр. Оказавшись на улице, король возглавил шествие; трое его спутников следовали в некотором отдалении.

– Куда он, черт побери, ведет нас? – тихо спросил Ла Шатеньере.

– Мне кажется, – ответил Эссе, – мы идем к усадьбе Тюильри.

– Отлично! Видимо, он хочет помириться с прекрасной фероньеркой?

– Вряд ли она его простит.

– Да нет! Она будет просто счастлива! – возразил Ла Шатеньере.

Сансак ничего не сказал; он размышлял о мести, и королевские амуры оставляли его совершенно равнодушным.

Да, король направился именно в Тюильри. Он так же, как и Сансак, хранил молчание и предавался грезам об отмщении, которое он намерен был совершить собственноручно.

Он предполагал, что Мадлен Феррон может вернуться в дом давних встреч.

В глубине души он надеялся, что Мадлен солгала, что она только представлялась будто больна ужасным недугом. Он допросит ее. Силой или убеждением он вырвет признание. И если окажется, что он действительно заражен неизлечимой болезнью, то он схватит ее и отдаст на растерзание главному прево, он выдумывал для брошенной любовницы утонченные муки…

Через какие-то четверть часа король остановился.

Они находились прямо перед домом Мадлен Феррон.

Справа виднелись темные очертания строений черепичной фабрики, слева находились пустынные поля.

Трое дворян остановились на некотором расстоянии, но король дал им знак приблизиться.

Дом встретил их темным фасадом.

– Мы войдем туда, – сказал король.

– Все вместе? – удивился Ла Шатеньере.

– Да… Если я верно понял характер некой персоны, которую здесь разыскиваю, то четверых мужчин хватит, чтобы справиться с ней.

Король произнес эти слова таким тоном, что спутники его вздрогнули.

– Что же это за персона, сир?

– Увидите.

– Будем стучаться? – спросил д’Эссе.

– Ни в коем случае!.. Попытаемся войти бесшумно…

Франциск I пошел в обход дома и скоро добрался до маленькой садовой калитки, которую однажды вечером Мадлен открыла Манфреду.

– Узнаешь эту дверь? – спросил д’Эссе у Ла Шатеньере.

– Черт возьми! Нас здесь четверо, познакомившихся с этим проходом, хотя и в различных обстоятельствах.

– О чем вы? – спросил король.

– Говорим о том, что где-то поблизости Сансак пропустил удар, изуродовавший его лицо.

Тем временем король вынул из камзола маленький ключ и попытался открыть дверь.

– Должно быть, сменили замок, – признался он после нескольких тщетных попыток.

– Стена не очень высокая, сир, – заметил Сансак.

– Способ довольно примитивный, ей-богу, но за отсутствием лестницы…

– Ваше Величество намерен рискнуть?

– Да… Сделайте мне ступеньку и ждите здесь.

– А если вдруг непредвиденная опасность?

– Тогда я позову вас.

Ла Шатеньере и д’Эссе сплели кисти рук, король поставил на эту опору ногу и легко запрыгнул на верхушку стены.

В эту минуту Франциск I забыл все свои горести и страхи перед болезнью, которая, как он думал, настигла его, забыл и про бандитов, и Монклара, и Доле, и Лойолу. Он даже почти забыл о цели своего визита в таинственный дом…Король был в своей стихии, жажда приключений овладела им – та страсть, которая заставляла его проникать ночью в чужой дом, словно грабителя. И это чувство доставляло ему особое удовольствие.