Тридцать дней войны

16 мая 1930 года французское и китайское правительства подписали Нанкинский договор, по которому хуацяо в Индокитае могли пользоваться, если пожелают, статусом иностранцев, то есть не подлежать местной вьетнамской юрисдикции. Чтобы заставить гоминьдановские войска, оккупировавшие северные провинции Вьетнама в 1945 году для разоружения, согласно решению Потсдамской конференции, японской армии, «вернуть» территорию, Франция, не имевшая никакого права выступать от имени Вьетнама, провозгласившего независимость, подтвердила 28 февраля 1946 года действие Нанкинского договора. Между Чан Кайши и Парижем была достигнута, по существу, та же договоренность, к которой стремился потом, в 1954 году, и Чжоу Эньлай. Хайфон предполагалось, подобно Гонконгу, объявить открытым городом. Китайские граждане получали права беспошлинной торговли во Вьетнаме, свободного перемещения и занятий политической деятельностью. Вплоть до 27 мая 1949 года китайцы могли пересекать границы Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, в соответствии с договоренностью с французскими колониальными властями, без предъявления каких-либо документов.

Период наивысшего расцвета китайской компрадорской буржуазии в Индокитае и в особенности в южных провинциях Вьетнама и Сайгоне — годы американской интервенции. Хуацяо Шолона монополизировали минимум 80 процентов торговых, промышленных и банковских компаний. Появились китайские «короли» цемента, железа, консервов, риса, колючей проволоки, одежды, в том числе обмундирования… Их семьи устанавливали тесные контакты с марионеточными генералами и министрами. У военно-бюрократического режима Сайгона, порожденного неоколониалистским вмешательством, оказались общие интересы с компрадорской буржуазией хуацяо. Крах антинародного режима, воссоединение Вьетнама, социалистические преобразования в южных провинциях полностью подорвали положение китайской торговой и финансовой буржуазии. А это наряду с твердым курсом правительства СРВ на укрепление национального суверенитета, его нежеланием уступить нажиму и диктату Пекина, решительным отпором полпотовской агрессии на юго-западных границах китайские руководители посчитали для себя «вызовом»… В августе 1978 года, принудив многие семьи хуацяо сорваться с насиженных мест, а затем внезапно закрыв на своей территории контрольно-пропускные пункты перед ними, власти КНР рассчитывали создать для Вьетнама непреодолимые трудности. На ханойском вокзале, где сконцентрировались тысячи людей, оказавшихся в ловушке, — назад ехать некуда, поскольку все распродано, а переход границы стал невозможен, — пекинская агентура спровоцировала вторую волну беспорядков. Разгрому подверглись прежде всего гостиницы, где остановились будущие реэмигранты. Хулиганы ринулись па железнодорожные пути ханойского центрального вокзала, в прилегающие к нему улицы. Словно по бикфордову шнуру, сигнал к бандитским выходкам передавался по железнодорожной ветке до Лаокая. В другой пограничной провинции — Лангшоне — десятки хуацяо бросились на вьетнамских пограничников с палками и ножами.

— На эти бесчинства трудно смотреть… Пограничник Ле Динь Тинь, пытавшийся урезонить зачинщиков беспорядков, оказался смертельно ранен, — рассказывал в те дни начальник железнодорожного узла в Лангшоне. — И это сделано в то время, когда идут переговоры по вопросу о лицах китайской национальности, проживающих в нашей стране!..

Через несколько недель, пробираясь из-под города Донгданга, расположенного в 2 километрах от границы, в сторону Лангшона, вокруг которого разгоралось сражение, я натолкнулся в лощине, среди каких-то древних укреплений, на замшелую стелу. Ее бороздили полуистершиеся иероглифы. Я прочел: «Не каменные стены — соблюдение договоров бережет границы». Стелу поставили здесь в назидание захватчикам с севера предки нынешних вьетнамцев еще двести лет назад.

Помогая ДРВ в первые годы ее существования в строительстве шоссейных и железных дорог, китайские власти, словно бы специально предвидя напряженность в отношениях с соседом, предусматривали в соответствующих проектах возможность создания в будущем определенных трудностей для вьетнамцев. Так, они тянули с возведением нового моста через реку Красную близ Ханоя. Старый мост Лонгбьен, собранный в начале века по проекту Эйфеля, автора знаменитой башни в Париже, давно стал слишком узким для столичного промышленного района с его растущей экономикой. Из-за этого на дорогах, ведущих на север, постоянно образовываются транспортные пробки, парализующие автомобильное и железнодорожное движение. Любая переброска людей, техники, материалов из южных провинций через столицу в Лангшон, Каобанг и Лаокай сопряжена с огромными трудностями. В то же время специалисты КНР на совесть потрудились по обеспечению стыковок дорог своих южных районов с инфраструктурой соседних вьетнамских провинций. При этом нередко так называемые «нулевые отметки» километража на дорогах искусственно переносились в глубь вьетнамской территории, а вслед за этим как бы «передвигалась» и линия границы. В частности, по «техническим причинам» железнодорожные пути Вьетнама и Китая в провинции Лангшон были соединены на 300 метров южнее исторической границы.

В Лангшоне я был много раз. Небольшой город на берегу реки Киконг, течение которой кажется густым и тягучим замесом краснозема, намытого с берегов, примечателен немногим. Остатки старой крепости, гроты, живописный базар, заполненный ярко одетыми мео, нунгами и зяо, госпиталь да стадион — вот практически и все. Нет в городе и особенно крупных предприятий, если не считать механических мастерских, обслуживающих в основном железную дорогу Ханой — Пекин. В последние же месяцы 1978 года обращало на себя внимание большое число военнослужащих в городе. Иногда вдруг на Черепичные крыши небольших зданий обрушивался грохот и свист двигателей уже пролетевших вьетнамских сверхзвуковых самолетов, которые, как правило, начинали над городом разворот и набор высоты, чтобы не попасть в воздушное пространство Китая.

Приехав в Лангшон в январе 1979 года, я, как обычно, остановился в небольшой гостинице близ католического костела, во дворе которого постоянно копались на овощных грядках какие-то женщины. Вокруг сновали ребятишки с челками на стриженых головенках, будто сошедшие со старинных картин на шелке, — в центральных провинциях таких причесок детям давно не делают. На неровном, поросшем мочалистой травой стадионе, втиснутом между старинными казармами, построенными в прошлом веке для частей французского иностранного легиона, с утра и до вечера лениво топтались футболисты.

— В 1942 году мне довелось здесь играть против сборной железнодорожников в составе команды ханойских лицеистов, — вспоминал мой переводчик Фам Куанг Винь. — За игру нам платили по три пиастра. Фантастическое состояние…

Тройка МИГов бесшумно скользнула за пологие холмы южной окраины. Шум двигателей донесся, когда самолеты уже исчезли.

— А в 1965-м, в разгаре американских бомбардировок, Лангшон считался неплохим местом для эвакуации детей. Иногда я приезжал к пятилетнему сыну и оставался до вечера. Я ждал, пока он заснет. Невозможно было выдерживать его рыданий при расставании. Никто se знал, будем ли мы живы, увидимся ли еще…

Вновь появились самолеты, на этот раз грохот двигателей предшествовал им. Они летели медленнее. Это были другие, американского производства, захваченные в 1975-м в Сайгоне и Дананге, А-37. Футболисты бросили игру и смотрели на них.

Провинция Лангшон, административным центром которой является одноименный город, имеет около 250 километров общей границы с Китаем. Она обозначена на местности сорока с лишним столбами, а именно с номера 20 по номер 63. Ее пересекают, кроме железной дороги, три шоссе и бесчисленное множество горных троп. На всем протяжении этих 250 километров в марте — декабре 1978 года китайские солдаты совершили сотни нарушений границы. В январе 1979-го они перешли к прямым нападениям на вьетнамских пограничников. В ход пускались лопаты, топоры, палки, кирки, а то и штыки. С декабря — к этому моменту из провинции Лангшон перебралось в Китай около 30 тысяч хуацяо — китайские командиры погранзастав прервали всякую координационную связь с вьетнамскими пограничниками.

23 декабря в народный комитет Лаштяона поступило донесение: около 9 часов утра китайский разведывательный дозор взял в плен и увел на свою сторону четырех вьетнамских пограничников; налетчиков прикрывали крупнокалиберные пулеметы. Через три дня, 26-го, снова обстрел, на этот раз мирных жителей, переправлявшихся через реку в районе Биньнги. 15 января 1979 года сотня китайских солдат перешла границу с целью отбить арестованного народной полицией нарушителя в деревне Намтю общины Дойкон. Разгорелся бой. Китайцы снова ввели в дело тяжелые пулеметы. Перестрелки, атаки и контратаки длились более суток. Противник потерял 7 человек убитыми и десяток ранеными. У вьетнамцев потерь не было…

В конце января я перестал записывать детали пограничных стычек. Перестрелки становились обыденностью, шли практически повсеместно, и приходилось теперь следить за развитием обстановки на протяжении всей границы. А она становилась все напряженней. Начиная с 10 февраля китайцы открывали со своей стороны стрелковый огонь по всему живому, что попадало в поле их зрения на вьетнамской территории. Делалось это с целью отвлечь внимание наблюдателей от концентрации у границы новых воинских соединений, подходивших из глубины провинции Гуандун. Особую угрозу в начале января 1979 года создала большая группа китайцев, вклинившаяся во вьетнамскую территорию примерно на 2 километра. Она закрепилась на высоте 400, с которой непрерывно велись радиопередачи через мощные громкоговорители.

— Странное дело, — говорил командир лангшонских пограничников подполковник Хоанг Нинь, — они истошно выкрикивают с высоты ругательства, сыплют оскорблениями, грязной бранью, а то и палят попусту… Думаю, это не случайно. Разведка доносит: гвалтом и стрельбой прикрываются работы по оборудованию артиллерийской позиции. На высоту 400 протянуты глубокие траншеи…

Как сообщил в те дни заместитель председателя народного комитета провинции Лангшон Хоанг Ван Тхать, который почти все время проводил в приграничных общинах, было принято решение эвакуировать население из уездов, расположенных ближе 20 километров к границе. Закрывались школы, больницы, некоторые предприятия. В кооперативах, мастерских и цехах оставались ополченцы, готовые по тревоге взяться за оружие.