Тридцать три ненастья

Я метнулась в Домодедово, прихватив заранее собранную сумку. Василий ждал дома, ничего не закупив к столу, не прибравшись в квартире. Стало досадно и горько, когда он сообщил, что пригласил ребят на завтра. Давай, Танюшка, засучивай рукава!

Стол накрыла из того, что привезла, подкупив картошки, выпивки и овощей. Каково же было моё изумление, когда припожаловали гости – почти сплошь незнакомцы: художники и художницы, журналисты из Средней Ахтубы, Рубен Карапетян с Володей Мызиковым. А вечером, когда народ стал разъезжаться, пришла телеграмма: «Срочно возвращайся. Тебя отчисляют. Мзия».

– Да это они пугают! Не отчислят! – принялся успокаивать меня пофигист Василий.

Такого варианта я тоже не исключала, но плюнуть на ситуацию не могла. Упрекать его в чём-то не имело смысла. Он уже спал, а я перемывала посуду, собирала в кучки оставшуюся еду, стирала его заношенное бельё. Сказала себе: «Отчислят – ну и пусть! Лишь бы он был со мной!»

Наутро поехала в Волгоград. Тянуть Василия в аэропорт посчитала неразумным. Пусть догуливает на родной территории! Мы не плакали, расставаясь. Поцеловались, махнули друг другу на прощание. Вечером я была уже в Москве. Мзия покормила меня, уложила в своей комнате, рассказала, как ярился Сорокин:

– Он просто выходил из себя – ужас! Велел дать тебе телеграмму.

Приказал Нине Аверьяновне готовить приказ об отчислении. Таня, Таня, какой у тебя измученный вид! Почему ты не любишь себя? Его больше любишь?

Следующим днём был четверг – семинар. Я сразу же пошла к Сорокину.

– Ты уже здесь? Быстро обернулась!

Не предложив мне присесть, вперился долгим тяжёлым взглядом.

– Я тебя не отчислю, конечно. Межиров очень просил. Но хоть немного подумай о своей судьбе, курья твоя голова! Мы тебя включили в делегацию для поездки в Казахстан на 30-летие освоения целины. Лес-невский только тебя назвал для встречи с современными литературными критиками в ЦДЛ, а ты… Может, зазвездилась?

– Нет, Валентин Васильевич!

– Молчи! Даже непробиваемая Нина Аверьяновна тебя защищает. – И вдруг помягчел, сказал: – Садись. Рукописи-то куда-нибудь пристроила?

– Пока только в «Советский писатель».

– Надо в «Современник» пробиться. Я позвоню.

Милый Валентин Васильевич, я столько видела холодного равнодушия к себе, была готова к худшему, а вы… Да и не стою я такого милосердия!

– Можно идти?

– Иди, думай о поездке в Казахстан, готовь стихи.

– А когда вылетать?

– Не скоро ещё, в июне. Сразу после сессии. Но состав делегации уже утверждён.

Семинар в этот день вёл Лесневский, но мне совсем не хотелось говорить о стихах. Душа рвалась на улицу, в апрельскую Москву. За последние дни столько всего произошло, столько вопросов осталось без ответа. И никто ведь не гнал – сама загнала себя. Хотелось дышать ранней весной, выспаться наконец, съесть горячего супа. А Станислав Стефанович проводил монотонные аналогии стихов Мишки Андреева с ранним Заболоцким. Ужас! Какие здесь могут быть аналогии?

После семинара попросила Мзию:

– Свари, пожалуйста, супчика… У меня душа в полном надрыве. Слава богу, Сорокин меня пожалел. Я уж не думала, что выкручусь.

– А Вася-то что? Денег дал на обратную дорогу?

– Откуда у него деньги? Исхудал весь. Ждёт подкормки из Москвы. Представляешь, пошлю ему коробку с проводницей, а он идёт встречать передачу в сопровождении ещё троих обормотов, таких же голодных бедолаг. Чуть ли не всё сразу и съедается. Мзия, не дави на больное! Ну, не могу я включить эгоистку, не умею.

– Вижу-вижу! Сейчас буду суп тебе стряпать, с варёной колбаской, но по-грузински.

В общежитии столкнулись с Федей Камаловым.

– Подруги, вы что такие грустные?

– Ой, Федя! Татьяну чуть с ВЛК не отчислили, за прогулы.

– А кто из наших не прогуливает? Опять, что ли, к Макееву летала? Вот повезло мужику!

– У него день рождения был.

– Ну и что?

– Ну и то! Надо же было стол накрыть, гостей принять. А кто, кроме меня?

– Дура ты, Танька! Ему надо – сам бы и летал к тебе. Мы бы тут ему накрыли!.. – и захохотал.

– Федь, не знаешь, где денег заработать?

– Знаю. Лететь на заработки от ЦК комсомола – хоть на Север, хоть на Восток. В Сочи точно не пошлют. Могу посодействовать.

Фёдор Камалов был интересной личностью. Сам татарин, приехал из Ташкента, пишет по-русски. С юности начал печатать свои рассказики в «Пионерской правде», потом в «Комсомолке». Опекал трудную пацанву, играя с ними не то в «Зарницу», не то в индейцев. Комсомольские органы возвели эти игры в ранг организованных фестивалей с некоторым даже бюджетом. Отсюда и связи Камалова в ЦК комсомола! Как человек Федя был ясным и простым, без хитринки и подлинки. Я поверила его словам.

Через несколько дней он протянул мне листок: отдел, инструктор, телефоны – полный набор контактных данных.

– Тань, я позвонил. Мне обещали рассмотреть твою заявку. Только направление нужно взять на ВЛК, топай к Сорокину.

Без Василия решать такое серьёзное дело я не могла, но и обещать что-то было преждевременно. Дозвонилась и лишь слегка намекнула:

– Если в ЦК комсомола не откажут, куда бы ты хотел полететь?

– Конечно, на Дальний Восток! Ты думаешь, оплатят? Но одно условие: после сенокоса. А в Казахстан ты когда летишь?

– В июне. Может, не лететь?

– Решай сама. Я бы полетел. Это серьёзная командировка. Казахи умеют принимать. Давай договоримся: сейчас ты не рвись домой, а после Казахстана сразу приезжай в Клеймёновку. Дальше – по обстоятельствам. На день рождения я к тебе приеду.

В общежитие ехать не хотелось. Посидела на скамеечке против Герцена, покурила. Апрельские почки на кустах уже набухли, светило солнце, но зябко было ещё не по-весеннему. Сходить бы в ЦДЛ, выпить чашечку кофе с пироженкой, но не с кем. Из автомата набрала Иру Дубровину:

– Сильно занята? Может, в ЦДЛ сходим?

– О! А мы с Маринкой Нестеровой туда собираемся. Подруливай через часок.

– Я там буду ждать.

В ЦДЛ, если даже приходила туда одна, всегда находилась дружеская компания. Писатели покруче шли в дубовый зал, где прекрасно кормили и официанты перемещались с полотенцем через локоть. Не дюже денежный писательский пролетариат застревал в «пёстром» зале. Здесь было интереснее всего. Судьба могла усадить тебя с кем угодно: с Прохановым и Личутиным, с Кугультиновым и Передреевым, с Риммой Казаковой и прыгуном Валерием Брумелем. Но не по твоей охоте, а если пригласит кто-то из близко знакомых. Сидит, например, твой однокурсник Володя Дагуров с Брумелем, а ты входишь – Дагуров помашет рукой, подзовёт, усадит. И легендарный Брумель в минуту становится твоим знакомцем. Потом ещё кто-то подойдёт, ещё… Через час-полтора Брумель заявляет: