Тридцать три несчастья

— Пришлось выломать пару прутьев, — сказал Кингсли таким тоном, словно обсуждал доски в заборе, — он был очень зол.

— Неужели? — отозвалась я машинально, — откуда вы это знаете?

— Мне рассказал Майкл. Ну как, это является доказательством?

— Я точно знаю, что вас там не было, когда мы искали подвал с Рэдом. Кто вам сказал?

— Вы точно знаете, что никого не видели, — поправил меня он, — а это разные вещи.

— Где вы прятались?

— Я стоял прямо за вашей спиной.

— Э-э, нет, — протянула я, — я бы почувствовала.

— Вряд ли. И наконец, вы можете показать меня той женщине, которая находится у вас в спальне. Я уверен, что она меня признает.

— Это уже слишком, — проговорила я, — откуда такие подробности?

— Я объясню потом. Ну что, вы ей меня покажете?

— Не получится. Она выпила две таблетки снотворного и два стакана бренди. Сейчас она не в состоянии вспомнить даже собственное имя. И потом, у нее и так при упоминании о вас начинаются судороги.

— А у вас?

— Я судорогам не подвержена, — хмыкнула я.

— Вы меня боитесь?

— Во всяком случае, пока нет. А что, вы хотите, чтоб вас боялись? Это вам нравится? — поинтересовалась я.

— Меня это раздражает. Но к сожалению, это обычная реакция людей. Вы — первый человек, кто не испытывает страха от одного моего вида.

Я пригляделась к нему получше, ища какие-нибудь дефекты, от которых бы в дрожь бросало. Но не нашла ничего. Странно. Он вовсе не такой страшный, даже симпатичный, если честно. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов тот момент, когда я его все-таки испугалась. На секунду, но это все же имело место.

— Знаете, видала я людей и пострашнее.

Кингсли тихо рассмеялся.

— Значит, я не гожусь на роль убийцы?

— Годитесь. Любой бы сгодился. Но если бы людей сажали в тюрьму лишь за одно неподходящее выражение лица, там давно закончилось бы место.

— Стало быть, вы до сих пор не верите, что я — убийца?

— Если вы так говорите. Но, если честно, то вид у вас вполне вменяемый. У вас есть мотив, как у всех уважающих себя маньяков?

— Маньяк? Я — маньяк? — поразился Кингсли.

— Серийные убийцы, у которых есть мотив, объясняющий причину их действий, называются маньяками. Они одержимы какой-либо идеей. У вас не так?

— Мне необходимы эти убийства.

— Маньякам тоже. В этом вы похожи. Вы испытываете удовольствие?

— Нет, признаться, никакого удовольствия. Тем более, когда они молят о пощаде и рыдают. Но иначе я не могу добыть то, что мне действительно нужно.

— А что вам нужно?

— Кровь.

Кровь. Очень мило. И как это называется? Это было очень неприятно слышать, а тем более, видеть при этом его лицо и ощущать тот тон, которым было произнесено это слово. Сейчас мне было страшно. Еще как! Я чувствовала, что кровь, будь она неладна, отхлынула от рук и ног и они стали просто ледяными. И потом, мне казалось, что волосы на голове встали дыбом. Это, конечно, преувеличение, волосы встают дыбом только тогда, когда добровольно сунешь пальцы в розетку. Но не дай Бог испытать кому-нибудь ощущение, когда волосы встают дыбом!

Итак, мне было страшно, но я не подавала вида. Глупо трястись от страха, визжать и звать на помощь, когда это не поможет. К тому же, чего уж греха таить, гораздо сильнее меня волновала моя статья. Если я первая напишу об истинном убийстве, то Дэн поймет, что не ошибся, когда послал меня сюда и я останусь на этом месте. Потому что, честно говоря, мне надоело писать о разнообразных скандалах. И еще, будет сенсация, будет признание, а это всегда приятно.

— Угу, — отозвалась я для поддержания разговора.

— А почему вы не записываете? — вдруг спросил Кингсли.

— Вы даете мне интервью? Хотите, чтоб я это напечатала?

— Нет, просто все журналисты всегда все записывают. Вдруг пригодится.

— Я записываю, не беспокойтесь. У меня диктофон. Не отвлекайтесь, мистер Кингсли. Продолжайте. Итак, вы сказали, что вам нужна кровь. Зачем?

— Неужели, вы еще не догадались?

— Я не умею читать ваши мысли. И любые другие тоже. Кровь вам может быть нужна по десяткам причин. Пожалуйста, озвучьте вашу версию.

— Вы мне нравитесь, — вдруг сказал он и я здорово удивилась. Если это его версия, то более странной версии я еще не слыхивала.

Но спустя мгновение он продолжил, и я поняла, что это не относилось к делу.

— Вы умеете держать себя в руках. Я чувствую ваш страх столь же безошибочно, как вы, например, запах гари. Вы меня боитесь.

— А, ерунда, — отмахнулась я, — не обращайте внимания. Это пройдет. Итак, что вы говорили?

— Для начала я хотел бы кое-что вам продемонстрировать, чтобы у вас отпали все сомнения, и вы не думали, будто я — сумасшедший. Я вполне нормален, могу вас заверить.

— Человек, убивающий людей таким способом, не может быть абсолютно нормален. И потом, почему-то любой сумасшедший всегда думает, что он вполне нормален. Вот если бы только на свете не было людишек, которые так его раздражают!

— Вы всегда шутите или у вас случаются перерывы?

— Бывают, — честно признала я, — временами. Вы говорили о какой-то демонстрации?

— Да. Посмотрите на меня в зеркало.

Я приподняла брови.

— Зачем?

— Просто посмотрите и все. Сами все поймете.

Я в этом очень сомневалась. Да, с головой у него явно не все в порядке. Посмотрите, видите ли, на меня в зеркало. И что я там увижу, скажите на милость? Клыкастого монстра?

Я долго вглядывалась в зеркало, вертела его и так, и эдак, направляя на Кингсли, но не видела там ничего, кроме пустого кресла.

— Что-нибудь видите? — наконец спросил он доброжелательным тоном.

— Нет, — я покачала головой, — это фокус? Как вы это делаете?

— Никак. Меня просто не видно в зеркале. Могу также предположить, что меня не видно и на пленке.

— Блин! — завопила я, подпрыгнув, — это были вы! Точно, вы, теперь я вспомнила! Думаю, где же я вас видела! В гробу! Что вы там делали? Между прочим, на кровати спать куда удобнее.

— Неужели, вы все еще ничего не понимаете? Я считал, что вы умеете сопоставлять факты.

— И вы называете эти бредни фактами? — фыркнула я презрительно, — не смешите. Тоже мне, факты! Фигня.

— А вы никогда не задумывались, что все легенды и слухи должны иметь реальную подоплеку?

— Так говорят шарлатаны, выдающие себя за колдунов и уверяющие, что могут видеть тебя насквозь. Но это может и рентген. Господи…