Тридцать три - нос утри
Шрифт:
Конечно, он не совсем черный, а с зеленым отливом. На его выпуклой спинке от встающего солнца зажигаются искорки. И мне известно, что каждая искорка –
Глебка нагибается так низко, что с него срываются очки. Я подхватываю их с песка.
– Это... те самые?
– Конечно...
– А как же... Ведь одно стекло осталось в телескопе. А здесь оба...
– Оно и в телескопе, и здесь... Ты пойми: в этом мире все немного не так ...
– А как?
– Узнаешь... – Это он говорит с хитринкой, и я верю, что все будет хорошо.
Глебка встал, взял очки, но надевать их не спешит. Глаза у него... такие хорошие глаза, что мне хочется сказать: “Не надевай”. Только неловко почему-то.
Глебка говорит:
– Вообще-то
очки здесь не нужны. Я надел их просто так. Ну... чтобы ты узнал меня.– Я бы и так узнал!
– Я на всякий случай...
Надо бы сказать: “Спасибо, Глебка”. Но вы же знаете, мальчишки не любят нежностей. Я беру у него очки, дышу на них, потом протираю подолом ковбойки.
– Какие прозрачные. Столько лет прошло, а стекла как новенькие.
– Стекла не стареют. Они же – застывшие частички пространства.
– Правда? – говорю я. Просто так говорю. Вообще-то я и без того знаю, что Глебка прав.
– Конечно! Ты вспомни! Раньше, когда ты был старый, ты же часто работал в очках своего отца. Оправа их сделалась старомодной, а стекла все равно как хрусталь. Тебе они были в самый раз...”
1997 г.