Триединый
Шрифт:
Странно было слышать подобное от юноши из известного и уважаемого рода. Но в этом весь твой отец: он всегда удивляет.
Я попытался сопоставить слова Грегориса с тем, что видел дома. Скромное имение, пара слуг и прочее как-то не очень вязалось с образом отпрыска знатного рода. У меня забрезжила догадка.
— Дядя Грегорис, а что произошло с семьей отца? Она разорилась?
— Что? — удивился он. — С чего ты взял?
Не дождавшись ответа, продолжил:
— Нет, род Ардисс процветает, как прежде.
— Я иначе представлял себе процветание, — вырвалось у меня разочарованное бурчание.
— Не совсем понимаю тебя, — озадачился Грегорис. Он даже перестал резать истекавший соком кусок жареного мяса. —
— Разве есть кто-то еще, кроме отца? — вопросом на вопрос ответил я.
— Конечно, — с убежденностью заявил собеседник.
— Почему тогда отец не говорил о других?
— Ну, — протянул Грегорис, — вернись мы на семнадцать лет назад, я бы предположил, что Эзерин обижен и раздосадован. Сейчас же… возможно, он все еще хранит эти чувства?
— На что обижен?
— На решение рода, конечно, — пожал плечами Гегорис. — Ведь его изгнали…
Глава 10
— Изгнали? Из-за того, что общался с вами?!
Грегорис замер, уставившись на меня. После запрокинул голову и расхохотался.
— Прости, Виктор, — насмеявшись, он вытер выступившие слезы салфеткой. — Мой род, конечно, не ровня Ардиссам, но не настолько плох, чтобы из-за этого… Нет, это произошло уже после школы.
— Что именно?
Собеседник помолчал, точно раздумывая рассказывать, или нет.
— Он встретил Росальбу и объявил, что женится на ней.
— И что в этом такого? — не понимал я. — Она ведь тоже аристократка.
— Все не так просто, Виктор, — Грегорис перестал есть и отложил вилку с ножом. — Даже в не самых знатных семьях старшие стараются планировать жизнь детей. Когда же речь заходит о влиятельном роде, вроде твоего, под контроль стараются взять любую мелочь. Каждый брак рассматривается исключительно, как средство усилить род, сделать его более могущественным. Поэтому сразу после рождения твоего отца был составлен список потенциальных невест, в котором учитывались знатность семей, положение в обществе, богатство, а позднее — и одаренность девочек в магии. К тому моменту, когда Эзерин пошел в школу, у него была невеста. От их союза обе семьи должны были получить очень и очень многое.
Как понимаешь, ни отец Эзерина, ни другие представители рода не хотели отказываться от своих планов. Вдобавок они элементарно не могли нарушить договоренности, не потеряв лица. Поэтому Эзерина поставили перед выбором: либо он подчиняется воле старших, либо его лишат наследства, права голоса на семейных собраниях и навсегда вычеркнут имя из родовой летописи. По сути, глава семьи грозился отобрать у него все, включая будущее. Ведь без поддержки рода изгой становится буквально никем. Это почти смерть.
Стоит ли говорить, что никто не сомневался в решении Эзерина? Даже я понимал, что как бы сильно твой отец ни любил, его судьба предопределена.
Но Эз не был бы собой, поступи так, как ожидают другие. Он ушел из дома, а спустя неделю прислал отцу заверенную нотариусом копию документа о браке с Росальбой Тенфиенн. С этого момента для рода Ардисс Эзерин умер. И одновременно перестал существовать для всего столичного общества.
Начиная с того дня, жизнь Эзерина превратилась в кошмар. Перед ним закрылись все двери, с ним никто не желал иметь дел. У них с Росальбой заканчивались деньги, а у твоего отца не было возможности заработать их. Эз стойко выдерживал все удары, но даже у самого сильного человека есть предел. Впервые за все время знакомства я увидел его на грани отчаяния, — сцепив пальцы, Грегорис сурово взглянул на меня. — Твой отец, Виктор, очень сильный человек. И до такого состояния его довело исключительно беспокойство за благополучие Росальбы.
Я кивнул, поглощенный историей. Голос Грегориса чуть изменился, лицо разгладилось.
— Не стану скрывать, я был счастлив, что сумел помочь ему
тогда. В то время я уже около года работал в Корпусе хранителей и сумел убедить начальника взять к себе Эзерина. На нашу удачу, Корпус был чуть ли не единственным местом в Иризии, где в первую очередь принимали во внимание способности человека, а потом уже все остальное.Благодаря уму и упорству, Эзерин быстро продвинулся в организации. Он даже обошел меня, — в голосе Грегориса не было ни обиды, ни зависти — только гордость за товарища. — Они с Росальбой снимали этаж в неплохом районе. Пусть и не купались в роскоши, но и не бедствовали. Потом у них появился ты… Даже когда тебе исполнилось пять и стало ясно, что ты… отличаешься от других детей, их жизнь, скажем так, была не самой плохой. У Эзерина имелись прекрасные перспективы… Представляешь, насколько поражен — и чего скрывать — зол я был, когда он неожиданно подал в отставку и уехал? Говорил, что только так сможет получить достаточно средств на твое лечение… Лишь теперь я понимаю, что это было не напрасно.
Умолкнув, Грегорис несколько минут глядел в пространство, думая о своем. Потом взял высокий бокал с бледно-розовым вином и неторопливо выпил половину. Я же, вернувшись к еде, размышлял о жизни и характере Эзерина. Надо же, ради жены он отказался от рода. А ради сына — от успешной карьеры. Черт, да у меня крутой батя!
— А что такое — этот Корпус? — поинтересовался я.
— Отец не рассказывал?
Получив отрицательный ответ, Грегорис попытался отделаться общими фразами. Он явно не желал рассказывать о своей работе и бывшем занятии отца.
Я вспомнил, что о хранителях упоминала Фиорелла. Может, она просветит меня насчет Корпуса? Нужно будет обязательно спросить ее.
До конца трапезы мы с Грегорисом болтали о всякой ерунде. Лишь когда подали десерт, я вспомнил о еще одном интересовавшем меня понятии.
— Дядя Грегорис, что такое инкилин?
Лицо Грегориса окаменело. Брови сошлись на переносице, взгляд стал цепким.
— От кого ты услышал это?
— Один ученик в школе сказал.
— Будь любезен, назови имя.
— Зачем?
— Встречусь с руководством «Стальных роз». Побеседую, чтобы такого больше не повторилось.
Мне совсем не улыбалась, чтобы Грегорис и учителя лезли в историю побоища в Сером переулке. Пускай, правила вроде были на моей стороне, неизвестно чем все может закончиться. Поэтому я вполне честно заявил Грегорису:
— Не знаю его имени. И, подозреваю, даже лицо не припомню. Но мне хотелось бы знать, что означают его слова.
Какое-то время собеседник безмолвствовал. Потом заговорил, подбирая слова. Из его объяснения стало понятно, что в аристократическом обществе Иризии приемлемыми считаются не все занятия. В число престижных входят те, что связаны с армией и государственной властью. Менее почетны, но вполне допустимы предпринимательство, наука (или то, что здесь ее заменяет), искусство и даже праздность. А вот наемный труд среди аристократов считается унизительным. Причем, если кто-то работает на члена своего рода — это вроде как нормально. Типа, все, что делается для повышения богатства и власти семьи в целом — хорошо. Но упаси господь служить кому-то из чужого рода! В глазах большинства благородных это немногим лучше предательства. Тех, кто вынужден работать на другой род, называют инкилинами и презирают.
— Я считаю это глупым предрассудком, — говорил Грегорис. — Постепенно отношение людей к подобному изменится. Но пока такого не произошло, ты не должен стыдиться отца…
— О чем вы, дядя Грегорис? — не выдержав, перебил я. — Любой труд — почетен. А мой отец — замечательный человек. И после вашего рассказа, я горжусь им больше чем когда-либо.
Грегорис пораженно смотрел на меня. Потом с серьезным лицом кивнул:
— Кровь есть кровь… Виктор, ты достойный сын Эзерина Ардисса. И настоящий мужчина.