Тригинта. Меч Токугавы

Глянул из-под длинной челки, ухмыльнулся и двинулся вглубь квартиры. Я покорно поплелась следом. Кроссовки, кое-где расползшиеся, с оборванными шнурками, сиротливо притулились у входной двери, как брошенные щенята.

– Твоя спальня.
– он распахнул дверь в светлую, просторную комнату.
– Ванная здесь же. Дальше - моя половина. Спальня, гостиная, кабинет и так далее... Без приглашения не входить. Шучу. Налево - кухня, столовая, направо - библиотека, зимний сад...

Вспомнился наш домик. Тот самый, в котором я выросла у дедушки с бабушкой. Три комнатки, удобства на улице. Летняя кухня, огород, виноградник, беседка.

Дедушка в сером саржевом кимоно сидит за низким столиком. Перед ним - тонкая рисовая бумага. Одним росчерком беличьей кисточки, едва касаясь листа, он пишет моё имя. Два иероглифа: "прежде всего, красота..."

– Эй, ты чего зависла?

Я моргнула, отвела взгляд от панорамы за широким, во всю стену, окном.

– Нерпивычно. Я выросла в предгорьях: степь, затем яблоневые сады на холмах, за ними - заснеженные вершины... Здесь не так.

– Домой хочешь?

Я дернула плечом. Какая разница, чего я хочу?

– Пойду в ванну. Слушай...
– я замялась.
– У меня из одежды - только то, что на себе. У тебя стиралка есть?

Штаны пропитались кровью, куртка - грязью, на майку вообще лучше не смотреть.

– Твои обноски реабилитации не подлежат. Выброси всё. Я тебе что-нибудь подыщу.

– Ух ты! На довольствие, стало быть, определяешь? А паек?
– он не поддался. Только голову опустил и, по-моему, посчитал до десяти.

– Иди уже, замарашка.

– На себя посмотри.

...Не отказала себе в удовольствии понежиться в ванне. С пеной, лосьоном, пахнущим сиренью, и морской солью. Погрузившись в горячую воду по самую шею, поняла, насколько чудесно это забытое ощущение.

В стае мылись, как придется: в речке, на колонке, из-под шланга... Зиму проводили на море - в тепле, но без комфорта. Точнее, это мне было неуютно спать на земле, есть из походной миски и мыться холодной водой. Марико, помниться, ради меня даже перешла на горячее питание: по вечерам мы разводили костер, что-нибудь варили в котелке или жарили на вертеле... В зависимости от добычи. У оборотней почти никогда не бывало денег, всё нужное доставалось охотой, обменом или шабашкой по случаю.

Я год не спала в постели, на простынях. И не принимала горячую ванну. Закрыв глаза, лежа в ароматной пене, чувствовала, как уходит усталость, мышцы расслабляются, а кожа наполняется влагой. Да, к хорошему привыкаешь быстро. Правильно сказал Тристан: замарашка. Золушки из меня не выйдет, разве что какая-нибудь сиротка - Марыся.

На кровати ждала шелковая пижама. Черная. Мой новый друг, я смотрю, не отличается фантазией в выборе цветов.

...Штаны пришлось затянуть поясом, чтобы не спадали, а куртка сделана, как кимоно. Дедушка носил кимоно, саржевые или бумазейные - летом, простеганные сашико - зимой. Никодим носил халат пао или рубашку ханьфу... А вот Яррист предпочитал белоснежные сорочки из сидхейского хлопка - того, который чуть царапает кончики пальцев. И костюмы вампирских брэндов: Манчини, Борджа или Сфорца. Это когда вылезал из своего любимого камуфляжа.

Сашка, да и другие оборотни в стае, довольствовались кожаными косухами и джинсами, а меня Марико научила носить короткие замшевые юбочки с бахромой и ковбойские сапожки... Она же заставила отрастить волосы, которые Никодим стриг мне сам, портновскими ножницами, "под мальчика".

Надеть кимоно было всё равно, что заглянуть домой. Всего на минутку: заглянуть в комнаты, почувствовать родной запах...

На глаза навернулись слезы. В сто пятьдесят четвертый раз представила, как бы сложилась моя жизнь, не погибни дедушка с бабушкой.

Я могла бы стать художницей. Друг дедушки, дядя Улукбек, говорил, что у меня прирожденный талант к технике сумиё-э. Никодим тоже говорил, что у меня талант. Но не к рисованию.

Если бы я могла изменить судьбу! Завести нормального парня, уютный дом... Но будем смотреть правде в глаза: я - киллер. Я не должна быть ни с кем. Потому что... Потому что, стоит мне расслабиться, почувствовать вкус к жизни, как случается что-нибудь плохое и всё рушится.

Так было, когда я потеряла стариков. Так было, когда я наконец простила Никодима и поняла, что отныне моя семья - это он; Так было, когда я вообразила, что Яррист любит меня. Так было, когда я поверила, что смогу быть счастлива в стае оборотней...

– Эй, ты что, спишь? Зову, зову, а она и ухом не ведет.
– я незаметно вытерла слезы.
– А чего глаза на мокром месте?

– Мыло попало.

– Ага, конечно...
– он скептически сморщил нос.
– Ладно, не дрейфь. Я поесть приготовил, а потом...
– он внезапно отвернулся.

– Что?

– Суп с котом.

Никак я не могу понять этого сидхе. То он милый, почти что друг, а то... Вот, как сейчас. Я расклеилась, а он, вместо того, чтобы утешить, надулся, как жаб.

Пока я плескалась в ванне, Тристан приготовил пасту с шампиньонами. Интересно, а где он продукты взял? Или у него вечный запас в морозилке? Ладно, на халяву, как говорится... А вообще недурно. Готовить он умеет.

– А почему сам не ешь?

– Сыт.

– И когда успел?

– Не твоя забота.

Я отложила вилку. В конце концов, что я такого сделала?

– Послушай, я могу уйти прямо сейчас, если ты передумал. Просто скажи.

Он невесело усмехнулся.

– Так и пойдешь, в моей пижаме?

Я дернула плечом и усмехнулась.

– Как-то я оказалась на Майорке. Без денег, паспорта и с огромным счетом в ресторане: Яррист привез отмечать мой день рождения. Он был мистер Романтик: цветы, шампанское, оркестр в мою честь... А потом извинился, и отошел в сортир. Всё.

Зачем я это рассказываю? Сама не знаю.

– И как ты выкрутилась?
– Похоже, Тристан приходит в себя.

– По всякому. Тебе будет неинтересно.

– Ладно, не обижайся. Я не на тебя злюсь.

– А на кого?

Он вздохнул.

– Бэлль Морт. Я наконец-то вспомнил, где тебя видел. Портрет в галерее Тэйт... Отмытая, ты очень похожа на... саму себя.

Я нарисовала автопортрет лет в шестнадцать, под руководством дяди Улукбека. Он его очень хвалил, а потом, никого не спросив, отослал на какой-то престижный конкурс. В конце концов портрет попал в Лондон и неожиданно прославился.

Я была изображена в рыцарских доспехах. Под определенным углом лицо, под низко надвинутым шлемом с пышным плюмажем, превращалось в череп.