Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas
Шрифт:
— Мы не ищем себе неприятностей, — возразил Гарри, сам не зная, почему пытаясь сделать вид, что не понимает, куда клонит Рон. — Хотя, если ты так и продолжишь торчать в дверях…
Губы Рона сжались, она зашел в комнату и закрыл дверь.
— Ладно, — произнес он, — давай займемся делом.
Подойдя к витринам, он начал их внимательно изучать: за стеклом красовались ряды всевозможных трофеев — кубки, щиты, мемориальные таблички, неярко поблескивающие золотом и серебром. В полумраке волосы Рона тоже тускло вспыхнули медью. Плечи его были напряжены, и Гарри знал, что
— Рон, — окликнул Гарри, — прости. Я понял, о чем ты. Я тоже скучаю, просто я думал о другом…
Рон кинул на него взгляд, слабый свет смыл синеву его глаз.
— Я заметил, — уронил он, — вообще-то я уже предлагал, но, если ты хочешь, мы можем поговорить сейчас…
Гарри подошел к самой большей витрине. Щит, на нем имя отца, факультет и позиция в команде. Ловец. Гриффиндор.
— Если это из того, что я мог бы сказать тебе, я бы сказал, — произнес Гарри, видя отражение Рона в стекле.
— Это о Гермионе? — стыдливо спросил Рон, пряча взгляд.
Гарри резко повернулся и удивленно взглянул на Рона:
— О Гермионе?
— Да нет, говори-говори… Я же понимаю, почему ты носишь свой шарф в помещении, — пояснил Рон, — между вами просто арктический холод.
— Ага, — кивнул Гарри, — она чувствует себя заброшенной.
— Это один из забавных побочных эффектов пренебрежения, — хмыкнул Рон и оторвал взгляд от своих ботинок. — Ты больше не любишь её?
Гарри остолбенел, словно Рон ткнул его булавкой:
— Я… что больше не делаю?..
— Ты меня слышал, — Рон снова уткнулся взглядом в свои ноги. — Иногда ты… э… ну, просто перестаешь что-то чувствовать к человеку и ничего не можешь с этим поделать. Но ты должен, должен ей сказать об этом, потому что нечестно заставлять ее все время ждать и удивляться тому, что с тобой творится, и…
— Ты скоро закончишь эту свою сентенцию? — резко перебил его Гарри.
Рон подавился словами и замолк с упрямым видом.
— Ты ей должен сказать, — снова повторил он.
Гарри тряхнул головой:
— Если бы было что ей сказать, я бы непременно сделал это. Но я люблю ее, и всегда буду любить — сказать ей что-то иное было бы ложью.
У Рона был такой ошеломленный вид, что Гарри сам удивился.
— Но ведь у многих людей так происходит — просто чувства пропадают — и все… Разве нет? — — А разве я похож на большинство людей? — Гарри потер лицо руками, снова почувствовав накатившую усталость. И опустошение. — Слушай, — чуть тише продолжил он, — я очень ценю, что ты присматриваешься и к Гермионе, и ко мне; я понимаю, как все выглядит со стороны — наверняка ужасно. Но я по-прежнему люблю ее. Просто иногда я беспокоюсь…
— О чем? — быстро подхватил Рон.
— Что она меня не любит.
— О… — пробормотал Рон и повторил, — о… Нет, уверен, что любит.
— Знаю, —
Гарри поднял голову и взглянул на Рона, по-настоящему взглянул, первый раз за несколько дней. Решительные синие глаза, четкая линия рта, знакомое лицо… — Все потому, что я не могу рассказать ей про своих родителей, — он сам удивился своим словам.— О родителях? — потрясенно повторил Рон. — А что с ними что-то… случилось?..
Нет, — ядовито подумал Гарри, — они все еще мертвы, спасибо, что спросил.
Однако вслух он сказал совсем другое:
— Да нет, я просто много думаю о них, они постоянно крутятся у меня в голове. Знаю, мне нужно поговорить с ней об этом, но… я не могу. Кроме того, не только я удаляюсь от нее. Она тоже удаляется от меня, — решительно произнес он. — Удаляется и становится какой-то… странной.
— Странной? — эхом повторил Рон.
Но Гарри не стал углубляться в подробности. Его глаза опять загорелись, как в тот миг, когда они вошли в Трофейную комнату:
— Эх, да вот же!
— Что? О, точно! — воскликнул Рон и опустился на корточки рядом с Гарри, который распахнул стеклянную витрину и вытащил бронзовую чашу, по краю которой красовалась следующая надпись: «За специальные заслуги перед школой. Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и Рональд Уизли. Год 1992».
— Мы собираемся использовать это? — спросил Рон.
— Естественно. Это же наше. Мы используем то, что захотим. Гермиона же говорила, что нам нужно что-то, напоминающее ту чашу на картинке. Вот она как раз и напоминает.
Рон усмехнулся:
— А я думал, мы используем специальную награду Тома Реддла.
Гарри хмыкнул.
— Блестящая идея. Но… Гермиона сказала, что нам нужна чаша.
— Зачем? Какая по сути разница? Все равно мы изменим ее с помощью Трансфигурации.
— Ага, — кивнул Гарри, — однако это должно быть очень-очень слабое заклинание, потому что сильное могут уловить детекторы музея. И оно со временем должно исчезать. И чем больше предмет будет похож на то, что там находилось раньше, чем дольше никто ничего не заметит.
Рон тряхнул головой:
— Интересно, а кто-нибудь в курсе полного и подробного плана грабежа за исключением Гермионы?
Гарри поднялся и помотал головой:
— Нет. Но ей я вполне доверяю.
Лицо Рона странно перекосилось. Потом он улыбнулся и протянул руку, чтобы коснуться чаши в руках Гарри.
— Помню-помню, как мы получили ее. Второй курс…
Гарри внимательно взглянул на Рона: что-то в этих словах ему не понравилось, словно его друг оплакивал прекрасный и навсегда ушедший Золотой Век.
— Да, я помню. Хочешь понести ее?
Но Рон помотал головой и засунул руки в карманы.
— Нет. Да все нормально, — и перевел взгляд на дверь. — Пора.
Рон пригнулся, и Гарри набросил на них мантию-невидимку, укрыв их обоих от чужих глаз.
Когда Рон с Гарри вернулись в библиотеку, Джинни уже ушла, за столом сидели Драко и Гермиона. Она уронила голову на руки и, казалось, спала. Драко читал. Увидев подходящих Рона и Гарри, он приложил палец к губам.